Фарватер - Анна Звёздкина

на сваях

С прищепками в звёздной куче?

Смотрите, на крышу сарая

Беретик луны нахлобучен.

Давно разбрелись по квартирам,

Покинув скамейку, бабульки.

Над целым огромным миром

Качаюсь, будто бы в люльке.

И слушаю пьяный оркестр

Сверчково-кошаче-шпанский,

Где каждый — круглая бездарь –

Плевать, что состав дилетантский!

А чуткая ночка всё ближе,

А звёздное небо всё краше.

Сарай снял берет с ветхой крыши

И мне им приветливо машет.

Шагают слова по бумажке,

Как будто по светлой дороге.

Кофейной бессонницы чашка

Стоит, как швейцар, у порога.

Но сон подступает, однако ж.

Мне снится — плыву по изгибам

Небесной реки, хлебный мякиш

Крошу дивным звёздам, как рыбам.

ВОСТОЧНАЯ ЗАРИСОВКА

Лунолика, стройна, черноока,

Смех мой весел, походка воздушна…

Околдую тебя ненароком.

А сама — промолчу равнодушно.

Не тревожьте меня, сновиденья!

Пусть слабеет упрямая воля,

День за днём, шаг за шагом томленье,

Беспрерывное, жгучее, злое,

Подбирается к сердцу всё ближе.

Но тебе, незнакомец, ни разу

Не шепну вдохновенно "приди же"

Я в садах полуночных Шираза.

Мне привычно лишь с ветром шафранным

Говорить, будто с ласковым гостем.

Я нарочно тем вечером пряным,

В час, когда виноградные гроздья

Так душисты в роскошной долине,

Что и выдох за вдохом не нужен,

Укрывалась в листве тёмно-синей,

Взгляд почуяв, что мною разбужен.

СЧАСТЬЕ

Ой, ты счастье, игривое счастьице –

Норовистый степной жеребец,

Изловить тебя, вольный, пытается

Много жадных и смелых сердец.

Оседлать да пришпорить ретивого,

Да умчаться бы в пьяную даль!

Что же я, отпустив черногривого,

Всей душой полюбила печаль?

Полюбила тоску златолунную,

Что купается ночью в пруду,

Полинялое небо чугунное

В дождевом предосеннем чаду.

Полюбила я зори вечерние,

Что, отбросив сонливый дурман,

Ходят истово к озеру здешнему

Полоскать свой цветной сарафан.

Там, на камне, волною обласканном,

Я лелею печальный покой.

Смотрит счастье лукавыми глазками,

Бьёт копытом, трясёт головой.

И зовёт в заповедные рощицы,

Где ни разу никто не бывал,

Где в хрустальном бокале полощется

Лунной дымки молочный опал.

Где не стану с улыбкой пристыженной

Погружаться в болото тщеты.

Где поверю, что небом услышаны

Все слова под замком немоты.

ОСЕННИЙ САД

Наш сад не примирился с увяданием.

Решил, что холода — не приговор,

И множит жизнь с утроенным старанием

Седому октябрю наперекор.

Продрогший кустик вспыхнул рыжей розою –

Не потушить дождю её пожар.

Гордятся астры лепестковой россыпью –

Не смеет клумба потерять свой шарм.

Сухие плети разжились огурчиком.

На вкус — арбуза слаще и свежей.

Осенний день поманит нежно лучиком

И ускользнёт тотчас в страну теней.

А завтра, растопив оковы инея,

Вновь скажет солнце зелени: «Держись!

Долой смирение, долой уныние,

Покуда есть хоть малый шанс на жизнь».

К СОЛНЦУ

Солнце, покажи мне мастер-класс!

Я хочу такой же быть, как ты.

В лепестки, как в платье нарядясь,

Чтобы пели мне весной сады –

Плод моих бессонниц и трудов.

Я хочу растапливать снега,

Собирать улыбки трав, цветов,

Даже заходя за облака.

Превращать закат свой в торжество,

В музыку живительных лучей,

Утром возрождаться для того,

Чтоб смешной казалась власть ночей.

Научи не плакать от тоски,

Если шлёшь планетам свой привет,

А планеты слишком далеки,

Чтоб вобрать в себя твой тёплый свет.

Научи восторженно гореть,

В чьём-то сердце пробуждая май.

Дай мне мужества его согреть!

Дерзости обжечь то сердце дай!

***

Так овладеть искусством расставаний,

Искусством незвонков и неписьма,

Смеяться над коварством расстояний –

Не ожидала от себя сама

Таких успехов. Детская, простая,

Душа моя вживалась в этот мир,

Сквозь слёзы постепенно постигая

Азы пустых вокзалов и квартир,

Обрушиваясь в холод с жару с пылу,

Притягивая беды, как магнит…

И вот теперь, Вам улыбаясь в спину,

Не плачет, не томится, не болит.

3. КАПСУЛЬНЫЕ МИРЫ

***

Мне внушает свет маяк настольной лампы

И пушистый вереск в матовом стекле.

Вытянув вальяжно бархатные лапы,

Безмятежно дремлет кошка на столе.

Здесь открытки, книги, выпечка с корицей –

Маленький и хрупкий кукольный мирок.

Пусть как можно дольше этот вечер длится,

Потому что утром внешний мир жесток.

И какой-то страх, неясный, первобытный

Мне велит, как в норку, юркнуть в мягкий плед.

Впасть в анабиоз бы, чтоб меня не видно

И не слышно было, хоть на пару лет.

Или сесть бы в поезд и лететь, как в танце,

Рассекая дебри снежной пелены,

И в окошко небо на одной из станций

Протянуло мне бы каравай луны.

Почему так страшно? Что со мной случилось?

Стал неприподъёмным льда людского груз.

Впрочем, жить во льдах я столько лет училась.

Больше, чем морозов, я тепла боюсь.

Потому что это редкость и загадка.

На него ни права, ни гарантий нет.

А ещё, привыкнув к ледяным порядкам,

Напрочь забываешь, как согреть в ответ.

Но прошу, согрейте, просто, безвозмездно!

Руку протяните! Маску прочь с лица!

Как же я устала врать, что всё чудесно.

Неужели пледы мягче, чем сердца?

СПАЛЬНЫЕ ГОРОДА

Будто ушлый бурьян — лопухи-лебеда,

Жадно спальные тянутся вверх города,

Расползаются вдаль, горизонт заслонив.

И куда ты ни глянь — сплошь бетонный массив.

Как взбесившийся тетрис, взахлёб, всё быстрей,

Громоздят застройщики жуть этажей,

Редуцируя небо, пространство дворов –

Надо больше тесных квартирок-гробов!

Ни берёз, ни черёмух, ни солнц, ни лун –

Это новый твой рай — Вавилон, Коулун.

Ты не личность, ты функция, тень, аватар:

На работу — с работы — в аптеку — в бар –

К телевизору — в душ — как убитый, в кровать.

Ну а завтра — ту схему опять повторять.

И опять, и опять, до скончания дней,

Если только не съедешь с катушек скорей,

Чем помрёшь. А хотя… Не грузись, засыпай –

Для того ведь и создан спальный твой рай.

ФОНАРИК

Человек человеку — вещь.

Ставь на полку с тарелками вровень.

Человек человеку — клещ.

Отчего б не напиться крови?

Человек человеку — ноль.

Их, людей, хоть греби лопатой.

Человек человеку — боль.

Запасайся бинтами и ватой.

Мы смирились — другого нет.

Нам не жутко уже, не противно.

Человек человеку — свет.

А вот это смешно и наивно.

Человек — это горечь земли.

Силуэт, темнотою укрытый.

А в углу, в паутине,