Кровь, или 72 часа - Дмитрий Григорьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну что, красавица моя! Вот и твой выход в свет! — шепнул отец и тоже посмотрел на люстру. — И в прямом и в переносном смысле!
— Не рано ли!? — прошептала ему в спину жена.
— В самый раз! — толкнула ее локтем свекровь. — Спроси у гувернантки!
А гувернантка действительно не переставала удивляться неожиданной перемене юной графини. Из озорной непоседы она за одну ночь превратилась в рассудительную даму. Лишь однажды она сбежала от нее к северной башне, но не смогла найти секретного лаза. На его месте была лишь груда зеленых ото мха валунов. Глубокая печаль наполнила сердце девушки. Но это была не детская грусть о веселых играх с деревенской ребятней. Она думала о б о́ льшей потере: «Где же ты, мой голубоглазый лесной житель? Я ведь так и не узнала твоего имени!»
Долгими теплыми вечерами она теперь часто стояла на крепостной стене, вглядываясь вдаль. Сидония искала своего милого среди листвы, и иногда ей казалось, что там мелькала его тень.
«Как было бы здорово, если бы он вдруг оказался знатным вельможей и был приглашен на этот бал!»
Пока она так мечтала, разглядывая ослепительную люстру, весь двор пожирал глазами юную графиню.
— Эрнест с тебя глаз не сводит! — возбужденно шептал ей отец, кивая на младшего сына герцога.
Графу было известно, что для двоих из своих семи отпрысков хозяин замка никак не может найти невест.
«И немудрено. Где, скажите на милость, найти столько девиц, под стать герцогам, которые первые по благородству после короля? Конечно, мы ступенькой пониже, — размышлял граф, — но мать, хоть и выжила из ума, но тут не ошиблась. Наше богатство и красавица дочь помогут нам сделать шаг наверх!»
Его Сидония сияла не только красотой, но и изобилием дорогих украшений, на которых настоял отец. Особенно цеплял глаз подарок прабабушки. Каждую янтарную бусину населяло какое-нибудь древнее насекомое, что говорило о безмерной цене украшения. Все были в восхищении от драгоценностей и их умопомрачительной хозяйки.
«Вот они, пиратские сокровища!» — шептались слуги и старались лишний раз угодить молодой графине.
Сидония пользовалась этим и не скупилась на подарки. Теперь обо всем, что происходило в замке, она узнавала из первых рук.
— Сегодня Отто сцепился с Эрнестом во время трапезы, и отец выгнал обоих из-за стола! — со смехом докладывала повариха.
«Что же этот „рыбий глаз“ никак не уймется?» — злилась Сидония.
Отто был старшим из неженатых сыновей герцога и считал, что красавица графиня должна достаться ему.
— Я не могу видеть его противные белесые глаза! — не слушалась отца Сидония. — Будешь меня за него сватать, уйду в монастырь!
На балах она пренебрегала знаками внимания Отто и танцевала только с Эрнестом.
— После бала Эрнест снова просил мать поговорить с отцом о помолвке с вами! — с замиранием сердца слушала Сидония фрейлину герцогини.
«Когда же герцог соблаговолит внять мольбам сына?» — злилась она.
В пустых ожиданиях прошел год. И тогда Сидония решила взяться за дело сама: «В конце концов, должен же мой дар быть на что-то годен!»
И вот находчивая графиня уже выслушивала сплетни и пересуды о самой себе.
— Эта вертихвостка опять проскользнула в ворота на ночь глядя! — рассказывал жене сменившийся стражник.
— Что же ты ее пропустил?
— Мое дело маленькое! Хозяин велел не трогать, я и не трогаю! А она, глупышка, думает, что я ее вот за это пропускаю! — он хохотнул и бросил на стол серебряную монетку.
Жена тут же прибрала денежку:
— А зачем герцог ей потакает?
— Сынка балует! Десятник рассказывал, как хозяин бахвалился перед своими вассалами. Молодая, говорил, кровь! Пусть, говорил, для разнообразия потешится с дочкой графа, а то фрейлины, поди, уже надоели!
— Это он о своем младшем, что ли?
— А то о ком же! От Отто-то девчонка нос воротит!
— Чего это у тебя язык заплетается? Опять медовухи нахлебался!
— А ты наливала?! — вспыхнул муж.
— Ладно, ладно! Остынь! А герцогу-то кто об этих голубках доложил?
— Ну уж точно не я!
— Ладно, не скрытничай! Вижу, что знаешь!
— Только никому ни слова!
— Ты же меня знаешь!
— Потому и говорю! Это слуга Эрнеста, Клауд, сын оружейника!
Стражник знал, о чем говорил. Клауд сходил с ума по старинным клинкам и доспехам. Ради подарков из оружейной палаты господина он был готов на все. Из подслушанных Клаудом разговоров герцог узнавал обо всем, что происходило в опочивальне Эрнеста, в самых красочных подробностях.
— Она влюблена в него как кошка! — не скупился на эпитеты наушник. — А ваш сын уже, похоже, к ней остывает!
— Когда Эрнесту она совсем надоест, дай знать! — слащаво улыбнулся герцог. — Приведешь ее в мою опочивальню! Я ему своих фрейлин отсылал, теперь его очередь потешить отца!
Сидония не хуже Клауда знала, что Эрнест охладевает к ней, но ничего не могла поделать. Удержать его оказалось труднее, чем соблазнить. Она понимала, что, несмотря на юный возраст, ее молодой любовник уже познал не одну женщину. Но она была уверена, что так хорошо, как с ней, ему ни с кем не было, да, пожалуй, и не будет. Благодаря разбуженному в ней дару, она без труда угадывала его желания. Она знала наверняка, когда он хочет пить, есть или заняться любовными утехами. Она покидала его, когда чувствовала, что он хочет побыть наедине, и веселила, когда улавливала первые признаки подступающей хандры. Она мечтала приворожить его, но не знала как.
— Бабушка, как мне приворожить Эрнеста? — просила она о помощи.
— Ничем не могу тебе помочь, внученька! Мою силу убили в девичестве, а чему успели научить, я позабыла!
— А мама?
— К ней даже подходить не смей! Она ни о чем не знает!
«Мой безымянный провожатый — вот кто наверняка знает секреты колдовства!» — решила тогда Сидония.
Она не раз порывалась бросить все и отправиться на его поиски, и каждый раз ее останавливали последние слова прабабки: «Ты должна стать герцогиней во имя сестринства!»
И она продолжала разыгрывать любовь к Эрнесту, надеясь, что ее жертва когда-нибудь приведет к поставленной цели. И вот однажды ее чаяниям суждено было сбыться!
Как-то под вечер в покои герцога приплелся Эрнест:
— Отец, теперь ты не сможешь противиться моей женитьбе на Сидонии.
— Это еще почему?
— Она от меня понесла!
— А где неуемная радость?
Сын вяло махнул рукой.
— Не тушуйся! Может, еще не от тебя!
— Ты что, отец?!
— Мал ты еще, женщин не знаешь!
И точно, отец как в воду глядел! Следующим же утром Клауд повинился перед двором, что это он отец будущего ребенка!
— Распутным девкам не место в нашем замке! — преградил дорогу Сидонии знакомый стражник и не пустил ее даже на мост.
— Да как ты смеешь так обращаться с дочерью графа! — опешила она от неожиданности. — Я сейчас же пожалуюсь Эрнесту, и он закует тебя в кандалы!
— Не думаю, что наш благородный наследник будет разговаривать с тобой, — ухмыльнулся тот, памятуя новый приказ герцога. — Он теперь даже не плюнет в твою сторону!
У Сидонии от волнения закружилась голова. Она не понимала, что происходит.
— На, возьми! — в отчаянии девушка сняла браслет и протянула его стражнику.
— Мне ничего не нужно от подстилки для черни! — ответил тот и быстрым движением выхватил серебряную безделушку.
Воровато оглянувшись, он спрятал украшение за пазуху. В вечерних сумерках было не видно, как лицо Сидонии перекосилось от ярости. Она, словно тигрица, бросилась на стражника и вцепилась ему в лицо. Тот грубо оттолкнул ее прямо в грязь разъезженной колеи.
К сожалению, эта грязь была не единственная, какая выпала на ее долю. С того злополучного дня ее жизнь превратилась в кромешный ад. Сидония пряталась от людской молвы в своем поместье, а на улицах города вовсю веселились скоморохи:
— Герцога сынок идет и мошной своей трясет! Он мошной своей трясет, в руки барыне дает! Та вертела так и сяк, не попасться бы впросак! Кроме злата-серебра нет ни одного ядра! Нет ни одного ядра, зато у слуги их два!
— Поймать скоморохов и в пыточную! — лютовал герцог. — Я им лично языки рвать буду!
Да куда там! Стражники с ног сбились, а ни одного скомороха не поймали!
— В этот раз ты сам себя перехитрил! — осмелилась подать голос герцогиня. — Как теперь моему мальчику на люди показаться?!