Стихотворения - Давид Самойлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я, бывало, на нарах вагонных лежал.
Мне казалось — вагон не бежал, а стоял,
А земля на какой-то скрипучей оси
Поворачивалась мимо наших дверей,
А над ней поворачивался небосвод,
Солнце, звёзды, луна,
Дни, года, времена…
Мимо наших дверей пролетала война.
А потом налетали на нас «мессера».
Здесь не дом, а вагон,
Не сестра — медсестра,
И не братья, а — братцы,
Спасите меня!
И на волю огня не бросайте меня!
И спасали меня,
Не бросали меня.
И звенели — ладонь о ладонь — буфера,
И состав
Пересчитывал каждый сустав.
И скрипел и стонал
Деревянный вагон.
А в углу медсестра пришивала погон.
А в России уже начиналась весна.
По откосам бежали шальные ручьи.
И летели недели, года, времена,
Госпитальные койки, дороги, бои,
И тревоги мои, и победы мои!
1962
«Стих небогатый, суховатый…»
Стих небогатый, суховатый,
Как будто посох суковатый.
Но в путь, которым я иду,
Он мне годится — для опоры,
И на острастку пёсьей своры,
Для счёта ритма на ходу.
На нём сучки, а не узоры,
Не разукрашен — ну и что ж!
Он мне годится для опоры,
И для удара он хорош!
1962
«Странно стариться…»
Странно стариться.
Очень странно.
Недоступно то, что желанно.
Но зато бесплотное весомо —
Мысль, любовь и дальний отзвук грома.
Тяжелы, как медные монеты,
Слёзы, дождь. Не в тишине, а в звоне
Чьи-то судьбы сквозь меня продеты.
Тяжела ладонь на ладони.
Даже эта лёгкая ладошка
Ношей кажется мне непосильной.
Непосильной,
Даже для двужильной.
Суетной судьбы моей… Вот эта,
В синих детских жилках у запястья.
Легче крылышка, легче пряжи,
Эта лёгкая ладошка даже
Давит, давит, словно колокольня…
Раздавила руки, губы, сердце.
Маленькая, словно птичье тельце.
1962
ДВОР МОЕГО ДЕТСТВА
Ещё я помню уличных гимнастов.
Шарманщиков, медведей и цыган
И помню развесёлый балаган
Петрушек голосистых и носатых.
У нас был двор квадратный. А над ним
Висело небо — в тучах или звёздах.
В сарае у матрасника на козлах
Вились пружины, как железный дым.
Ириски продавали нам с лотка.
И жизнь была приятна и сладка…
И в той Москве, которой нет почти
И от которой лишь осталось чувство,
Про бедность и величие искусства
Я узнавал, наверно, лет с пяти.
Я б вас позвал с собой в мой старый дом…
(Шарманщики, петрушка — что за чудо!)
Но как припомню долгий путь оттуда —
Не надо! Нет!.. Уж лучше не пойдём!..
1962
ТАЛАНТЫ
Их не ждут. Они приходят сами.
И рассаживаются без спроса.
Негодующими голосами
Задают неловкие вопросы.
И уходят в ночь, туман и сырость
Странные девчонки и мальчишки,
Кутаясь в дешёвые пальтишки,
Маменьками шитые на вырост.
В доме вдруг становится пустынно,
И в уютном кресле неудобно.
И чего-то вдруг смертельно стыдно,
Угрызенью совести подобно.
И язвительная умудрённость
Вдруг становится бедна и бренна.
И завидны юность и влюблённость,
И былая святость неизменна.
Как пловец, расталкиваю ставни
И кидаюсь в ночь за ними следом,
Потому что знаю цену давним
Нашим пораженьям и победам…
Приходите, юные таланты!
Говорите нам светло и ясно!
Что вам — славы пёстрые заплаты!
Что вам — низких истин постоянство!
Сберегите нас от серой прозы,
От всего, что сбило и затёрло.
И пускай бесстрашно льются слёзы
Умиленья, зависти, восторга!
1962
«Как объяснить тебе, что это, может статься…»
Вс. И.
Как объяснить тебе, что это, может статься,
Уж не любовь, а смерть стучится мне в окно.
И предстоит навеки рассчитаться
Со всем, что я любил, и с жизнью заодно.
Но если я умру, то с ощущеньем воли.
И все крупицы моего труда
Вдруг соберутся. Так в магнитном поле
Располагается железная руда.
И по расположенью жёлтой пыли —
Иначе как себя изображу? —
Ты устремлённость всех моих усилий
Вдруг прочитаешь, как по чертежу.
1963
«Стройность чувств. Их свободные речи…»
Стройность чувств. Их свободные речи.
И в мазут Патриарших прудов
Опрокинут мерцающий глетчер,
Звёздный брус городских холодов.
В эту ночь окончанья сезона,
Когда лебеди странно вопят,
До сухого и нежного звона
Доведён городской листопад.
И почти одинаково ярки
Фонари, что в аллее горят,
И высокие тополи в парке,
Сохранившие жёлтый наряд.
На пустынной аллее садовой
Мне сулит этот лиственный звон
Приближение музыки новой
И конец переходных времён.
Пруд лоснится, как чёрное масло,
И как лёгкое пахнет вино.
И бессонница наша прекрасна —
Так всё молодо, так ледяно!..
1963
«Давай поедем в город…»
Давай поедем в город,
Где мы с тобой бывали.
Года, как чемоданы,
Оставим на вокзале.
Года пускай хранятся,
А нам храниться поздно.
Нам будет чуть печально,
Но бодро и морозно.
Уже дозрела осень
До синего налива.
Дым, облако и птица
Летят неторопливо.
Ждут снега. Листопады
Недавно отшуршали.
Огромно и просторно
В осеннем полушарье.
И всё, что было зыбко,
Растрёпано и розно,
Мороз скрепил слюною,
Как ласточкины гнёзда.
И вот ноябрь на свете,
Огромный, просветлённый,
И кажется, что город
Стоит ненаселенный, —
Так много сверху неба,
Садов и гнёзд вороньих,
Что и не замечаешь
Людей, как посторонних.
О, как я поздно понял,
Зачем я существую!
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую.
И что порой напрасно
Давал страстям улечься!..
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься…
1963
ФОТОГРАФ-ЛЮБИТЕЛЬ
Фотографирует себя
С девицей, с другом и соседом,
С гармоникой, с велосипедом,
За ужином и за обедом,
Себя — за праздничным столом,
Себя — по окончанье школы,
На фоне дома и стены,
Забора, бора и собора,
Себя — на фоне скакуна,
Царь-пушки, башни, колоннады,
На фоне Пушкина — себя,
На фоне грота и фонтана,
Ворот, гробницы Тамерлана,
В компании и одного —
Себя, себя. А для чего?
Он пишет, бедный человек,
Свою историю простую,
Без замысла, почти впустую
Он запечатлевает век.
А сам живёт на фоне звёзд.
На фоне снега и дождей,
На фоне слов, на фоне страхов.
На фоне снов, на фоне ахов!
Ах! — миг один, — и нет его.
Запечатлел, потом — истлел
Тот самый, что неприхотливо
Посредством линз и негатива
Познать бессмертье захотел.
А он ведь жил на фоне звёзд.
И сам был маленькой вселенной,
Божественной и совершенной!
Одно беда — был слишком прост!
И стал он капелькой дождя…
Кто научил его томиться,
К бессмертью громкому стремиться,
В бессмертье скромное входя?
1963
КРАСНАЯ ОСЕНЬ
Внезапно в зелень вкрался красный лист,
Как будто сердце леса обнажилось,
Готовое на муку и на риск.
Внезапно в чаще вспыхнул красный куст.
Как будто бы на нём расположилось
Две тысячи полураскрытых уст.
Внезапно красным стал окрестный лес,
И облако впитало красный отсвет.
Светился праздник листьев и небес
В своём спокойном благородстве.
И это был такой большой закат,
Какого видеть мне не доводилось.
Как будто вся земля переродилась —
И я по ней шагаю наугад.
1963
БЕРТОЛЬД ШВАРЦ
(Монолог)