Фарватер - Анна Звёздкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ждёт кого-то фонарик забытый.
ДОМИК ИЗ СТУЛЬЕВ
Я очень боюсь, я ужасно боюсь людей.
Мне хочется в домик из стульев, покрытых пледом.
Подушками выстелить хочется пол, чтоб теплей
И мягче мне в домике было. И сыру с хлебом
Ещё прихватить бы, и сжаться в пушистый комок,
Как птенчик в гнезде, как зайчонок в укромной норке.
Мой домик из детства! Ни хищник, ни демон не мог
Ворваться в мой крошечный дом. А теперь на подкорке
Записано: демон и зверь не страшнее людей.
Мне хочется в домик, нет, в крепость из стульев, чтоб люди
Туда не вошли. Я стремилась открытей, добрей,
Улыбчивей быть. Доброта — это слабость, по сути.
Коварству и лести, и лжи — неизменный почёт.
По лисьим, тигриным, шакальим, змеиным, акульим
Законам живёт большинство, ну а я — дурачок…
И тянутся руки к пушистому пледу и стульям.
***
У каждого свой личный парус, полюс — в плюсе мы,
Приватизировав и слёзы, и веселье,
Рассыпавшись, как будто крохотные бусины
С разорванного ненароком ожерелья.
Ничто не делится. Всё одиночно-целое.
Кругом решётки, и все двери — на засов.
Что с нами приключилось? Что же мы наделали?
Как трудно выйти нам из капсульных миров.
От равнодушно-механического века ли
Нам ждать любви? От пластиковой Барби, Кена?
Мы, как разрозненные капельки-молекулы,
Толкаемся в сосуде метрополитена.
Стыдливо прячем благородное, хорошее,
Что есть в душе у нас, как старый хлам, в подвал.
А по ночам сердца — уставшие, продрогшие
Завёртываем в кокон ватных одеял.
***
Твердим себе, что наша цель близка,
Журавль — пойман, море — по колено.
Что движет нами? — Смутная тоска
И отлучённость от груди Вселенной.
На каждом первом фото в соцсетях
Слепое, нарочитое довольство,
Из-под которого — холодный страх
И разочарованье, и сиротство
Предательски глядят. Предвздох, предзвук,
Предчувствие… Мы вечно наготове.
Но где же песня? И лишь сердца стук
Её ритмический рисунок ловит.
КАРТОНКА
Мне говорят: «Не прикипай душой.
Как глупо быть восторженно-смешной».
Лицу прибавив спеси благородной,
Держу пожар в коробочке картонной.
«Самодостаточность, границы, «I’m okey» -
Пекись о безопасности своей
И шли всех лесом — одному неплохо».
Вот так и ждём от всех подряд подвоха.
Вот так и городим всё больше стен,
Не можем распрямиться, встать с колен.
Хотя… Как ни крути, не сыщешь рая…
Предательски картонка прогорает.
МОРЯК
Опять к родным причалам
Вернулись корабли,
И кто-то их встречает,
Волнительно с земли
Протягивает руки,
Забрать своё стремясь,
Изменам и разлукам
Бравурно вслед смеясь.
Вновь на свою планету –
Поднять забытый стяг.
Задумался лишь где-то
На палубе моряк.
Сыта единым хлебом,
Толпа не разберёт –
Он весь — вода и небо,
Причал его не ждёт.
Куда ему без моря,
В зловещем ноябре?
Он весь — беда и горе,
Когда он на земле.
Ему согреться где бы –
Печаль — хоть заскули!
Он весь — вода и небо,
И нет ему земли.
Ни любящих, ни крова,
Лишь океан тоски.
Но о тоске — ни слова,
На то и моряки.
БИЗНЕС-ЛЕДИ
Страх подчинённых. Зависть конкурентов.
Невиданный успех, подъём, блицкриг.
Уверена в себе на сто процентов,
Какой бы казус в жизни ни возник.
Строга, умна, горда собой безмерно,
Она идёт настойчиво вперёд
И так легко любой барьер карьерный
То силою, то хитростью берёт.
«Вы только гляньте на неё, нахалку! –
Толкуют люди едким шепотком. –
Уж сотую сменила иномарку,
А мы всё так же топаем пешком».
Завистники, вы думаете, много
Дано вам знать? Лишь тысячную часть.
Эх, близорукие, молите Бога,
Чтоб вам в ловушку ту же не попасть.
Унылый офис днями и ночами.
Ни солнца нет, ни ветра, ни грозы,
Лишь это небо, серыми клочками
Застывшее в просветах жалюзи.
Страх подчинённых, зависть конкурентов.
Она устала. Так нельзя, нельзя.
Лишь холод стен, лишь кипы документов.
А где любимые? А где друзья?
В душе тоска лежит плитой могильной.
Как ночь темна, как холодна кровать!
Как бесконечно просто быть всесильной,
Как трудно слабость миру показать!
А утром в мыслях — ни одной помарки,
Ведь бизнес не потерпит игроков,
Что за рулём сто первой иномарки
Не кажутся счастливей всех богов.
ПРОМЕНАД
Мощёная праздная улица.
Лощёный мальчишка-актёр.
Я рада б любить, да не любится.
Таков, видно, мой приговор.
Я рада б любить, да не любится,
А ты уж и вовсе не рад,
Но снова проклятая улица
Зовёт совершить променад.
И мы совершим. Обособленно.
Под гнётом непрожитых снов.
На этом безлюбье озлобленном
И тусклая вспышка — любовь.
***
Усталость вечерних вагонов,
Холодных и полупустых.
Фигуры подвыпивших клонов –
Бессмысленный жёваный жмых.
Заядлый курильщик — сомнамбула,
Забывший, где явь и где сон,
Из газовой камеры тамбура
Ползущий в угрюмый салон.
Тягучая лень предсубботья
Обрывками мыслей скупых.
И этот парнишка напротив,
С глазами — чернее моих.
Скажи, что за дума нелёгкая
Украла твой сон и покой?
Нарушить бы это неловкое
Молчанье беседой живой.
Попутчики, грустная тайна,
Классический, старый сюжет…
Быть может, мы здесь не случайно…
Начать разговор или нет?
Нельзя — этикеты и прочее…
Не принято. Sorry, pardon…
В февральскую темень полночную
Нас выплюнет серый вагон.
На этом поставим мы точку,
Родную насытив печаль.
И каждый уйдёт в одиночку,
Врастая в холодный февраль.
ВОПРОСЫ
Как трудно жить с вопросами,
Не получив ответа
И не достав билета
Из февраля — в апрель.
Натянутыми тросами
Привязан он к причалу –
Кораблик мой печальный.
Уж лучше б сесть на мель.
К чему играть вступление,
Коль песни ты не знаешь?
Зачем касаться клавиш,
Когда разбит рояль,
И знать, что, к сожалению,
Наивному поэту
Остались лишь билеты
Из февраля — в февраль?
4. СКВОЗЬ ХОЛОД НЕВОЗМОЖНОСТЕЙ
***
Ты никто, ты ничья, ты нигде, никогда,
Ты уйдёшь в никуда, утечёшь, как вода –
Не о том ли хрустит под ногой тонкий лёд
И простуженный сад монотонно поёт?
Кто-то сильный вгрызается в жизнь — посмотри,
На порог не входи, отойди от двери.
Ты прозрачна, воздушна, пуста и легка,
И тебя, будто губка, вбирает строка.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ ВЗРОСЛОЙ ДЕВОЧКИ
Нелепый