Буддист - Доди Беллами

читал мои тексты, о чем он думал? Мои отношения с ним имели оттенок перформанса – в том смысле, что о нем знали еще несколько человек и они с нетерпением ждали новостей. Даже те, кто знал его имя, называли его Буддистом. Друзья спрашивали меня: «Как дела с Буддистом?», «Ты собираешься переспать с Буддистом?» Им было в радость услышать о ком-то не из нашего мира. Начни я встречаться с кем-то вроде Дэвида Буука, они бы только закатили глаза. Такое они видели уже миллион раз. И именно эта вовлеченность сообщества привела к тому, что в какой-то момент Дэвид решил: «Никаких больше поэтесс!» Серьезно, кому хочется перетрахаться со всей тусовкой? Никому, кроме самой тусовки.

Буддист подогревал мой интерес своей ужасной скрытностью: например, он слал мне соблазнительные письма, переходившие все границы, но не признавался, гетеросексуал он, гей или кто. Он говорил, что это не имеет значения, а для меня, напротив, это было очень важно. В конце концов он признался, что гетеро, и моя небольшая аудитория коллег-писателей жадно смаковала эту деталь. Позже я объявила им, что у Буддиста есть партнерша – они с жадностью обсасывали и это. Затем я сообщила им, что вычитала в New York Times, что он женат! Это тоже пришлось им по вкусу. Затем он сообщил мне, что на самом деле они не женаты, он просто соврал, когда оформлял страховку. Эксклюзив! На самом деле ни один из его секретов не вызывал любопытства; это всё были банальности. Типичная изворотливость женатого изменщика. Буддизм придавал всему этому ауру таинственности, поскольку большая часть нашего онлайн-романа происходила во время его ретритов. Он был типа буддийский священник. Никогда бы не подумала, что ведущий ретрита будет сидеть в своей комнате, пить пиво и писать своей далекой подружке о том, как ему скучно и одиноко, – притом что его «партнерша» тоже на ретрите! И тем не менее я с нетерпением ждала его писем. Когда он приехал в Сан-Франциско, чтобы встретиться со мной, то отказался отвечать, каким рейсом прилетел, потому что не любит, когда люди знают, чем он занят, – моим друзьям особенно понравилась эта история. Утром в день нашей встречи он написал мне кучу странных агрессивных писем, очень неприятных. Уже вечером за ужином он объяснил, что чувствовал, будто обязан радостно предвкушать встречу со мной – а он не любит, когда его к чему-то обязывают, потому и написал. Он сказал, что ему тяжело управлять гневом. Что он печально известен своими трудными отношениями, потому что склонен замыкаться в себе. За несколько дней до его приезда я перечисляла Донне де ля Перьер его недостатки – после каждого пункта Донна восклицала: «Есть!» К концу списка мы сгибались пополам от хохота. Встретившись с ним в ресторане, я выскользнула в уборную, чтобы написать ей о своих первых впечатлениях.

Когда Буддист меня бесил, я выкладывала кусочки его писем в фейсбук. «Вот как Буддист смеется над тобой: „Твое самозабвенное сострадание достойно изумления, не так ли?“» «Вот как Буддист заканчивает оскорбительное письмо-нападку: „Да обретут все тела покой и легкость“». Люди лайкали их или оставляли комментарии. Я отправила особенно безумные отрывки из его писем знакомым писателям, чтобы узнать их мнение. Они поддерживали меня. Они говорили, что он ужасен. Они советовали избавиться от него.

Ариана Рейнс:

о доди, какой кошмар. не знаю всех подробностей, но он похож на нехудожника, вдохновленного твоими произведениями и необузданной эмоцией внутри, он думает что типа творит искусство играя с тобой в эти игры, потому что не станет же он рисковать своими чувствами не знаю. возможно он из тех кто может справляться с эмоциями лишь когда они поступают в каком-то обработанном виде. не нравится он мне. ну наверное ни к чему не обязывающий флирт это тоже некая техника доминирования, а поддразнивание + запирательство эротичны. до какой-то степени. и не для меня! ненавижу когда мне так ебут мозг, просто нет, ну или я превращаюсь в грубую садистку. думаю мне бы не хватило духу на такие игры, а может я слишком слаба для такого.

Ну конечно, всё закончилось плохо. Недавно я попыталась разрулить ситуацию с Буддистом. Полный провал. Брэдфорд Нордин о моих попытках: «Может, все эти ужасные переживания стоит направить в работу, чтобы душевная боль приносила пользу, становилась произведением? Оно уже написано (притом хорошо), так зачем ты прячешь голову в песок?» Брэдфорд имеет в виду недавно законченный рассказ/мемуар на тысячу слов под названием «Буддист», текст настолько непристойный, что краснеет душа. Тысяча слов звучит вполне достаточно; больше писать о нем – «по-настоящему» писать – у меня нет никакого желания. Мне нравилось работать сжато, придавая этой вульгарной и пустячной истории тонкость. Я даже придумала сюжетную линию главного героя, как это делают в художественной литературе. Момент «сейчас» длится несколько минут, но содержание расширяется и вихрем выбирается за рамки, как будто «сейчас» – это центр торнадо, а всё остальное вертится вокруг. Меня всегда поражало: какой бы личной или болезненной ни была тема, за которую я берусь, в какой-то момент всё сводится лишь к поиску формы, а я превращаюсь в безумного биолога, который тяжело дышит себе под нос, прикалывая булавкой к картонке еще живую и трепещущую бабочку. Конечно, я думаю о Набокове. Стоит ли тысяча слов и компания, которую я развлекала целых пять месяцев, всей этой боли? И да, было и удовольствие. Я как будто попала в секту, странную нарциссическую секс-секту имени Буддиста. Ни за что бы от этого не отказалась.

* * *

11/10/10

Слабость вопреки

Недавно выложила в фейсбуке цитату Октавио Паса: «Когда общество делает всё, чтобы обезличить нас, что не так с сильным, сведущим, ответственным „я“, плачущим в темнеющей глуши?» Нада Гордон возразила мне: «А что не так со слабым, невежественным, безответственным „я“?» Критика Нады к месту: признавать, что нужно быть сильными, сведущими или ответственными, чтобы иметь право высказываться, означает принимать риторику западного капитализма, отрицающего инаковость и подавляющего целые пласты человеческого опыта. Вот к чему я вела в посте о выставлении чувств напоказ и возвышенном страдании: демонстративное принятие собственной уязвимости и разъебанности, смущающее и оскорбляющее всех блюстителей нравов, – мощная феминистская стратегия. Писательство – тяжелая работа, я не понимаю, как можно писать с позиции слабости. Иногда я могу начать с этого, но акт присвоения слов ставит меня в позицию силы. Отрицание поведения или переживаний, которые считаются слабыми или «феминными», – это не феминизм и не квир, это гетеронормативность до