Битва за Берлин. В воспоминаниях очевидцев. 1944-1945 - Петер Гостони

В 8.55 разведывательный эшелон армии дружно поднялся и пошел в атаку. Пехота и танки вели огонь с ходу. Спустя несколько минут была захвачена первая, затем вторая траншеи. К рассвету вся первая позиция противника была уже в наших руках».

В тот же самый день переходит в наступление и 2-й Белорусский фронт. (А 3-й Белорусский фронт начал наступление на день раньше, 13 января.) Семь общевойсковых армий (50, 49, 3, 48-я, 2-я ударная, 65, 70-я), одна танковая армия (5-я гвардейская) и несколько танковых, механизированных и кавалерийских корпусов вступают в бой с плацдармов на реке Нарев – с обеих сторон от города Ружан и с рубежа реки Бобр (Бебжа) – и продвигаются в направлении на северо-запад к городу Эльбинг и заливу Фришес-Хафф. Южная граница Восточной Пруссии находится в опасности: всей группе германских армий «Центр» (с 26 января «Север») грозит окружение. Через три-четыре дня разваливается почти весь германский фронт. Красная армия наступает по всей Польше: 17 января она занимает город Ченстохова, 19 января берет Краков и Лодзь, 20 января начинается сражение за верхнесилезский промышленный район, и в тот же день танковые соединения маршала Конева пересекают границу Нижней Силезии восточнее Бреслау. Гудериан пишет:

«20 января противник вступил на немецкую землю. Теперь речь шла о жизни и смерти нашей страны. Ранним утром я узнал, что русские достигли границы рейха восточнее города Хоензальц [Иновроцлав]. Моя жена покинула наше поместье Дайпенхофв Вартегау (Вартегау – название Западной Польши после ее оккупации Третьим рейхом; включала в себя территории округов Познани, Иновроцлава и Лодзи. – Пер.) за полчаса до первых разрывов русских снарядов. Она была вынуждена так долго выжидать, чтобы не подать местному населению знак к началу бегства. Ее назойливо опекали местные партийные бонзы. И вот было брошено все, что бомбы пощадили из всего нашего имущества в сентябре 1943 года. Мы стали изгнанниками, как и миллионы других немцев, и мы гордимся тем, что наша судьба была не лучше, чем у них».

Преисполнены гордости – хотя и по другой причине – те солдаты Красной армии, которые первыми ступили на немецкую землю. В мемуарах генерала Горбатова мы можем прочесть следующее: «Каждый командир мечтал о том, чтобы первым пересечь границу Германии. Эта честь выпала стрелковому полку под командованием подполковника Серегина. Это произошло 20 января 1945 года. Военный совет армии [военные советы, эти коллективные органы руководства войсками, были образованы в оперативных объединениях Красной армии в 1941 году; в состав военных советов армий и фронтов входили крупные партийные функционеры, такие как Хрущев, Брежнев и Суслов, которые вместе с командующими фронтов и армий отвечали за исполнение приказов] поздравил солдат и офицеров с вступлением на территорию врага и обратился к ним с призывом: «Наше общее желание исполнилось. Теперь мы должны продвинуться вперед до самого сердца гитлеровской Германии и пронзить его нашим красноармейским штыком. Давайте же ускорим наше наступление!»

Именно это и происходило. Темпы русского наступления в январе 1945 года можно сравнить только с темпами наступления немцев в 1940 году во Франции. 23 января войска маршала Конева вышли к Одеру между городами Оппельн (совр. Ополе) и Олау (ныне Олава). Севернее от них войска 1-го Белорусского фронта маршала Жукова обошли город Познань и продолжали наступление в направлении укрепрайона Одер – Варта, угрожая в северном направлении Западной Померании. 23 января германские войска оставили Бромберг (Быдгощ). 27 января в кольце окружения оказывается Познань. Войска маршала Рокоссовского вступают на территорию Восточной Пруссии и оттесняют немецкую 3-ю танковую армию за реки Дейме, Прегель и Алле. Передовые отряды танковых частей 2-го Белорусского фронта продвигаются вперед через Дейч-Эйлау до Мариенбурга и Эльбинга. Гитлер, занятый до середины января 1945 года продолжением своего наступления на Западе, понял уже после первых 24 часов крупномасштабного наступления русских, какая смертельная опасность грозит рейху на Востоке. Он покинул свою ставку на Западе и возвратился в Берлин. Там он принял начальника Генерального штаба сухопутных войск, генерал-полковника Гейнца Гудериана, который отвечал также и за Восточный фронт».

«Гитлер наконец решился перейти на Западном фронте к обороне и направить высвободившиеся в результате этого войска на Восток. Когда я вошел в приемную, мне тотчас сообщили эту, как казалось, чрезвычайно радостную, хотя и сильно запоздалую новость. Я разработал план по использованию резервов и хотел немедленно направить их на Одер, а если позволит время, то и переправить их через реку, чтобы ослабить мощь наступательного клина русских ударами по его флангам. Когда я спросил Йодля, что приказал Гитлер, он сказал мне, что главные силы высвобождающихся войск, 6-я танковая армия СС, будут направлены в Венгрию. Я вышел из себя и недвусмысленно выразил Йодлю свое крайнее возмущение, в ответ он всего лишь пожал плечами. <…> Во время последующего доклада у Гитлера я изложил свое предложение, идущее вразрез с уже принятым решением. Гитлер отклонил его и обосновал свое решение контратаковать в Венгрии, чтобы отбросить русских снова за Дунай и снять осаду с Будапешта. С этого момента начались бесконечные дебаты по этому неудачному решению. После того как я опроверг военные причины, приведенные Гитлером, тот стал утверждать, что венгерские нефтяные источники и имеющиеся там нефтеперегонные заводы после уничтожения в ходе бомбардировок немецких (по производству синтетического горючего. – Ред.) гидрогенизационных заводов стали жизненно необходимы и приобрели решающее значение для продолжения войны: «Если вы не получите горючее, ваши танки не смогут сдвинуться с места, а пилоты не смогут взлететь. Вы должны согласиться с этим. Но мои генералы ровным счетом ничего не понимают в военной экономике!»

Таким образом, 6-я танковая армия СС направлялась в Венгрию, в то время как Гудериан и другие ответственные командующие на Востоке пытались остановить русское наступление, по крайней мере, на Одере. Опасность того, что войска Жукова могут форсировать Одер и дойти до Берлина, вызвала панику среди жителей столицы рейха. 20 января Вильфред фон Овен записывает:

«Советское наступление на востоке начинает вызывать панические явления. Сегодня ночью русские танки, наступающие с территории Вартегау, ворвались в городок Намслау (ныне Намыслув) в Средней Силезии, лежащий в 70 километрах от Бреслау (ныне Вроцлав. – Ред.), который до сих пор находился в глубоком тылу. Сломя голову население бежит на запад. Вчера вечером был введен всеобщий запрет на передвижение, чтобы наконец-то можно было организовать планомерную эвакуацию, ставшую столь необходимой.

Глава берлинского штаба СА обергруппенфюрер СА Гренц получил задание поскорее собрать в Берлине тысячу офицеров, чтобы задерживать на границе рейха беспорядочно отступающие остатки частей, переформировывать их и с их помощью устанавливать заслоны на дорогах».

В эти дни в Берлин прибывают и первые поезда с беженцами. Матиас Менцель рассказывает:

«Вокзал Фридрихштрассе стал товарно-сортировочным пунктом немецкой судьбы. Обугленные рамы свисают с петель. Мерзкий восточный ветер свистит в ангаре, от которого остался только скелет. Каждый вновь прибывающий поезд выбрасывает на перроны бесформенную нищету. Внизу, в вестибюле, люди сидят друг у друга на головах: семьи из Восточной Пруссии и Силезии, из квартир людей с высшим образованием и из крестьянских изб, из рабочих поселков и из кварталов ремесленников. Общая для всех безысходность стерла с их лиц все различия. За котелками с горячим супом выстраиваются бесконечные очереди. Они ждут. Часами, часто днями напролет, ждут поездов, которые не отправляются, ждут станции назначения, которые потеряли всякий смысл. Однако это ожидание далеко не безопасно. Снова и снова прерывистый вой сирены воздушной тревоги гонит их со всеми узлами и мешками в бомбоубежища и подвалы. <…>

На вокзале я встретил профессора литературы из Бреслау. Он утверждает, что русские вышли к Одеру под Штейнау (ныне Сьцинава. – Ред.) и форсировали его».

Журналистка Маргарет Бовери тоже записала свои впечатления о событиях этих дней:

«Во время одной из моих поездок в Тойпиц во второй половине января я должна была сделать пересадку в Кёниге-Вустерхаузене. На соседнем пути стояли вагоны состава с беженцами. На страшном морозе, который держался тогда уже несколько дней, многие люди, особенно пожилые, замерзли до смерти, несмотря на ужасную тесноту в закрытых вагонах, предназначенных для перевозки скота. Как мне было видно с перрона, трупы выгружались из вагонов и укладывались рядами, словно дрова, на железнодорожную насыпь.