Да пошли вы все!.. Повесть - Макар Троичанин

«Что годы?» - горько подумал злодей. – «Я жизнь отдал и все надежды».

- Кстати, - слегка оживилась отдавшая годы, а Иван Ильич, услышав предупреждающее слово, обмер, - страховка на авто у тебя?

Автовладелец без авто освободил задержанное дыхание, обрадовавшись, что неприятностей не последовало. «Так вот зачем она припёрлась!» - и пошёл к шкафу, который он превратил в шкаф хранения. Порылся в куче бумаг на верхней полке, извлёк плотный глянцевый лист, покрытый замысловатыми защитными узорами, и бросил на старенький журнальный столик, стыдливо приткнувшийся к углу дивана.

Не взглянув на него, Элеонора Львовна всё же выдала неприятность некстати:

- Может, ты получишь страховку за разбитые в ДТП не по моей вине «Жигули»?

Иван Ильич дёрнулся, собираясь объяснить, что не знает всех обстоятельств и всей страховой процедуры, и вообще…

Но она, слава богу, уже передумала:

- Впрочем, ты не сумеешь, я – сама. Напиши мне доверенность.

Обрадованный неумеха молниеносно, с творческим вдохновением выполнил на редкость приятную просьбу. Нужный документ был аккуратно сложен и вложен во чрево элегантной тиснёной белой сумочки с позолоченным металлическим обрезом и застёжками. Приятная гостья поставила сумочку вертикально на колени и слегка наклонилась, чтобы встать, но замедлила движение, дабы сделать последнее внушение:

- Я не хочу, чтобы Аркадия бывала у тебя без моего ведома, - и встала, наконец, угрожающе задрав точёный подбородок.

Молчавшего до сих пор Ивана Ильича будто взорвало, и он, не сдержавшись, выкрикнул:

- А я не хочу, чтобы ты приходила сюда!

Прекрасная мегера смерила его уничтожающим взглядом и процедила сквозь сжатые безупречно белые зубы:

- Не дождёшься! – и добавила уже спокойнее: - Я обязана следить за тобой и знать, как ты живёшь, не ради тебя, а ради дочери, - и ещё: - Без меня ты ничего не можешь.

- А я не хочу знать тебя! – совсем оборзел отец «сироты». – Ясно? – и, чуть замешкавшись, выдал совсем несусветное: - И вообще, нам пора переходить на «вы».

У Элеоноры от удивления округлились глаза, и ресницы встали дыбом.

- Ты что, сдурел? – и, не прощаясь, сама открыла входную дверь и вышла, не закрыв её.

Металлические каблучки шпилек уверенно процокали по бетонным ступеням лестницы, постепенно затихая, и скоро стали совсем не слышны.

Иван Ильич долго ещё стоял у окна, тяжело дыша и нервно вздрагивая подбородком. Потом глубоко, освобождающе, вздохнул, осторожно бесшумно закрыл дверь, запер на два оборота ключа и на цепочку, подошёл к дивану, снял покрывало и неистово вытряс его прямо в комнате, постелил снова и изнеможённо улёгся в третий раз. Закрыл глаза, но сна, естественно, не было, как не было и душевного покоя. В очугунённой голове лихорадочно складывались правильные ответы на реплики и вопросы мерзкой бабы, один едче другого и все убийственно ироничные. Жалко, что они, как всегда, пришли в голову поздно, а то бы… «Пропащий день», - подумал он огорчённо. – «Лучше бы его не было». Ничего не хотелось: ни лежать, ни двигаться, ни жить так, как он – в полупридавленном состоянии. «Хоть бы кто-нибудь пришёл, что ли», - подумал он с отчаяньем и не успел как следует осмыслить редкое пожелание, как…

-4-

…неугомонный звонок зазвонил снова. «Зачем вернулась?» - испугался Иван Ильич, не сообразив со страха, что не слышал цокота ведьминых копыт. – «Что ей ещё надо?». Поднялся и, внутренне напрягшись, решительно направился к двери, заготовив пару крепких выражений. «Может, что не так с доверенностью?» Он перепишет её молча и молча укажет на дверь! Нет, даст понять молчанием, что её присутствие неприятно. Да, так будет внушительнее и… солиднее. Нахмурив брови, сделал сердитую маску и открыл дверь. За ней стояла соседка с продуктовой сумкой. Увидев неприветливое лицо соседа, она смущённо улыбнулась

- Здравствуйте, Иван Ильич. Извините, что побеспокоила. Иду из магазина, смотрю – к вам гость, - и наклонила голову, глядя в ноги.

- Где? Кто? Какие гости? – не перестроившись, недовольно забрюзжал Иван Ильич, а настырный гость был уже у забытой хозяином миски с водой и жадно лакал, не обращая внимания на переговоры людей.

- Собачку завели? – продолжала виновато улыбаться соседка.

- Сам завёлся, - недовольно буркнул собаковод и, смягчив тон, объяснил: - Утром почему-то увязался с базара, я его покормил, он ушёл и вот опять заявился – не запылился. Как только дорогу запомнил? Что прикажете делать? – он требовательно посмотрел на безвинную женщину.

У той не было определённого ответа.

- Собаки чувствуют хороших людей, - сказала отвлечённо, оправдывая пса, который с независимым видом, не глядя на опешившего хозяина квартиры, медленно и уверенно проследовал в комнату и, по всей видимости, залез в забронированное кресло. – Я бы оставила.

- Так возьмите! – быстро нашёлся любимец псов.

- Не могу, - с сожалением вздохнула советчица. – Ребята очень хотят, а мой – ни в какую. Не любит животных. – «Вот мерзавец!» - в сердцах облаял соседа Иван Ильич. – «И деньги берёт без отдачи, и собаку взять не хочет». – А вы, если не хотите оставить, отведите его туда, откуда он к вам привязался, - дала новый дельный совет соседка, близко к сердцу принявшая судьбу бездомного четвероногого.

- Эврика! – воспрял духом от найденного лёгкого решения загнанный в угол хороший человек. – Пожалуй, так и сделаю, - и повернулся уйти в комнату и посмотреть, чем занят самовольный вселенец.

- Иван Ильич, - приостановила соседка.

- Да? – повернул он в дверях голову, не ожидая ничего хорошего от просительного тона её голоса.

- Вы сегодня деньги давали моему? – Она зря спрашивала, ведь наверняка знала, что дал.

- Каюсь, - сознался он, - давал. Так просил, что невозможно было не дать. А что случилось?

На её лучистых и всегда смеющихся серых глазах появились бриллиантики слёз.

- Иван Ильич, миленький, - выговорила она со стоном, сразу сделавшись старой и замученной, - не давайте ему денег, прошу вас. – Она вытерла ладонью непрошеные слёзы. – Много он вам должен?

Злостный заимодавец бессильно прислонился к косяку открытой двери.

- Ничего не должен, - попытался он, соврав, успокоить бедную женщину, посетовав про себя: «И почему у меня всегда получается не так, как хочется?».

- Очень прошу вас, - повторила просьбу бедняга, - не давайте ему ничего, - и снова глаза её увлажнились, выдавая отчаянье. – Не для себя, ради детей прошу, - не удержавшись на ресницах, слёзы покатились по впалым щекам. Чувствовалось, что она на грани нервного срыва. – Жить стало невозможно, совсем замордовал нас, дети боятся, никакие уговоры, никакие слёзы не помогают.

На Ивана Ильича они очень даже подействовали, и он поспешил выдать радикальный совет:

- Выгоните его, да и вся недолга!

- Гнала, - остановив слёзы и утерев лицо ладонью, пожаловалась несчастная жертва неисправимого алкаша, поддерживаемого добросердечным соседом, - да он не уходит.

- Что значит – не уходит? – возмутился недавно запросто вышвырнутый из семьи. – Подайте на развод, - дал он ещё один радикальный совет, подкреплённый собственным опытом.

Соседка тяжко вздохнула, приходя в нормальное душевное состояние.

- Боюсь я этих разводов, формальностей всяких, пересудов людских, - она помолчала, перебирая в уме нелёгкие мысли. – Детей жалко – как они без отца? – и добавила совсем несуразное с точки зрения решительного Ивана Ильича: - Да и его жалко – пропадёт без нас.

- Ну, знаете ли, Марья Ивановна! – отлип от косяка Иван Ильич. – Надо же, в конце концов, и о себе подумать! – в негодовании воскликнул «эгоист» с пятнадцатилетним стажем. Ему жаль было скромную и симпатичную женщину с прекрасным именем-отчеством, как у дочери в детстве, но как ей помочь, он не знал, не смог и самому себе помочь, смирившись, в конце концов, с ролью подкаблучника.

Она доверчиво прикоснулась к его локтю.

- Не обращайте внимания на временную бабью слабость. Всё пройдёт, - глубоко и безнадёжно вздохнула, не веря. – Мне бы детей поднять… а потом уж и о себе можно подумать, - и улыбнулась, лучась весёлыми глазами. – А за собачкой, когда вас дома не будет, мы с ребятами присмотрим. Вы только постелите что-нибудь у дверей для неё, – она забыла о недавнем совете, как избавиться от пса, очень желая, чтобы тот остался.

Как и предполагал Иван Ильич, пёс лежал в кресле, удобно свернувшись клубочком и положив ушастую голову на короткие мохнатые лапы. Он наполовину приоткрыл глаза и, не двигаясь, насторожённо наблюдал за приближением человека. А тот осторожно, чтобы не испугать, подошёл к креслу, опустился на колени, чтобы легче было разговаривать, положил ладони на сиденье и, наклонив голову и заглянув в спокойные глаза нахального квартиранта, строго спросил:

- Что будем делать с тобой?