Длинный путь, трудный путь - Элмер Келтон

На следующее утро вдали показалось ранчо Шафтера. Главное здание было построено вдоль реки, которая, судя по всему, разливалась несколько раз в году и прятала воду в глубоких ямах остальную часть времени. Кое-где во влажных местах участка сохранились следы прошлогоднего урожая. Прошлый год в Нью-Мексико выдался сухим, бедным на кормовые растения и еще более бедным на зерно, если только в поселении не имелось оросительной системы.

Все здания были сделаны из обычной в этих краях глины, они лепились друг к другу плотно, как крепость, оставляя вокруг открытое пространство, со всех сторон окруженное прочным кедровым частоколом, способным остановить любое нападение. Главное здание представляло собой квадрат, внутри которого находилось мексиканское патио — внутренний дворик, поэтому окна были только на внешней стороне здания. Позади виднелась кедровая роща. Рядом, отделенные изгородью, лепились друг к другу маленькие хозяйственные постройки и огороженный шестами загон для скота.

Оверстрит с удовлетворением отметил, что в загоне паслись только три или четыре лошади. Выше и ниже по течению раскинулись пастбища, поросшие короткой зеленой травой, только-только идущей в рост.

— По-моему, признаков пребывания янки нет, — обратился к Уиллеру лейтенант.

По его сигналу отряд выстроился в колонну по двое и рысью двинулся к ранчо. С тыла строй прикрывал Васкес, не спускавший глаз с Боудена.

— Выпрямитесь в седлах, ребята, — приказал Оверстрит. — Пусть мы хотя бы будем выглядеть как солдаты.

Уиллер бросился вперед и открыл ворота в кедровой изгороди.

Из арки, что вела во внутренний дворик, вышли три человека. Они остановились в ожидании, внимательно, с молчаливой враждебностью разглядывая солдат. Двое из них были мексиканцы. Оверстрит осторожно поглядел на ружье, которое держал один из них. Третий человек шагнул вперед с достоинством солдата, гордо несущего порученную ему службу. Он был невысок, но у Оверстрита мелькнула мысль, что человек этот крепок как дуб. Мужчина был одет в видавшую виды рубашку из оленьей кожи и простые черные брюки. Правая рука его неподвижно свисала вдоль тела.

Человек с негнущейся рукой тихо заговорил, и мексиканец с неохотой опустил ружье. Лейтенант поднял правую руку в приветствии. Мужчина, стоявший в арке, поднял левую руку — на языке жестов это означало мирные намерения.

— Мистер Шафтер? — спросил Оверстрит.

Хозяин ранчо кивнул седой головой, не отрывая от лица офицера внимательного взгляда.

— Я — лейтенант Майлз Оверстрит, сэр, мое почтение.

— Вы и ваши люди можете спешиться, лейтенант. — Тон владельца ранчо был вежливым, но не дружелюбным. — Полагаю, вы голодны. Еды у нас немного, но вы можете располагать всем, что у нас есть.

— Вы очень добры, сэр, — сказал лейтенант. — Но прежде всего я прошу оказать помощь раненому. У нас нет никаких медикаментов. Мы надеялись, что…

Старый разведчик сделал два больших шага по направлению к Мак-Гаффину. Увидев кровь на одежде юноши, он, не дожидаясь, пока Оверстрит закончит, позвал:

— Линда! Линда! Иди сюда. Человеку нужна помощь.

Из внутреннего дворика вышла девушка и прошла через арку. Оверстрит сморгнул и застыл в седле; слова застряли у него в горле. Это была девушка из госпиталя в Альбукерке!

Она быстро подошла к загорелому разведчику, который был, очевидно, ее отцом. Посмотрела на Сэмми и нетерпеливо сказала:

— Что вы, техасцы, сидите здесь, как вязанка дров! Кто-нибудь, помогите мне занести мальчика в дом.

Потрясенный лейтенант медленно спешился. Уиллер и еще один солдат помогли Сэмми спуститься с лошади. Девушка повела их в патио, а затем через большую дверь налево. Оверстрит наблюдал за ней, не осознавая, что рот его широко открыт, а руки застыли в воздухе. Шафтеру дважды пришлось повторить, прежде чем офицер услышал его:

— Моя дочь, лейтенант.

Оверстрит кивнул и попытался переключить взбудораженное сознание на что-нибудь другое. Он обвел взглядом здания.

— Сколько у вас людей, сэр?

— Здесь нет войск Союза, лейтенант. Можете не беспокоиться.

— А как насчет ваших собственных людей?

— Всего лишь горстка. Я и моя дочь. Полдюжины работников, из них три — женщины. Мы только что вернулись с севера, чтобы навести порядок на ранчо. Привели с собой несколько животных. Основное стадо не придет, пока не вырастет трава. — Мужчина пожал плечами по привычке человека, который большую часть жизни провел среди мексиканцев. — Так что сами видите, лейтенант, здесь некому вызвать у вас головную боль. Я велю повару приготовить вашим людям говядину, потом можете двигаться дальше.

Он провел Оверстрита в голый внутренний двор и уже повернулся, собираясь войти в тенистый вестибюль, однако остановился и указал подбородком на торговца Боудена, с воинственным видом восседавшего в тылу отряда.

— Я не знаю, для чего вы взяли с собой Боудена, лейтенант. Это не мое дело. Но попрошу вас об одном. Я не хочу, чтобы нога этого человека ступала в мой дом.

Оверстрит чуть улыбнулся. Шафтер определенно ему нравился, даже несмотря на то, что был сторонником Союза.

— Боуден наш пленник, мистер Шафтер. Он пытался устроить так, чтобы нас перебили индейцы.

Ему было приятно увидеть мрачный огонек в глаза Шафтера, говоривший о том, что торговец получил по заслугам.

— Его следовало бы повесить, — заметил владелец ранчо. — Он — команчеро, и худший из них.

Оверстрит снова взглянул на теснившиеся друг к другу здания ранчо.

— Помощь сюда идет долго, сэр. Как вам удалось сохранить свой скальп?

Шафтер обернулся и окинул взглядом зазубренные вершины гор и долину, которую двигавшееся к западу весеннее солнце окрасило в зеленоватый цвет. Его голубые глаза светились гордостью.

— Человек в такой глуши не может рассчитывать на помощь правительства, лейтенант. Он должен сам уметь за себя постоять. Я живу среди индейцев с тех самых пор, как пришел на Запад, чтобы ставить ловушки на бобров. Это было тридцать лет назад. Я сам заключаю договоры и соблюдаю их, даже когда войска не в состоянии сделать это.

Оверстрит прошел вслед за Шафтером через широкий дверной проем в гостиную. Это была просторная комната площадью примерно в двадцать квадратных футов, грязный пол которой покрывал широкий ковер индейцев навахо. Одну сторону комнаты занимал большой открытый очаг, в котором еще тлели оставшиеся с утра угли. Оверстрит пробежался пальцами по крепкому столу ручной работы, который, должно быть, прибыл сюда из Санта-Фе. Остальная мебель была такой же — грубовато сколоченной, но прочной и хорошо сохранившейся.