Андрогин. Запретная тема. 18+ - Наталия Вико

На нашей стройке тогда была агитбригада, которая пела песни, что-то там рассказывала патриотическое, агитировала энергично идти в светлое будущее, вот Тоньку туда после героического окончания школы взяли работать конферансье. И тут началось что-то необъяснимое. После трех-четырех концертов этой самой бригады народ начал просто ломиться на их выступления. То есть помещения, где они должны были выступать, брали штурмом. Как Зимний. Хотя сейчас говорят, что Зимний штурмом не брали, но уж очень образное сравнение получается, сразу картинка перед глазами возникает: народ бежит с криками «ура», залезает на ворота, и те распахиваются под напором трудящихся масс. Примерно так у нас и было – вся Иркутская область, лесорубы, строители, монтажники, все жаждали заполучить себе Тоньку с ее бригадой. Нас, одноклассников, это заинтересовало, понятное дело, и мы, изнемогая от любопытства, с трудом дождались, когда бригада и до нас доберется. Приоделись и дружно отправились смотреть, что же там такого Тонька делает. Сидим, волнуемся, предвкушаем. И вот, наконец, на сцену вышла Тонька в концертном платье, до боли напоминающем занавеску из нашей бывшей общаги, обвела зал бойким взглядом, поприветствовала нас жестом пресыщенной народной любовью звезды, и торжественно произнесла: «Привет, б…! – это у нее нормальный такой, невинный речитатив был на голубом глазу. – Эх, вот мы, …твою мать, приехали… на х… через такую, б… даль, просвещать вас и агитировать, и поэтому сейчас выступит, б… Нинка Петрова, она вам на х… споет романс о птице соловье…» И все это так искренне, непосредственно! Зал стонал от смеха. Так примерно она все эти концерты и вела, с невинным видом круглой отличницы.

С ней вообще множество забавных историй приключалось, но не обо всех можно рассказывать. Помню, вся стройка гудела: «Тонька влюбилась!» Со всей накопившейся страстью, на которую была способна. И в тот момент, когда они, как сейчас говорят, – не люблю это выражение – «занимались любовью», кого-то неожиданно угораздило зайти в комнату. Вот взял человек и сломал ребятам весь кайф! Залетает к ним и орет: «Тонька, у тебя спички есть?» Но ей-то явно было не до спичек. От неожиданности у бедной девушки случился «вагинизм»: склеились они – и ни туда, ни сюда. Она лежит сверху парня, орет, на помощь зовет, народ в комнату набился, принялись их растаскивать. Как в сказке: бабка за дедку, дедка за репку… А парень-то еще от смущения голову подушкой закрыл, но не рассчитал видно, что операция по спасению может затянуться на длительное время, посему уже начал там, под подушкой, видно, задыхаться, от чего яростно принялся дрыгать ногами, обозначая свое бедственное положение. Конвульсии, короче, начались у бедолаги. Жить-то хочется, он же еще ГЭС не достроил! Тонька кричит благим матом, чтоб он конечностями не усугублял ситуацию, а он-то не слышит ничего под своей подушкой. Когда спасатели, наконец, поняли, что к случившемуся надо подойти профессионально, вызвали скорую. Пока та ехала по нашим колдобинам, Тонька можно сказать любовнику жизнь спасла, потому как от переизбытка чувств решила дать ему кулаком в ухо, для чего, понятно, скинула с него эту самую подушку. У парня слезы от счастья полились. Приехали медики в сапогах почти до пояса, всех из комнаты выгнали. Видимо, тоже пробовали в «репку» поиграть. А у подъезда уже толпа собралась, ждут выноса тел. И дождались. Четыре санитара носилки несли – парень тяжеленный оказался. Бедолаг простыней прикрыли, еле до машины дотащили. Много чего я в жизни видела, много слышала, но такого мата, каким Тонька покрывала собравшихся, санитаров, всю советскую медицину, своего любовника и его несчастную мать, я не слышала и, точно знаю, не услышу никогда!

А у меня тогда тоже роман случился – начала встречаться с красивым парнем по имени Александр. На Тихонова похож был и любил меня безоглядно. Мы с ним очень дружили, часами могли говорить, вечно что-то обсуждали, с ним было очень интересно. Возможно, я даже могла бы выйти за него замуж, но когда его татарские родители, крутые мусульмане из Новокузнецка, узнали, что сын влюбился в армянку, разразился скандал. Нам пришлось расстаться. Потом, спустя много лет, он нашел меня, писал, что жизнь у него так и не сложилась, во всем обвинял мать и свою нерешительность. Кстати, к моменту расставания с ним я еще оставалась девушкой, чему мало кто верил – нравы на стройке были достаточно свободные. От разрыва с Сашей я отошла довольно легко – я умею расставаться…

Клясться в вечной любви нечестно. Загоняя себя в капкан обещаний, ты даешь себе право противоречия – мелких тайных желаний, трусливо метущихся в омуте эгоизма. Преданность должна быть в дружбе, в принципах, во взглядах на жизнь и во многом другом. Но только не в этом. Я настолько НЕ человек, что мне удается быть им, когда это надо. Бывая человеком, я хочу вечности в любви. Возвращаясь к себе – не знаю этого слова. Может быть, поэтому я преданнее других… Платоническая любовь – это эротика страха. Боязнь разочарования, неуверенность в себе, эгоизм – продление желаний…

Часто при расставании люди начинают страдать, рыться в себе, анализировать, придумывать что-то в попытке объяснить поступки другого человека. Отчего это происходит? Думаю, оттого, что они не допускают даже мысли, что могли ошибиться.

«Ах! Этого не может быть! Он такой замечательный! Значит, здесь что-то не то, значит, это я в чем-то виновата, это я что-то сделала не так!» – мучается несчастная, вместо того, чтобы просто признаться себе, что она действительно ошиблась в человеке. Унизительно? Возможно. А что делать? Я всегда умела сказать: «Ну и бог с ним, этого человека для меня не существует. Все!» Потому что я – живая и имею право на ошибку. Я хотела общения с этим человеком, он был мне интересен – надела на время розовые очки, а потом сняла. Для меня это – принцип, а не жестокость. Мне часто говорят: «У тебя все люди хорошие!» Неправда! Я просто всегда оставляю в душе место для разочарования. Вижу человека, он мне нравится, я общаюсь, но знаю, что в разведку с ним не пойду. Случилось что-то – я отхожу. Но как? Будто прыгая в последний вагон поезда, оставляя его на перроне. Не я остаюсь – он остается. Это надо помнить. Тогда и обид будет намного меньше.

В моей истории я прыгнула в вагон поезда на самом деле – отправилась в Москву поступать в МГУ.

Со мной в Москву поехали еще несколько человек. Мы решили воспользоваться возможностью и посмотрели Красноярск, Новосибирск, Омск – какая же там красота, какая природа! На вокзале в Москве распрощались и разбежались кто куда. Я разбежалась на улицу Лесную – у меня там жила двоюродная сестра Бэлла с родней. Нашла ее дом, звоню из автомата рядом с подъездом, чтобы предупредить заранее о сваливающемся на несколько дней счастье. Поговорила и пришла к выводу, что уже достаточно ее порадовала и в их квартире мне, «приемышу», лучше не появляться. Да и потом это бы создало большие неудобства – у них на четверых было всего четыре комнаты, и куда там мне, пятой, втиснуться? Можно понять. Иду по Лесной улице, ем мороженое, за спиной рюкзачок от любопытства подпрыгивает. Денег уже осталось мало, поэтому чувство легкости на душе необычайное! Тут вижу – троллейбусный парк. «О, – думаю, – троллейбус – это как раз то, что нужно! Крыша есть, окна есть, чисто, красиво, и сидения мягкие». Шикарное, кстати, место оказалось! Утром проснулась и отправилась подавать документы на журфак. И вот как назло в эти дни попался мне под руку роман Жоржа Сименона, который, судя по всему, и соблазнил меня детективной романтикой, в результате чего я, неожиданно для себя, отдала документы на юридический. Наверное, еще и столичный воздух свободы вскружил голову. Как профессору Плейшнеру в знаменитом фильме. Короче говоря, ничего хорошего из моей авантюры не вышло, чего и следовало ожидать, и я благополучно вернулась в Ереван.

Матушка, встретив меня с плохо скрываемой тревогой и, очевидно, решив, что я первым делом отберу у нее все деньги, которые ежемесячно присылала из Усть-Илима, старалась на глаза не попадаться. Вариантов устроиться на работу с моими рекомендациями было много, я успела после навигации по Ангаре поработать и маляром, и штукатуром, и электриком, поэтому через день после приезда уже работала в ОТК на электрозаводе. И вот в первом же обеденном перерыве, который я проигнорировала – не люблю есть по расписанию – произошло совершенно неожиданное. Сидя на подоконнике с книгой, я подняла голову на звонкий стук каблучков по кафельному полу. Навстречу мне шла шикарная женщина с копной роскошных каштановых волос. В каком-то непонятном оцепенении я уставилась на нее, как удав на кролика. Коридор упирался прямо в окно, на котором я сидела, и для того, чтобы пройти в столовую, ей надо было свернуть налево. Время замедлило ход, шум голосов исчез, только звук ее каблучков отдавался где-то внутри меня. Она не могла не заметить моего взгляда, и она его заметила. Остановившись рядом, почти коснулась телом моих коленей и, заправив за ухо прядь волос, указательным пальцем подцепила обложку книги, произнеся хрипловатым голосом: «О-о… «Жизнь замечательных людей»? Занимательная серия!» Я спрыгнула с подоконника и захлопнула книгу. «Поль Сезанн», – продолжила она, глядя на обложку. – Странный выбор для сотрудника ОТК. Вы ведь в ОТК работаете? Новенькая?» – из ее глаз брызнули зеленые смешинки.