Мэтт и Джо - Айвен Саутолл

6

Мэтт сидит на скамье у автобусной остановки, дышит выхлопными газами. Вся вонь ему прямо в лицо. Он сидит, подбородок в ладонях, нос как раз на уровне выхлопных труб. И выхлоп за выхлопом — прямо ему в лицо.

Никакого автобуса он не ждет. Просто скамейка была не занята, что же ей зря стоять. Для того ведь и скамейка, чтобы на нее садились. Шел мимо. Вижу, стоит скамейка. Что-то мне подсказало: сядь. Я и сел. Может, есть такой закон, что школьникам запрещается сидеть в общественных местах? А что школьникам нельзя дышать в общественных местах, такого закона случайно нету? Наверное, есть вообще закон против детей и подростков. Я бы не удивился.

Наплевать мне на эти чертовы четыре цента. Ну, купил бы апельсин, да он бы наверняка оказался гнилой.

Вышел из магазина, туда смотрю, сюда — Джо как сквозь землю провалилась.

Что она, на роликах, что ли?

Не может живой человек вот так, в одно мгновение, исчезнуть. А она второй раз. Тогда с поезда сошла и — фьюить. И теперь, выходишь из магазина, а от нее — ни следа, ни волоска. На улице, конечно, народ. Тысячи человек. Но как же не разглядеть среди них девчонку, от которой у тебя температура подскакивает до точки кипения?

А что, если ничего этого и не было? Ну, то есть на самом деле.

Может, от потрясения ты повредился в уме. И у тебя галлюцинации. Видения. Ух ты! Ничего себе видение. Призрак, рожденный в больном мозгу. Два призрака: эта девочка Джо и та, вторая, с волосами до пояса.

Елена…

Ну сколько может это выдержать нормальный человек? Должен же быть какой-то предел. Ведь сходят же с ума люди, если никто не протягивает им дружескую руку помощи. Мне уже целых пятнадцать лет. Да в некоторых странах таких ребят, как я, считают взрослыми мужчинами и разрешают украсить свою жизнь парой-тройкой жен. А мое все украшение — только прыщи на лице да зеленый тренировочный костюм. Да еще красотка из журнала, и ту не могу никуда приколоть, а то мама увидит.

Откуда ты это взял, Мэтт? ОТКУДА-У-ТЕБЯ-ЭТА-ВЕЩЬ?

Какая вещь, мам?

ЭТА ФОТОГРАФИЯ, КОТОРУЮ ТЫ ПРИКОЛОЛ НА ПОТОЛКЕ У СЕБЯ НАД КРОВАТЬЮ?

Да господи, мам, ничего особенного. Просто картинка, я выменял ее на четыреста тридцать две аргентинские марки, одну банку красной краски для велосипеда, прошлогодние бутсы и сорок девять центов.

СНИМИ СЕЙЧАС ЖЕ! МНЕ СТЫДНО ЗА ТЕБЯ!

А чего тут стыдного, мам? Обыкновенная девушка. В мире их знаешь сколько!

ДА, НО ТЕБЕ ТОЛЬКО ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ.

О да.

Это я знаю.

— Всему свой срок, ребята. Не рвитесь прежде времени. Не то и сами не узнаете, как много потеряли, — пока не вырастете.

Так сказал старик Мак-Нэлли. Сказал, чуть не плача, это было, когда Джексон попал в беду. Подумать, что такой безобидный парнишка, как Джексон, нарвался на беду с такой девчонкой, как Натали. Старик Мак-Нэлли стоял огорченный, губы поджаты, носком ботинка тычет в пол. Остальные-то все уклонились. Вроде как задвинули вопрос в отдаленный ящик. Один Мак-Нэлли не побоялся. И Джексона с тех пор больше не видели. Натали — тоже.

Да понимаю я. Я же не такой, как Джексон. Уверен, что не такой. Только всякий раз ведь не задвинешь это в ящик, и не скажешь этому всякий раз «нет», и не пробежишь лишний круг по стадиону, чтобы это вышло из тебя с потом. Вы же сами знаете, сэр. Оттого-то вы и стояли такой огорченный, да? Вот вы, например, вы ведь тоже когда-то росли, мистер Мак-Нэлли. Тоже тяжело было? И мне, как и вам тогда, совсем неохота оставаться маленьким. Мы только о том и мечтаем, чтобы вырасти, чтобы вступить в жизнь. Нет, правда, не может же быть, чтобы у вас в детстве все было совсем уж иначе, чем у нас. Помните, как вы нам рассказывали о себе. Вам самому было весело вспоминать, как вы жили в деревне и как все тогда было. Фермы одна от другой далеко. Ребята по целым дням без призора. Не станете же вы меня уверять, что в той вашей жизни, когда еще мир не был перенаселен, мальчики не были мальчиками, а девочки — девочками или что это не имело значения? Когда вы иной раз замечтаетесь, вдруг замолчите или улыбнетесь про себя, я знаю, это потому, что вы вспоминаете какую-то девчонку. Но для нас все не так, сэр, возьмите на себя труд и посмотрите сами. Ничего не ждет нас за ближайшим поворотом, кроме уличных фонарей, патрульных полицейских машин, да 550 семейств, распивающих пиво на своих тенистых верандах. И за забором — тоже ничего, только электрички, все в огнях, точно именинный пирог, с воем проносятся мимо каждые полторы минуты. По субботам с утра — легкая атлетика, вечерами — крикет, по воскресеньям — плавание. Каждый день стройся в шеренгу. И каждый день тренер гоняет чуть больше, чем накануне. Вечером два часа на уроки, перед этим и после нужно помочь маме. А в каникулы подрабатываешь в продуктовом магазине. Честное слово, сэр, это просто заговор какой-то, нам не остается ни минуты свободной. Вся наша жизнь расписана по минутам — и дни и ночи. Удивительно еще, что нас не заставляют спать по счету: на раз — вдох, на два — выдох, на двести — перевернуться на другой бок. Я даже не представляю себе, откуда у Джексона нашлось время, сэр.

Выхлоп за выхлопом прямо в лицо.

А через улицу на одной из скамеек, что поставлены вдоль тротуара, сидит Джо. Сидит и ногти свои разглядывает!

Вот это да!

7

Солнечноволосая Джо.

Нехорошо, что ты сидишь там без шапки. На самом солнцепеке. Как подсолнечник. Солнце струит свет между телеграфных столбов и зажигает для меня блики в твоих волосах.

В твоих волосах солнце, Джо, мне видно даже отсюда. В промельках между автомобилями. За машинами, изрыгающими ядовитые дымы. За морем вздохов — земля обетованная. Или это в духе старика Мак-Нэлли, образ, употребленный не совсем к месту? Какие у тебя волосы, Джо! Ты их, наверно, гладишь, гладишь, гладишь щеткой, чтобы блестели?

Ау, Большой Мэтт, чего ты расселся в тенечке? Переходи на эту сторону и пойдем дальше вместе, не хочешь? Неужели стесняешься? Не может быть. Или боишься, что ребята задразнят? Большой Мэтт, и боится? Но мы вольемся в толпу, и никто нас не заметит. Затеряемся, неизвестно, кто такие. Ты можешь не держать меня за руку. Можешь идти не рядом. Не так близко, чтобы смущаться, но все-таки поблизости, чтобы я знала: ты со мной. Не медли, Большой Мэтт, до звонка осталось всего восемь минут. А такой случай может больше не повториться. Куй железо, пока оно в огне. Ну давай же, скорее сюда.

Солнечноволосая Джо, зачем ты перешла на ту сторону? Зачем оказалась там, через улицу от меня? Что я теперь должен сделать? Ведь говорят про девчонок, что они не такие, как мы, что они манят и дразнят, и подначивают, и оставляют с носом. Так и ты? И если я сейчас встану и перейду через улицу, ты небось опять исчезнешь, как уже дважды исчезала от меня? Или ты хочешь поиграть со мной в догонялки? За тобою, верно, многие гоняются. Но на самом-то деле ты меня вовсе и не видишь даже, я знаю. Охота была девочке глазеть на меня. Разве только чтобы посмеяться, прикрыв ладошкой рот.

Ау, Большой Мэтт! Ну, что же ты, давай сюда. Боишься, машины тебя облают? Ты ведь умеешь разговаривать с девочками? Еще бы! Как мне яснее показать, что я тебя жду? У такого парня, как ты, знакомых девчонок, должно быть, пруд пруди. А я что же, хуже других? Разве я уродина, или тупица, или умственно отсталая? Или от меня пахнет? Вроде бы нет. И с виду девочка как девочка. Всё на месте. Довольно красивая, хоть и не мне это говорить. Как же еще я должна себя вести? Как заставить мальчика, чтобы он к тебе подошел? Хула-хуп покрутить или стриптиз затеять? Неужели повесить на шею табличку с надписью: «Эта девочка сохнет по тебе»? Ну что я тут сижу, словно вянущая роза, а драгоценные минуты уходят? Подумай сам.

О солнечная Джо.

Все мои сны и грезы были про тебя. Только я этого сам не знал. Я, наверно, тысячу раз о тебе грезил. Оттого и тосковал так, когда тебе было восемь лет и ты ходила измазанная ирисками. Понимал, наверное, что это — ты. Понимал в глубине души и злился, что ты ходишь, как чумазое чучело. Джо, неужели ты там ждешь, чтобы я сделал первый шаг? Откуда мне знать, что я все это не придумал, как и про других девчонок, которые мне нравились? Если я перейду на ту сторону и заговорю с тобой, а ты скажешь: «Пошел ты!» — я помру от стыда, милая Джо. Ей-богу! В твоих волосах солнце. Хоть бы ты посмотрела на меня. Что ты так заинтересовалась своими ногтями?

Большой Мэтт! Ты что, не понимаешь? Через три минуты прозвенит этот чертов звонок. Если мы сейчас не вскочим и не припустимся во всю прыть, считай, что мы опоздали. Но ты по-прежнему сидишь как приклеенный, и я тоже сижу как приклеенная. Ну пожалуйста, Мэтт, будь мужчиной. Еще минута, и тогда как хочешь — у меня тоже есть гордость. Я просто вешаюсь тебе на шею, — так ведь говорят, когда девчонка не такая заторможенная, как считается приличным? Сижу тут, как бесплатный подарок, который никому на свете не нужен. Эх ты, растяпа, ворона, дурачина! Разве ты не понимаешь: раз девчонка сидит здесь, мальчик — там, а времени — без семи минут девять, то, значит, мальчик с девочкой должны встретиться и теперь всегда ходить вместе? Мне, например, это ясно. У тебя что, мозгов нет, одни мускулы в голове? Или ты не слыхал, что мальчики с девочками «идут попарно», так и в Библии написали, чтобы каждый знал. Прямо на первой странице! Что же мне, платочек ронять? Или флагами сигнализировать? Или плясать танец с семью покрывалами, как Саломея? Она-то своего добилась.