Вторжение, которого не было - Кеннет Макси

Двадцать первого мая Редер вновь решил обсудить с фюрером возможность десантной операции. Надо сказать, что адмирал не предполагал встретить сколько-нибудь положительный отклик, скорее, он хотел получить подтверждение неизменности воззрений[43] Верховного главнокомандующего. Однако, к разочарованию Редера, пьяный воздух победы пробудил революционный дух Гитлера. Фюрер видел перед собой карту Англии, рассеченную синими стрелами, показывающими движение германских армий: новые возможности открывались перед непобедимыми корпусами вермахта.

Гитлер по-прежнему был предан идее уничтожения коммунистической России, но он разделил опасения своих советников и хотел бы избежать войны на два фронта. Если бы только можно было не принимать Англию во внимание — подобно Швеции, Португалии или Греции — все стало бы на свои места: Россия была бы к 1941 году полностью изолирована и затем уничтожена. Однако непокоренная Англия могла стать источником серьезных проблем на континенте (прежде всего — в бассейне Средиземного моря).

Фюрер поздравил растерявшегося Редера с “несколько неожиданным проявлением инициативы” и приказал срочно подготовить пересмотренный с учетом новых реалий проект вторжения в Англию. Уже через три дня поступил рапорт от генерал-полковника Вильяма Кейтеля, возглавляющего ОКВ. Кейтель сообщил о положительной оценке плана. Редер, однако, был полон сомнений и охотно отменил бы вторжение.

Геринг и Браухич не сомневались в победе и не видели никаких изъянов в набросках ОКВ[44]. Кейтель, традиционно поддакивающий Гитлеру, назвал вторжение “экспериментом”. Альфред Йодль, начальник штаба ОКВ[45], и его помощник Вальтер Варлимонт видели главную трудность в согласовании между собой действий трех[46] различных служб — сухопутных сил, “Люфтваффе” и “Кригсмарине”[47].

Двадцать первого мая танки Гудериана начали продвижение к Дюнкерку. Двадцать четвертого числа британские танки перешли в контратаку в районе Арраса, что вызвало локальный кризис на фронте[48]. Седьмая немецкая танковая дивизия столкнулась с английскими “матильдами” и понесла серьезные потери. Фон Рунштедт, командующий группой армий “А”, сыгравшей ведущую роль в операции “Гельб”, чувствовал, что пришло время остановиться. Его подразделения непрерывно наступали 14 дней, пехота отстала, фланги подвижных корпусов были открыты и подвергались непрерывным нападениям. Рунштедт считал необходимым при любых обстоятельствах сохранить танки (которые уже истратили большую часть моторесурса) для использования во второй фазе кампании. Рунштедт нервничал и, несмотря на все возражения Гудериана, перед которым лежал открытый путь к Дюнкерку, он остановил войска. “Стоп-приказ” был на следующий день подтвержден Гитлером[49].[50]

В спор командных инстанций вмешался Геринг, который надеялся заслужить новую славу для “Люфтваффе”, принудив окруженного врага к капитуляции одними бомбардировками. Поскольку такое развитие событий устраивало Гитлера (равно, как и Рунштедта), разрешение было дано. “В любом случае,— заметил Гитлер довольному Герингу прямо перед заседанием, посвященным возможному вторжению, — нашим солдатам потребуется все их самообладание, чтобы завершить завоевание Франции и перейти к Англии. Этими словами фюрер германской нации четко сформулировал свою позицию.

Обсуждение открыл Редер, который подчеркнул всю степень опасности. Британский флот был лишь незначительно ослаблен во время Норвежской кампании, в то время как Германия понесла в северных водах серьезные потери среди крейсеров и миноносцев; были повреждены также оба боеспособных линейных крейсера — “Шарнхорст” и “Гнейзенау”[51]. Принимая во внимание, что все побережье вскоре будет в руках Германии, Редер согласился с наличием возможности высадить войска на английские берега и даже какое-то время снабжать их там. Тем не менее, он сообщил об отсутствии каких бы то ни было гарантии успеха такой операции. “Конечно, минные поля противника могут быть разминированы, хотя 30 тральщиков для этого, явно недостаточно, но, в любом случае, возникнут проблемы с вражескими торпедами. Я не советую предпринимать попытку атаки на море”.[52]

Фон Браухич предложил рассматривать вторжение как обычную операцию по форсированию крупной водной преграды. Он обещал, что, высадившись на вражеском берегу, солдаты быстро уничтожат армию противника, уступающую по своим боевым возможностям вермахту. (Это мнение командование сухопутными силами высказывало в свое время Рейнеке. “В обязанности „Кригсмарине” входит только доставить нас туда; что касается „Люфтваффе”, то авиация должна захватить господство в воздухе и блокировать британские воздушные силы. Кроме того, авиации придется обеспечивать снабжение войск на английском берегу, если этого не сможет сделать флот”.)

Для Геринга эти слова были скорее приглашением, чем вызовом. “Люфтваффе” добились во Франции полного превосходства в воздухе и считали, что им будет достаточно просто справиться и с RAF. Эскадрильи пикирующих бомбардировщиков прокладывали путь армии. Воздушно-десантные войска использовались при завоевании Бельгии и Голландии. Сейчас германские ВВС готовились уничтожить английскую армию, окруженную в Дюнкерке, что должно было стать, как самоуверенно предсказывал Геринг, “первым в истории разгромом сухопутных сил воздушными”.

День 23 мая Геринг провел, обсуждая военное положение с начальником штаба ВВС, генерал-майором Гансом Ешоннеком, и с командующим Вторым воздушным флотом генералом авиации Альбертом Кессельрингом.

Кессельринг ранее руководил штабом “Люфтваффе” и вместе с Герингом немало сделал для развития германских воздушных сил. С самого начала войны он находился на оперативной работе, командуя сначала Первым, а затем Вторым воздушным флотом. Кессельринг считался образцовым солдатом и входил в число самых способных офицеров Генерального штаба. Он лучше многих своих коллег понимал, что германская экономика и вооруженные силы с трудом справляются с неотложными военными заказами. Кессельринг отдавал себе отчет, что техническое превосходство германской авиации, которое привело к многочисленным победам на полях сражений, не продлится вечно. Он придавал огромное значение сохранению резервов, но сейчас страна вела свой[53] главный бой, и командующий “Люфтваффе-два”[54] был готов пойти на любой риск, чтобы достигнуть окончательного решения. Приходилось драться, напрягая все силы, — чтобы истощить также и все ресурсы врага, разгромить его раз и навсегда, пока Англия не удвоила свой промышленный потенциал, переведя экономику на военные рельсы. Геринг был не в восторге от прогнозируемых Кессельрингом потерь “Люфтваффе” в предстоящих боях с RAF и Королевским флотом, но полагал, что, когда Англия будет повержена, эти потери удастся возместить[55].

Новый план, который Геринг представил Гитлеру, был разработан Кессельрингом и Ешоннеком. “За вторжение в Англию, — начал Геринг, — должны отвечать “Люфтваффе”. Морской десант рассматривается лишь как поддержка воздушного. Силы Второго и Третьего воздушных флотов будут использованы для завоевания превосходства в воздухе, обеспечения морской и воздушной десантных операций, а также — для непосредственной поддержки сухопутных сил”. Военно-морской флот, прикрываемый с воздуха “Люфтваффе”, должен сделать все возможное для того, чтобы держать под контролем морские коммуникации в районе высадки. Армия должна создать на плацдарме надежную систему ПВО, что позволит отвлечь истребительные эскадрильи от задач непосредственной поддержки десанта.

Геринг подсчитал, что к середине июля он может иметь в строю 750 трехдвигательных транспортных самолетов Ju.52, несколько тяжелых четырехдвигательных Ju.90, и “фокке-вульф-200” “кондор”, а также около 150 планеров[56].

Такое количество транспортных самолетов[57] было в состоянии доставить на короткие расстояния свыше 15500 человек или около 3000 тонн оборудования[58]. Другими словами, транспортная авиация “Люфтваффе” была способна доставить в Англию, по крайней мере, одну полнокровную дивизию и снабжать ее. (Геринг исходил из того, что часть самолетов сможет ежедневно совершать два вылета, как это уже было в Голландии.){2}

Командующий авиацией поставил три следующих условия, выполнение которых, по его мнению, должно было обеспечить успех вторжения. Во-первых: морская операция должна была отставать по фазе от действий десантных частей, которым следовало дать время для развертывания действий в тылу врага. При этом вторжение следовало осуществить как можно скорее, чтобы застигнуть врага врасплох и не дать ему возможности реорганизовать и перевооружить свои силы[59]. Для получения преимущества было желательно атаковать не позже, чем в середине июля, а еще лучше — в начале месяца. Во-вторых: было необходимо немедленно приступить к восстановлению сил “Люфтваффе”. Это подразумевало, что во время кампании в Южной Франции армии придется довольствоваться минимальной поддержкой с воздуха. Далее, на территории Северной Франции и Бельгии следовало восстановить работоспособность аэродромов, обеспечить их прикрытием от атак с воздуха и с земли, наладить снабжение. И в-третьих, Геринг настаивал, чтобы вторжение было начато только после четырех подряд дней “гарантированно[60] хорошей погоды”. Эти дни были необходимы для того, чтобы достигнуть преобладания над RAF.