Такси Блюз. На обочине - Михаил Бледнов

– Да насрать, – раздухорился, как доменная печь, Шутил.

– Осади своих блатных коней, корешок.

– Да насрать на этого Татарина. Насрать на него! – выстрелил Шутил ядовитую фразу в спертую атмосферу банкетного зала. И, конечно же, она не была предана забвению, как мои ранние произведения.

* * *

Пыльные перроны, прощальный пейзаж. Плевки, сопли и трупы разлагающихся окурков. Слева у урны бомж, укутался в свой мир, уткнулся облупленным носом в угол вокзальной стены, затравленно озирается и вписывается собачьим взглядом в штукатурку. Он совершенно не защищен и лежит слева.

– Вот так бы не закончить, – посочувствовал Борис.

На самом деле эти падшие люди не подходящий предмет для издевок. На их персонах даже сарказм репетировать неприлично. Отчего-то люди жалеют бродячих псов, бросая им кости, а ведь это они. Это мы когда-то приложили максимум того, чтобы та или иная псина очутилась на улице. С людьми то же самое, отличие лишь в том, что они иногда умеют говорить, а те, кто имеет кров, не кормят их даже костями…

Справа от того, кто слева, милиционер, О'ля дядя Степа. Ищет жертву в толпе привокзальной. Бомж для него не больше, чем декорация. Если жертвы не будет, он оторвется и на ней.

Савка нервничал и даже злился. Его бесили оранжевые «вагонники» и «путейцы», раздражала толпа и металлический голос дежурной. Он не хотел расставаться с Мариной. Она целовала его и шептала, что все закончится здорово. Савелий знал, что в Казань ехать необходимо. В конце концов, всю эту перловую кашу заварил он, а пацаны лишь проявили солидарность. Он даже не мог дать ответ самому себе: смог бы он принести себя в такую жертву. Наверное, да. Они вместе столько лет.

Шутил тоже целовал ее, шутил, но как-то неуклюже, разбросано. Говорил ей: «Дождись!», как будто он отъезжает в армию или, по меньшей мере. На край географии.

«Жди меня, и я вернусь, только очень жди. Жди, когда пройдут дожди…» и прочую пургу нес Савва Смехов. Он озирался, падал и снова вставал (смысл слов переносный). Говорил и тут же забывал. В дорогу был жареный цыпленок, яйца в крутую и пирожки с колбасой. Пижонский набор, ничего оригинального.

Поезд плавно, не травмируя психику пассажиров, тронулся, тронулся и загаженный перрон с почтовыми телегами, зорким милиционером и человеком у стены с ямой за место будущего.

Из пункта А в пункт В ехали пятеро. На негоциантов они не тянули, скорее танкистодоры. Внимание, вопрос: «Как украсть миллион?».

Подробности в комсомолке…

До Казани пути чуть более полутора суток. Молодые люди решили и этот временной период сократить до минимума. Не мудрствуя лукаво, они, не выезжая из своей области, обглодали еще теплого цыпленка, не оставили камня на камне от колбасных пирожков и все это, чтобы не портить желудок сухомяткой, обильно запили водкой.

Ближе к Перми водка кончилась. Третий раз и как прежние два – неожиданно. Шутил с Некрасом в кедах на босую ногу сносили свои тела, измученные нарзаном, в ближайший чипок. Водки не было, набрали альтернативного портвейна.

Савка вспомнил, что больше его не употребляет, и из горла на перроне отпил пол «огнетушителя».

– Все-таки грустная штука – эта жизнь, – сказал он, переведя дыхание. Некрас согласно вздохнул.

Поезд снова тронулся, и курьеры за алкоголем чуть было не обрели политическое убежище в городе на Каме. Портвейн кончился быстро, а ночью их ждала Казань.

Чика вышел в последний тамбур покурить. Вагон был также последним. Сделал две глубокие до жопы затяжки, и тихо охуел. В дверь со стороны кто-то отрывисто постукивал. Влад посмотрел в боковое окно. Поезд шел на всем ходу. Потом ущипнул себя на всякий пожарный случай, учитывая допинг, принятый в недалеком прошлом. Стук повторился. На улице зима и тот, кто стучал, вот-вот должен был совершить это в последний раз.

Чика выщелкнул бычок и полетел к проводнице.

– Слушай, стюардесса, – запинаясь, объяснял он, – у тебя там на автосцепе заяц повис.

– Кто-о? – тупанула она.

– Открывай, ворона! Замерзнет чувак!

Дверь отворили. В вагон ввалился мешком человек приличного вида.

– Он жив?

– Похоже, нет.

– Скорее да, чем нет.

– Водки ему!

Скандировали массы и выдвигали свои версии относительно этого явления.

Оказалось, мужчина опоздал на свой поезд до Тюмени и решил таким образом добираться. Ехал от Перми, а приближалась Казань. Выносливости человеческого организма нужно посвящать «Оды» или «Танки», по меньшей мере, четверостишья. Но если читатель силен в географии, то он догадался, что этот пилигрим…

– Самое прикольное, он ехал, удаляясь от Тюмени, – рассказывал Чика.

– Во, олень!

На горизонте, там, на острие рельс, маячила Казань.

В морозной темноте этот город внушал необъяснимое волнение и душевный неуют. А величие и старина давили сверху с высоты звезд. Все пятеро ступили на землю татарскую и осмотрелись. Клубы дыма вырывались в мороз и терялись в ночи. Возможно, они улетали туда, где кто-то рассыпал звезды. Молодых людей окликнул неприметный серый человечек.

– Говоря, что в Казани нас встретит человечек, Кава не солгал, – подметил Боря.

Встречающий был до странного маленького роста. Возраст этого человека был таков, что, покупая себе очередной раз обувь, он резонно задумывался: «А не в этой ли обувке меня будут хоронить?». Он даже не назвал своего имени и погоняла. Это был человек от скокаря. Но ребятам было параллельно. Скорее отстреляться и в обратку.

– Ну, что, гастробайтеры, следуйте за мной.

Хавира по раскладу человечка была надежной, не засвеченной. Ребята могли пользоваться всем, что было в ней. И еще им выделили сорок первый «Москвич».

– А вот это грамотно. Без колес мы бы вспотели.

– Базара нет, виллы.

Боря и Макс получали ликбез и полный пакет необходимых для работы инструкций. Схема движения клиента, юридический адрес его фирмы, любимый ресторан, спортивный клуб и даже автомойка.

– Вот то, что нам необходимо, – подчеркнул маркером на листе Максим.

– Автомойка?

– Она, родная. Главный конфликт нашей эпохи между личностью и пятном.

– Попроще, гений.

– Гений враждебен не толпе, а посредственности.

– Конкретней, Склифосовский, – ерзал Некрас.

– Серый, будешь спешить, когда мондовошек станешь отлавливать. Они никого не уважают.

– Кто?

– Мондовошки.

– Макс, чего ты, в натуре, выпендриваешься…

* * *

Савка сразу с поезда даже не хотел заходить домой. «Марина!». Он как Шевченковский Андрей шептал имя прекрасной польки. Но трезво сообразил, точнее, осознал всю необходимость облагораживающего с дороги душа. Без душа и мыла он походил на хоккеиста, запах был, как из-под щитков. Душ и хороший автошейв должны будут сделать из примата то, что прощалось с Мариной три недели тому назад. Ох, это коварное, но липкое, как мед, чувство. Только им наделен человек разумный, только оно отличает его от особей «питекантропов». И пока живо все это, апокалипсиса не будет. И даже тот человек за урной на вокзальном перроне, даже его «ведо» не лишено подобного. Оно попросту забилось далеко в черный облупленный угол его внутреннего мира. А поднимать его наружу для человека, лишенного элементарных удобств, непозволительная роскошь. Словом, если чувство это отсутствует, значит, следовательно, это и не человек вовсе. Что и требовалось доказать.

«Я люблю, а значит я живу». По-моему так там у Владимира Семеновича.

Савва был человеком импульсивным, сверхэмоциональным, порою неординарным, но он любил, и от этого был счастлив. Его тело мылось под упругими струями душа, а душа была уже рядом с ней…

* * *

Макс выпендривался именно так. Но это была его ипостась, его маленькая слабость. Он просто кайфовал, демонстрируя превосходство своего серого вещества над массами. Он продолжил:

– Недельное наблюдение за объектом показало, что к машине он никого не подпускает. Любит ее, ублюдок. Даже водителю доверяет редко и то в особых случаях…

– Например, съездить на мойку, – перебил Шутил.

– Верно, Савок. Необходимо вычислить график помытия авто, если таковой вообще имеется.

– Скорее всего, он моет ее, когда ему в голову ебнет.

– Точнее, по мере загрязнения, – поправил Борю Макс. – Он моется на одной и той же мойке. Может, она его Кента, или он сам в ней в доле, не в том суть, – и Макс упрямо посмотрел на Шутила.

Тот не понимающе сложил губы конвертом.

– Шутил, твоя задача с кислой, но преданной миной заявиться на мойке и устроиться работать мойщиком.

– Ты чего погнал?

– Самый реальный вариант. Наступит момент и клиент заедет. В таких случаях люди даже ключи из замка не вынимают.

– Ну, конечно, вы будете вялиться, а я как лох наебывать.