Мой крестный. Воспоминания об Иване Шмелеве - Ив Жантийом-Кутырин

Капбретон. 1927. Шмелевы и соседи по даче.

Нет ничего лучше как грибной суп с сушеными белыми или разваренные маслята в молоке с гречневой кашей.

Впоследствии нас познакомили с местными так называемыми «песчаниками», желтенькими, пухленькими грибками. Они растут около сосенок, и часто прячутся под комочками песка. Они очень вкусные, но их следует тщательно отмывать, чтобы не скрежетали на зубах.

О Деникиных сложилась репутация, что там, где они прошли, нечего было искать, такие у них были зоркие, ястребиные глаза.

Много говорилось чепухи про съедобные и несъедобные грибы. Многие якобы-приметы опровергались впоследствии, когда я начал уже ими заниматься «по-ученому», по книжкам. Некоторые грибоеды себе навоображали, что если улитки ими лакомятся, почему и нам не полакомиться, и так отравлялись. Ибо надо знать, что человеческие желудки не так устроены как желудки улиток или слизняков.

Ну, на грибную тему, на сегодня достаточно! Может быть, в другой раз, я еще кое-что вспомню.

Вы меня как-то спрашивали, как я научился русским песням. Это сложный вопрос. Я научился им и от своей мамы, и от Тети Оли, и от Дяди Вани, и у разведчиков, и от квартета Кедровых и даже от Ксении Васильевны Деникиной, как я вам уже говорил. Но теперь я не всегда точно помню, какую песню я от кого перенял. Я как бы коллекционировал песни и у меня их набралось около сотни. Слова песен я тщательно разыскивал (большинство ребят знают только первые слова, а после а-акают) и записывал в карманный песенник, с голубой обложкой. Многих песен уже не найти в современных песенниках. Теперь он мне дорог, он полон воспоминаний, и я его храню, можно сказать, как зеницу ока. Само собой разумеется, в этой беседе невозможно всех песен вам дословно переписать. Жаль, потому что среди них много задушевных или мужественных военных, которые настоящее поколение, может быть, уже совсем позабыло.

Конечно, первые колыбельные, а потом детские песни, пела мне моя мама. Впоследствии я ими баюкал и им обучил мою женку. Они входили как бы в мою педагогическую систему преподавания русскому языку перед сном, или утром, в постели, на подушке. Самое главное заключалось в том, чтобы учащийся полюбил предмет преподавания, а этот момент нередко педагогика упускает: им кажется, что если предмет их самих интересует, то он должен заинтересовать и обучающихся. На опыте моя система оказалась особенно эффективной, ибо моя Фроська стала способна быстро болтать, правда, с грехом пополам, по телефону по-русски и смотреть русские фильмы. Но, увы, рекомендовать эту систему, в будущем, моим студентам, само собой разумеется, оказалось немыслимо.

Вот первые колыбельные.

Спи дитя спокойно,Вот гроза стихает,Матери молитва,Сон твой охраняет.

Завтра, как проснешьсяи откроешь глазки,Снова встретишь солнцеи любовь и ласки.

А вот другая, которую Фроська облюбовала.

Спи дитя мое, усни,Сладкий сон тебе мани.В няньки я тебе взялаВетер, солнце и орла.

Улетел орел домой,Солнце скрылось за горой.Ветер после трех ночей,Мчится к матери своей.

Ветра спрашивает мать,Где изволил пропадать,А ли звезды все гонял,а ли море бушевал?

Не гонял я волн морских,Звезд не трогал золотых,Я дите оберегал,Колыбелечку качал.

Утром же полагалась совсем другая песня.

Дети в школу собирайтесьПетушок пропел давно,Попроворней одевайтесьСмотрит солнышко в окно.

Человек и зверь и пташка,Все берутся за дела.С ношей тащится букашка,За медком летит пчела.

Но, конечно, моя Фроська протестовала и выдумывала свои собственные слова, где говорилось: А я в школу не хочу и прочее, чему лучше детей не учить. Но надо считать, что такое буйство, в рамках грамматического упражнения, было превосходно.

Когда я плакал, мама мне напевала:

Не осенний мелкий дождичекБрызжет, брызжет сквозь туман,Слезы горькие льет молодецНа свой бархатный кафтан.

Полно, брат, молодец,Ты ведь не девицаПой, тоска пройдет,Пой, пой, тоска пройдет.

Мама пела: пой, пой, вместо пей, пей, как напечатано в книжке. А еще:

Эй! Вы кони дорогие!Мчитесь сокола быстрей.Не теряйте дни златыеИх не много в жизни сей.Эй, эй, эй!

Может быть некоторые представители современного поколения – всезнайки – (они, вероятно, не читали сказку про старичков, все-знаек, и какие с ними случились несчастья, когда, после смерти, они по лестнице сами полезли на небо, и заблудились среди облаков), станут мне доказывать, что все это пустая болтовня, изжитые пережитки, не приносящие никому никакой полезной информации, а наоборот приучающие ребенка к праздному пустословию. Но я предпочитаю доверять Чуковскому. И мне же мнится, что наоборот они вкрапливают в детскую душу чувство поэзии, стремление к исканию красоты, к доброте, к мягкости, а самое главное, развивают воображение, фантазию, которые столь ценны в современной науке, особенно в математике и в квантовой физике.

Сам же Дядя Ваня сколько раз мне декламировал: У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том… Я тогда не знал, точно, что такое лукоморье – вероятно, что-то похожее на озеро, на море или даже на океан, который я много раз видел. Я также не мог понять как это, ученого кота смогли обучить ходить, как акробат в цирке, по такой роскошной золотой цепи? Но ведь в сказке все может быть, это и замечательно. Разве во сне я не могу летать как сокол по поднебесью, «над горами, над долами, над широкими морями», и это нисколько не опасно, а даже очень легко и приятно.

Дядя Ваня меня обучил и нескольким другим песням. Помню одну веселую, студенческую, Гаудеамус, кой студент ее не певал на пирушке? Две про гибель Варяга: одну грустную, трагическую, которую многие знают, и другую, которую я слышал только от Дяди Вани. Вот, чтобы вам напомнить, несколько стихов из первой:

Плещут холодные волны,Бьются о берег морской…Носятся чайки над морем,Крики их полны тоской…

Сбита высокая мачта,Броня пробита на нем.Борется стойко командаС морем, с врагом и с огнем……

Там среди шумного моря,Вьется Андреевский стяг:Бьется с неравною силойГордый красавец «Варяг».…

Мы пред врагом не спустилиСлавный Андреевский флаг.Нет! Мы взорвали «Корейца».Нами потоплен «Варяг»…

Вторая песня, Гибель Варяга, меня менее трогала: