Девственная земля - Дервла Мерфи

Сегодня ночью с благословения Зигрид Пучхре и я вместе свернемся калачиком на тибетском ковре. Не так уж часто встречается хозяйка, которая не приходит в ужас, узнав, что гость собирается лечь спать на полу.

Какой очаровательный город этот Катманду! С каждым днем он мне все больше нравится, хотя прежде казался лишь промежуточным пунктом на пути в Покхару. Я ожидала, что в долине Катманду все будет так же, как и в Индии, но оказалось, что я ошиблась. Конечно, общего много: пыль, духота, мухи, священные коровы посреди улицы и бездомные собаки в канавах. Многие женщины здесь также одеты или в сари, или в шальвары с длинными рубашками до колен. Большинство мужчин продолжают носить традиционную одежду — свободные в поясе брюки типа галифе, длинные рубахи навыпуск и кители с воротом-стойкой, расширяющиеся над коленями, изящные маленькие шапочки. Обычно на Востоке первыми перестают носить национальное платье именно мужчины.

Я думала, что долина Катманду уже испорчена как туристами, так и суетой вокруг них, но, несмотря на то, что теперь «все» приезжают сюда, так же как «весь Лондон» покидает город летом, было бы нелепо назвать нынешний Катманду туристским центром. Конечно, город менее «экзотичен и романтичен», чем его расписывают. Здесь почти столько же бензоколонок, сколько храмов, и то тут, то там вырастают новые уродливые здания. Меня пленяет веселое дружелюбие и атмосфера безалаберности, которая проявляется во многих эпизодах. Когда я переехала из гостиницы в похожее на лабиринт молодежное общежитие в Джавалкхеле, разместившееся в одном из усеявших долину безвкусных дворцов, ранее принадлежавших семейству Рана, я обнаружила множество кранов с надписью «холодная и горячая вода» и весьма впечатляющие европейские сливные бачки в общественных уборных, но за водой надо ходить к ближайшему колодцу. В городе существует капризная в работе телефонная сеть, построенная несколько лет назад американцами. Казалось, она должна облегчить деятельность местной администрации, но это нововведение внесло немалый вклад в организационные неполадки. Телефоны работают поочередно то в одном, то в другом районе города, а постоянные аварии и помехи создают значительно больше напряжения, чем отсутствие телефонной связи. Сюда же можно отнести все, что связано с электричеством. Взять хотя бы выключатели, которые хитроумно смонтированы в самых неожиданных местах — на полу, у потолка или за ставнями. Если они и срабатывают, то только после длительных и весьма опасных манипуляций. В связи с тем, что осветительная система работает спазматически, у жителей всегда наготове запас свечей. Сегодня вечером я обратила внимание на то, что пышно обставленная конференция Комитета тибетских беженцев, которая состоялась в гостинице «Ройял», освещалась двумя свечами.

С 1951 года, с того момента, как Непал был открыт для иностранцев[16], гостиница «Ронял» в Катманду стала центром «светской жизни». Официально это — гостиница «люкс», совсем не соответствующая тому «классу», к которому принадлежу я. Вскоре я поняла, что в Непале даже гостиницы «люкс» лишены единообразия, и в действительности «Ройял» так же резко индивидуален, как и все другие местные явления. Это объясняется отчасти как нелепым великолепием самого здания (еще один бывший дворец Рана), так и внутренней его отделкой в стиле Гранд Опера. Все сливается в одно столь помпезное неуместное целое, что немедленно подпадаешь под его очарование и прощаешь излишества.

В «Ройяле» меня познакомили с Эдмундом Хиллари и Петером Ауфшнайдером. Сэр Эдмунд выглядит и держится так, как и полагается покорителю Эвереста. Пожимая ему руку, я волновалась словно школьница. Остается надеяться, что мое волнение не было слишком заметным, поскольку бедняге наверняка до смерти надоели поклонницы. Петер Ауфшнайдер постоянно живет в Катманду и состоит на службе у непальского правительства. Человек он весьма застенчивый, скромный и милый, но, к сожалению, я всегда теряю дар речи при встрече с людьми, которыми долго восхищалась издали, поэтому разговора v нас не получилось.

Естественно, в «Ройял» стекаются все местные сплетни, а так как в основном они касаются интимной жизни непальской аристократии и известных иностранцев, то картина вырисовывается весьма мрачная. Иногда обсуждаются и более интересные темы. Именно здесь я узнала, что сейчас довольно трудно получить разрешение на путешествие на север Непала. Некий писатель, злоупотребив полученным разрешением, отправился не то к тибетской границе, не то даже за ее пределы, заснял на кинопленку некоторые происходившие там события, описал свои приключения и напечатал репортажи в европейских газетах. Непальские власти были так шокированы всем этим, что теперь не пускают туда даже самых невинных путешественников, которыми движет исключительно любовь к странствиям. Я хорошо знаю по себе, как запрет разжигает в человеке озорное любопытство, и, каюсь, не раз поддавалась соблазну. Из уважения к властям и ради других путешественников, конечно, следует воздерживаться от погони за сенсацией, особенно в такой стране, как Непал, которая имеет все основания болезненно реагировать на такие поступки. Без сомнения, в какой-то мере из-за таких, достойных сожаления действий вблизи тибетской границы были запрещены новые экспедиции в Гималаи.

В «Ройяле» мне рассказали, что в Тибет в течение последних месяцев вернулись некоторые эмигранты из Восточного Непала. Этим сведениям, кажется, можно верить. Я с большим интересом также узнала, что некоторые торговцы, которые еще бывают в Лхасе, передают успокоительные сообщения тибетским беженцам от их друзей, вернувшихся на родину. Они говорят, что бывшие беженцы устроились в сегодняшнем Тибете лучше, чем в Непале, и будто бы китайские власти стали смягчать первоначальные жесткие меры. Года полтора назад я слышала о листовках, отпечатанных в Лхасе и распространяемых в Индии и Непале, с призывом к беженцам вернуться в Тибет и обещанием «прощения» за их бегство. Вполне допустимо, что китайские власти постепенно отказываются от первоначальных репрессий, и я не могу не задуматься, не является ли возвращение на родину наилучшим решением проблемы для многих тибетцев в Непале. Сохранять древние традиции и обычаи все труднее, а в Тибете они по крайней мере будут жить в привычном климате и на привычной высоте.

Велосипед в Катманду — одно из основных средств передвижения. Должна признаться, вчера я изменила «Роз». Мне посоветовали купить в Катманду велосипед для поездок по Покхаре (конечно, его пришлось бы переправлять самолетом, ибо между двумя долинами нет даже сносной тропы). Сначала эта идея мне не понравилась, потому что до сих пор я видела в продаже только индийские машины и по опыту знала, как трудно к ним привыкнуть. Но вчера утром, бродя по базару, я обнаружила подержанный велосипед советского производства, опробовала его, нашла подходящим и купила за 10 фунтов 16 шиллингов и 8 пенсов. Я назвала его «Лео — брат Роз». «Лео» покрашен в небесно-голубой цвет; он вдвое тяжелее «Роз», но на нем легко удерживать равновесие. Велосипед удобен на плохих дорогах благодаря большому, на хороших пружинах, седлу и широким шинам. Он солидно оборудован. У меня еще не было велосипеда с зеркалом, ножным тормозом, спидометром, сумкой с инструментами, багажником, фарой, упором для стоянки и замком с двумя ключами. Пока ножной тормоз для меня скорее опасен, чем полезен, поскольку я привыкла при езде под гору крутить педали назад, но скоро я перестроюсь, и вообще это лишь одна из помех при велосипедной езде в Катманду.