Да пошли вы все!.. Повесть - Макар Троичанин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ты чего? – вяло спросил тот, не в силах пошевелиться. – Чего тебе ещё? – отвернулся лицом к спинке дивана. – Отстань!
Негодник коротко заскулил и, опершись передними лапами на диван, часто и жарко задышал немощному в затылок.
- Ну, что, что? – почти простонал тот и, немного поразмыслив, попытался догадаться: - Пить, что ли, хочешь?
Пришлось с усилием вставать, а настырному только того и надо было. Он подбежал к входной двери и там замер, уткнувшись носом в дверную щель.
– Вон что! – догадался, наконец, человек, напрягши массу всех своих извилин. – Выйти, значит, хочешь? Так бы и сказал!
Немой завилял хвостом, показывая, что так и сказал. Иван Ильич с удовольствием открыл дверь и предложил, слегка поклонившись:
- Прошу! Давай топай!
Пёс вышел, сбежал на междуэтажную лестничную площадку, повернул голову и замер, вопросительно глядя на хозяина. На это раз тот понял немой вопрос.
- Ну, нет, брат! Я не пойду. И не надейся, - и закрыл дверь.
Через минуту, когда открыл снова, пса не было. «И слава богу!» - подумал Иван Ильич, опять укладываясь на диван. Но теперь, когда назойливого раздражителя не стало, как-то не лежалось спокойно. «Вот, паршивец!» - злился он на пса. – «Наелся и смылся!» Даже обидно стало. «Небось, помчался на старое жильё – там будет ночевать, там – привычнее, там – удобнее», - распалял он себя и ворочался с боку на бок. Не выдержав, встал и открыл дверь, проверяя, не вернулся ли неблагодарный друг. «Корми его после этого, в престижный клуб записывай!» - мысленно брюзжал окончательно расстроенный Иван Ильич. – «Лучше бы совсем не возвращался! Обойдёмся!» Полежал, полежал с плотно закрытыми глазами и снова потащился к двери. Пса не было. «Прекрасно!» - уговаривал он себя. – «Никакой мороки! И чёрт с ним! Пусть мёрзнет там, на площадке, если ему здесь, в кресле, не нравится». Ещё дважды проверял за дверью, а потом вроде бы успокоился, сел в свободное любимое кресло, включил телевизор и стал бессмысленно смотреть на экран, где показывали какой-то женский сериал, не воспринимая ни содержания, ни актёров. «Да что я, в самом деле!» - выругал он себя. – «Расклеился как неврастеник! Было бы из-за чего, а то из-за какой-то плюгавой дворняжки. Нет – и слава богу!» - вздохнул намеренно глубоко, но без облегчения, выключил «петросянщину» и от нечего делать пошёл на кухню зажаривать остатки пельменей с мясом. За окном заметно потемнело, засветились людские соты. «Уж не заблудился ли? Не дай бог, нарвался на стаю бродячих псов! Сейчас их, благодаря добросердечию любителей животных, развелась уйма с прорвой – найдёныша на зуб каждому не хватит. Запросто разорвут живой рулет с пельменями!» Со сжавшимся сердцем опять пошёл проверять за дверью и не успел полностью распахнуть её, как чёрный дьяволёнок чёрной молнией метнулся прямо в комнату и прямо на кресло.
- Явился, – стал выговаривать ему сердито и с радостью Иван Ильич, - не запылился! Где тебя черти по ночам носят!
И, увидев взгляд чёртика, отрешённо скорбный, полный неизмеримой, не собачьей, тоски, понял где. Понял и то, что преданный пёс ещё долго будет навещать старое жильё в надежде встретить старую хозяйку и этот крест будет нести до тех пор, пока не найдёт полноценной замены.
– Ну, что ты, что ты! – Претендент на замену опустился перед ним на колени. – Не переживай так – всё образуется! – уговаривал по-человечески.
Он мягко положил ладонь на поникшую голову и хотел погладить, но страдалец приник щекой к ладони, замер и посмотрел на Ивана Ильича с болью и надеждой так, что у того защемило грудь и защипало глаза.
– Всё вместе переживём! – пообещал твёрдо, и пёс, поняв, благодарно лизнул надёжную ладонь и прикрыл глаза, а Иван Ильич, не избалованный ласками за 15 лет изнурительной насторожённой жизни, не смог больше вытерпеть переполнявшей его нежности, подхватил редкостного терьера на руки и сел с ним в кресло. Теперь оно стало любимым на двоих. – И на базар сходим, и в клуб запишемся, и прививки сделаем, и справки получим, - обещал расквасившийся хозяин, перечисляя заманчивые для питомца развлечения, - и блох выведем… стоп!
Он посадил нелицензированную животину на колени, взял её голову в руки и повернул к себе.
– Отвечай как на духу: у тебя блохи есть?
Пёс сделал весёлые глаза и вильнул псевдохвостом, радуясь, что может доставить удовольствие хозяину положительным ответом.
– Что будем делать? – озабоченно спросил хозяин, ожидавший противоположного ответа.
Блохастик незамедлительно перевернулся на спину, смешно задрав ноги и подставив слабо защищённое длинной и редкой белой шерстью брюхо: на, мол, лови. А что ловить? Иван Ильич никогда в своей долгой и насыщенной всякими событиями жизни не видел блох. Кроме единственной, подкованной Левшой, что была крупно изображена в детской книжке дочери. Голенастое страшилище с длинными изогнутыми и волосатыми ногами, как у кузнечиков, и динозавровым рылом ему не понравилось, и теперь он с ужасом представлял, как эти твари размножаются, прыгают по квартире, запрыгивают на кровать, и ссадил блошиный инкубатор на пол. Что делать? Срочно нужен опытный ветэксперт с соответствующим инструментом и химическими реагентами. Но где его теперь, ночью, добудешь? Секретарша говорила о гребешке. Может, у Марьи Ивановны найдётся? Он пошёл к соседке, спросил, краснея, и у неё, вправду, нашёлся на счастье.
- А у вас, что... – поинтересовалась она по-женски, не договаривая, но выразительно посмотрев на его роскошную шевелюру.
- Нет, нет, - отказался Иван Ильич от роли вшиваря, - это у пса.
- Блохи? – догадалась соседка, улыбнувшись. – Тащите его сюда, на площадку, сейчас проверим.
Вынесенный на руках полусонный блохастик явно не желал, чтобы его проверяли в неурочный час, когда все приличные собаки уже спят, не хотел, чтобы тревожили его квартирантов и его вместе с ними, а потому сладко зевал и вяло уклонялся от бесцеремонных рук экзекуторов. Но стоило Марии Ивановне умело провести гребешком по хребту, как он успокоился, замер и терпел, наверное, не без удовольствия. Уже второй зачёс принёс ощутимый улов – попались сразу две кровососки. Экспертша профессионально даванула их на гребешке большим ногтем, дважды громко щёлкнуло, и два раздавленных трупа упали на пол. Следующая попалась с пятого зачёса.
- Негусто! – поделилась авторитетным мнением Мария Ивановна. – Попробуйте сами, - она отдала гребешок хозяину блох, - мне надо готовить ужин ребятам. Сумеете?
- Запросто! – бодро заверил он её и осторожно и медленно провёл гребешком по хребту и бокам засыпающего от удовольствия пса.
Безуспешно! Тогда он ускорил процедуру, сообразив, что страшилища успевают удрать от медленных зубьев, и не ошибся. Со следующего энергичного гребка попалась-таки четвёртая – крупная и коричневая, почти такая же, как на детской картинке, бери и подковывай, лупы не понадобится. Торопясь, он кое-как, в несколько движений, придавил её ногтем и, услышав чёткий щелчок, радостно засмеялся, как молодой солдат, убивший первого врага на войне. Но больше, как ни странно, ничего не вычёсывалось. Да и псу приятная процедура осточертела, он болезненно выгибал спину и поворачивал голову, прося о помиловании. Вышла Мария Ивановна, спросила заинтересованно:
- Ну, как?
- Никак, - ответил утомившийся Иван Ильич. – Наверное, попрятались где-нибудь в складках местности.
- А может, больше и нет, - успокоила добрая женщина. – Да вы их не бойтесь – они на людей не перескакивают, не кусают.
Иван Ильич облегчённо вздохнул:
- Дай-то бог!
- Гребешок оставьте себе, - подарила ценную вещь соседка. – Завтра ещё проверите. Говорят, у каждой собаки есть своя блоха, так что всех не вычешете.
«Спасибо, успокоила», - подумал Иван Ильич. – «Секретарша клуба об этом явно не знает».
- Завтра мы в аптеку пойдём за отравой, - пообещал он, - а сейчас – спать, спать, спать… Спокойной ночи, - поднял и унёс окончательно размякшего малыша в комнату и уже без опаски уложил в кресло.
Пёс откинулся набок, потёр спросонья лапой по носу и уху и умиротворённо закрыл глаза, впервые за многие долгие месяцы уснув по-человечески. А Иван Ильич тихо подкатил кресло к кровати, чтобы было видно спящего, и сам стал готовиться ко сну, чувствуя, что вот-вот отключится, не донеся голову до подушки. Донёс, лёг на бок с открытыми глазами и ещё долго думал о необычном выходном, насыщенном стрессовыми событиями, и о главном из них – появлении пса. Зачем-то судьбе понадобилось, чтобы они встретились, чтобы пёс привязался с первого раза, а Ивану Ильичу не удалось отвязаться, как ни старался. И уже не верилось, что знакомы всего один день, казалось, что живут вместе давным-давно, и не было у Ивана Ильича никого дороже на свете. Очевидно, распорядительнице всего живого было угодно подбросить его именно теперь, дав какой-то жизненный знак, в котором не так просто разобраться. Да и стоит ли? Иван Ильич читал как-то, что рядом с претендентом на внезапную смерть часто оказывается дьявол в обличье неизвестно откуда взявшейся собаки или кошки, молча преследующих жертву и ожидая освободившуюся душу. По внешности малыш вполне схож с посланцем Вельзевула. Но в эту версию не верилось, не хотелось верить. Больше хотелось верить в нечаянное, а может, и предопределённое соприкосновение синхронных родственных душ, объединившихся для общих радости и горя. Чуткая и чистая собачья душа первой потянулась к загрязнённой человеческой и добилась своего, несмотря на сопротивление человеческого разума. Она, маленькая, станет для Ивана Ильича оберегом от чуждых злых душ. Только так, и никак иначе! Именно для этого появился подаренный судьбой маленький четвероногий друг. Однако прекрасно звучит: подаренный судьбой! Можно так и окрестить: Судьбы дар, или Сударь, а по-простому, по-приятельски – Дарька. Крёстный даже рассмеялся от удачно выбранного имени и сразу заснул. Ночью проснулся, словно кто-то толкнул в плечо. Открыл глаза – оберега нет. Рывком поднялся на локоть и в отсветах ночных фонарей увидел родственника под креслом, сменившего слишком тёплое место на более прохладное. Иван Ильич встал, порылся в универсальном шкафу, извлёк со дна неведомо зачем лежавшее там шерстяное одеяло, разрезал его пополам, сложил половинки вдвое и одну положил у кровати, а другую отнёс к входной двери. Когда возвращался, Сударь уже лежал на подстилке. Улыбнувшись, хозяин неслышно улёгся на свою и, наконец-то, заснул по-настоящему.