Сожженные Леса - Густав Эмар

— О! о!.. Почему вы сделали такое заключение?

— Первый след принадлежит кроу. Вы знаете их мокасины? Они остроголовые и украшены когтями серых медведей, которые глубоко вонзаются при ходьбе в землю.

— Верно, — возразил Валентин.

— На втором следу я поднял один мокасин, оставленный, вероятно, за ветхостью и принадлежащий черноногим. Странно, как эти враждебные племена могли встретиться на одном и том же поле охоты. Ну признаюсь, мне не вдогадку. Я только со вчерашнего дня в этой местности и не мог собрать никаких важных сведений относительно саванны.

— Когда вы приметили эти следы?

— Около восьми часов утра, и так как я продолжал путь свой, то, по моему расчету, я их миль за десять видел отсюда.

— Так направление их не в нашу сторону?

— Нет, совершенно обратное.

Эта уверенность не успокоила Валентина, а напротив, скорей еще более встревожила.

Из густого слоя дыма, произведенного папироской, мексиканец зорко наблюдал за охотником; наконец после короткого молчания он заговорил.

— Слушайте, Валентин, хотите знать мое мнение?

— Еще бы! — отвечал тот.

— Я уверен, что у нас троих мысль общая!

— Как, вы это понимаете! — воскликнули оба охотника.

— Друзья ли мы теперь?

— Самые преданные! — подхватил Валентин.

— В таком случае наши предприятия и интересы должны слиться воедино, и потому нам не следует ничего скрывать друг от друга.

— Это и мое мнение, — сказал Валентин.

— И мое, — отвечал Бальюмер.

— Не хвастаясь, мы все трое изучили степи и леса в совершенстве. Нет индейской дьявольщины, которую бы мы не поняли сразу. Все коварство краснокожих нам давно известно, и мое мнение, что это ложные следы, оставленные с намерением. Индейцы слишком хитры и лукавы, чтобы не скрыть по возможности свой след, когда они с охоты возвращаются домой. Мне случалось видеть, как индейцы, отправляясь торговать в мексиканские города, тщательно заметали отпечаток своих ног. Я не знаю побудительной причины вашего присутствия в этом краю; не знаю, чего вы ожидаете от индейцев, хорошего или дурного, но я твердо убежден, что если ваше предприятие имеет враждебный характер против них, то эти следы оставлены с тем, чтобы вас сбить с толку.

— Я это подумал, — сказал Валентин, — и в свою очередь объяснюсь откровенно. Мы действительно предприняли экспедицию против краснокожих и торгашей янки; но нами все предосторожности приняты, и хитрости индейских лисиц не обманут нас.

— Мы хорошо знаем, что окружены неприятелем, и вот почему я вас хотел арестовать.

— Вы меня приняли за их лазутчика?

— Черт возьми… да!

— Что сказать против этого, — возразил, смеясь, Навая, — вы были вправе это сделать. Но позвольте, сеньоры, заметить вам, что, несмотря на благоразумие и бдительность, которыми вы хвастаетесь, вы поступаете очень легкомысленно.

— Каким образом?

— Для старых охотников вы слишком доверчивы, и я удивляюсь, как в продолжение разговора ни одна пуля не оцарапала вас. Мы представляем неприятелю отличную мишень: сидим на самом светлом месте и у входа в пещеры. Ребенок не промахнулся бы.

— Вы думаете? — спросил, смеясь, Валентин.

— Карай! Более — уверен.

— Ну, сеньор, — продолжал Валентин, — вы абсолютно ошибаетесь! Мы здесь в совершенной безопасности, и никто нас не может видеть.

— Ну, уж это слишком.

— Хотите удостовериться?

— Еще бы, это оригинально.

— Идите за мной!

Наши герои встали и направились к выходу.

— Не нагибайтесь вперед, — сказал Валентин. — Ночь светлая, что вы видите? Смотрите хорошенько.

— Я вижу небо, усеянное звездами, и более ничего.

— А деревья? скалы?

— Ничего более, — отвечал мексиканец, с напряженным вниманием смотря в темное пространство.

— Погодите! — Валентин поднял камень и бросил его из пещеры. Через несколько минут глубокой тишины он спросил: — Слышали вы что-нибудь?

— Нет, — отвечал мексиканец. Камень точно в бездонную пропасть упал.

— Нельзя сказать, чтобы в бездонную, но он все-таки упал на пять тысяч футов.

— Я вас не понимаю.

— Однако это очень просто. Вследствие наводнения, может быть несколько тысяч лет назад, эта гора была прорезана с нашей стороны не отвесно, как вы предполагаете, но в виде дуги, согнутый конец которой выдается в пространство, так что с места, где мы находимся, будет до пяти тысяч футов над равниной.

— Стало быть, это Воладеро?

— Положительно. Теперь вы не сомневаетесь в нашей безопасности?

— Карай! Я теперь понимаю, что с этой стороны никакой опасности нет. Но кроме этого окна ведь есть же вход в пещеру?

— Есть несколько, но они так расположены, что даже тонкое чутье этих чертей поставит их в тупик.

Разговаривая таким образом, они возвратились к огню.

— Вы, может быть, сеньоры, желали бы отдохнуть? — спросил Навая через несколько минут.

— Смотря по обстоятельствам, — отвечал Валентин.

— То есть как это?

— А вот как: предположим, что у нас есть важные дела, тогда мы и сон забудем, чтобы заняться ими; а если их нет, то, взяв в расчет ночное время, усталость от ходьбы, мы бы с удовольствием отдохнули и освежили бы свои силы для новых трудов к завтрашнему дню, — вот что я хотел сказать.

— Гм! — возразил мексиканец, — а мне бы хотелось поговорить с вами.

— С большим удовольствием, сеньор, мы готовы разговаривать с вами.

— Но я не желал бы помешать вашему сну, хотя, откровенно сказать, я намерен сообщить вам довольно серьезное и вместе с тем занимательное если не для вас, то, конечно, для меня.

— О! — вскричал Валентин, — вы возбуждаете мое любопытство, сеньор. Если вопрос касается лично вас, то не стесняйтесь. Вы мне уже сказали, что я вам могу быть полезен.

— Вполне, сеньор, — отвечал мексиканец.

— Из ваших слов можно понять, что дело идет о чем-то очень важном: вы не такой человек, чтобы по пустякам решиться отыскивать друга, не зная, где найти его.

— Вы угадали, сеньор. От вас зависит счастье моей жизни, — отвечал Навая с грустью, опустив голову.

— В таком случае, любезный сеньор, объяснитесь скорей и будьте уверены, что бы вы ни задумали и как бы ни были велики препятствия, я и мои друзья к вашим услугам.

— Не оставить ли нам это лучше до завтра?

— Зачем откладывать, — возразил Валентин. — В пустыне только настоящая минута принадлежит человеку. Будущее от нас сокрыто, и кто нам сказал, что завтра мы еще можем собой располагать… Нет, нет… говорите сейчас.

— Вы требуете того?

— Я не имею права требовать, я только прошу.

— Хорошо, так слушайте меня.