Лед - Лалин Полл

– Ну, – сказал Джеймс уклончиво, – совсем скромный в этом году.

– Большие колонки для маленького приема.

– Не такие уж большие.

Они смотрели друг на друга, и улыбки сползали с их лиц. Они не собирались приглашать его.

– Я приехал, чтобы сообщить Гейл о смерти нашего близкого друга. – Шон глядел на них снизу вверх из своей более приземистой машины. – Мы по-прежнему дружим, если вы не в курсе.

– Это правильно, – сказал Джеймс. – Сожалею о вашей потере.

– Да, – произнесла Эмма, – очень сожалеем. Всего тебе хорошего, Шон.

Джеймс переключил передачу «лендровера», и прицеп с колонками прогромыхал в опасной близости от «астона», но Горинги смотрели прямо перед собой. И вот они исчезли.

Шон внимательно следил за ними в зеркальце заднего вида, и его сердце стучало, словно после потасовки. Он считал их друзьями: когда-то он приносил с собой лучшее вино и мирился с их нудной компанией, надеясь, что они раскроются в какой-то момент, считая их манеру держаться английской сдержанностью.

Нет. Они никогда не были друзьями; они всегда были холодны с ним. Это Гейл им нравилась, и он знал, что они расценивали ее брак с ним как мезальянс. И боль от потери Тома вспыхнула в нем с новой силой: вот кто был настоящим другом и джентльменом, всегда относившимся к людям с равной теплотой и достоинством, говорил ли он с бродягой или миллиардером. Шон вновь услышал голос Кингсмита, словно доносившийся из тех давних времен, когда он потерпел неудачу в бизнесе: «Учись и не оглядывайся». Он взглянул на часы и сказал навигатору:

– Аэропорт Хитроу.

Существует высший дух, которого мы зовем Сила, и о нем нельзя рассказать простыми словами. Этот Великий дух поддерживает мир и природные стихии, и всю жизнь на Земле. Он настолько могуч, что обращается к человечеству не посредством слов, а через бури и снегопады, дожди и морские штормы, все силы природы, внушающие страх человеку.

Когда все в порядке, Сила не посылает вестей человечеству, но пребывает в своей бесконечной пустоте, отстраненно. И так продолжается, пока люди воздают благодарность за хлеб свой насущный и не оскверняют жизнь.

Никто не видел Силу; место его обитания – тайна, так что он всегда и рядом с нами, и невыразимо далеко.

4

Уже в самолете, подпирая пластиковую стену и вдыхая запах лосьона после бритья своего соседа, Шон вспомнил, как Том мрачно предрекал, что Шпицберген станет северной Ибицей. Белые ночи, местный колорит и осведомленность публики о хрупкости этой экосистемы породили самый мощный приток туристов в истории Арктики. Теперь в Лонгйирбюэне даже появилась своя клубная жизнь, и наиболее популярным местом был танцевальный бар «Исчезающие виды» – Мекка для золотой молодежи, любящей путешествия и уставшей от горнолыжных курортов.

Шон смотрел, как к нему приближается стюардесса с тележкой. Звяканье кубиков льда пробудило в нем чувство ожидания. Пусть ужасное, но разрешение. Теперь можно было в буквальном смысле отметить этот рубеж, водрузив тяжелый камень, а точнее надгробие над найденным телом Тома, над его могилой и над надеждой на его возвращение. Или, если его кремируют, можно установить какой-нибудь монумент вроде каменной пирамиды, что-то строгое и долговечное. Он поморщился от пошлости своих мыслей. Арктику невозможно трансплантировать.

– Сэр, напитки или закуски? – повторила стюардесса с улыбкой эконом-класса.

Она передала ему две маленьких бутылочки водки, банку тоника и пластиковую чашку с одним кубиком льда и быстро двинулась дальше, пока он не попросил чего-нибудь еще. Шон не стал открывать тоник, просто залил в себя две порции водки и откинулся в кресле, глядя на облака. Нет. Что бы там ни говорил Кингсмит и Мартина, в глубине души он понимал, что ничего не разрешилось. Он давно свыкся с мыслью о том, что Том пропал в бездне неизвестности – так заканчивали жизнь многие герои-полярники. Обнаружение его тела стало полной неожиданностью, словно сам ледник восстал против него.

Еще одно омрачило мысли Шона – фраза Гейл о его давно ожидаемом рыцарстве. Раздача титулов и орденов на Новый год и День рождения монарха прошла уже трижды, но всегда находились веские причины, чтобы Шон Каусон еще немного подождал, – бюрократические проволочки, конфликты интересов – не стоило из-за этого волноваться.

Нет, нет, он вовсе не волновался, он умел ждать. Он знал, как оставаться славным малым, не быть выскочкой, как надо принимать награды – имелось устное соглашение, и он более чем выполнил свою часть, – и все же это не означало, что ему были неведомы нетерпение и досада, оттого что его водят за нос, хотя он держался молодцом и терпеливо ждал. Он даже не знал, когда начал желать этого, но теперь, когда ему пообещали…

Он догадывался, в чем могла быть причина задержки: имелись вопросы относительно того случая. Двое заходят в ледниковую пещеру, но выходит только один. Он выглянул в проход и окинул взглядом удаляющуюся стюардессу – ему был нужен боевой задор. Ну хорошо, пусть над ним так и висит дамоклов меч дознания, хотя это намного хуже, чем прямое обвинение, которое он мог бы опровергнуть. Что произошло? В деталях. Он бы рассказал все, что требовалось, и убрал тень со своего имени, а заодно напомнил миру о том, что полярные исследования немыслимы без риска и опасности, и даже в наше время самые способные и подготовленные авантюристы-полярники полюса иногда погибают. Но выжить – это не преступление.

Однако Шон сделал больше, чем просто выжил, – он припеваючи жил за счет виллы «Мидгард», где нашел смерть драгоценный Том Хардинг. Какой-то недовольный журналист, которому отказали в членстве в одном из закрытых клубов Шона, назвал в своей статье «Мидгард» «грязным Давосом». И в этом была своя правда. Закрытые клубы Шона Каусона, разбросанные по всему миру, были созданы в угоду мировой элите, но вилла «Мидгард» предназначалась для другого. Самый северный в мире постоялый двор, переоборудованный из старой китобойной базы, надежно охранял покой своих постояльцев, ценивших конфиденциальность, и пусть у многих репутация была не самой безупречной, они желали упрочить свое место в мире, как и свои доходы. Это были люди, к которым организаторы Мирового экономического форума относились с некоторой брезгливостью, их не желали приглашать в Давос, несмотря на то, что их решения имели большой вес в экономике и политике. Но если их не принимали в высшем деловом сообществе – по крайней мере, официально, – они могли спокойно встречаться и обсуждать всевозможные бизнес-модели в восхитительной атмосфере виллы «Мидгард». Шон полагал, и Том соглашался с ним, что ни к чему учить ученых, или, говоря иначе, ласковый теленок двух маток сосет. Шикарный ретрит в уникальном и самом благоприятном окружении с надежной охраной – вот что выбирали те, кто ценил политический прагматизм эпохи экологического прогресса.

Стюардесса была в задней части салона. Шон повернулся к скучным белым облакам. Сложная задача для гендиректора – восстановить вертикаль управления после столь долгого отсутствия, однако Дэнни Лонг явно притязал на место в высшем руководстве, если все докладывал сначала Кингсмиту. Пусть Кингсмит рекомендовал его, но на вилле «Мидгард» он был только пассивным партнером Шона, а не официальным акционером, как Мартина и ее технически безупречные инвесторы или Рэдианс Янг и ее друзья в Гонконге. Шон всегда улыбался при мысли о Рэдианс и ее прямолинейной настойчивости, с которой она вкладывала только свои собственные юани, а не деньги КНР, стоявшей за ней. Если ее это устраивает, тем лучше. Определенно, она сама «заказывала музыку».

Вероятно, пройдет несколько дней, прежде чем это станет известно прессе, и тогда новостной цикл и причитания начнутся вновь. «Ледник исторг призрака» или более сухо: «Обнаружено тело пропавшего британского эколога». Словно Том Хардинг был из пропавшей экспедиции Франклина[8], давшей повод для многолетнего национального траура. И, конечно же, там будут фотографии. Том жмет руки туземным протестующим на фоне спасенных ими джунглей. Том плавает с жуткой китовой акулой, как будто никто в целом мире больше не делал такого. Том, облепленный актерами, блекнущими рядом с этой глыбой моральных достоинств.

Перспектива возобновления культа Тома была столь же невыносима сейчас, как и при его жизни, тем более что сам Том ничего подобного не любил. Шон даже не мог апеллировать к его эгоизму или его взглядам – в этом не было его вины. Женщины обожали его, мужчины им восхищались, и такая идеализация в значительной степени объясняла, почему Шон столь настойчиво уговаривал его насчет виллы «Мидгард», не желая принять отказ. Но дело было не только в этом. Несмотря на годы, прожитые без Тома, Шон знал, что если тот верил в «Мидгард», значит, он действительно создал нечто, имеющее ценность для мира. Одобрение старого друга было ему действительно важно – и Кингсмит был прав, он должен навести порядок во всем этом. Должен собраться с силами и использовать трагедию во благо.