Лорд поневоле - Эдгар Уоллес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он замечательно покладистый парень, этот мистер Лейзер, – искренне изумился Чик. – Я думаю, Гвенда, что слишком поспешно судил о нем.
Гвенда ничего не ответила.
Чик в своей жизни никогда не бывал за кулисами. Его предыдущее свидание с мистером Сольбергом происходило в конторе этого джентльмена на Стренде. Придя в театр, он увидел Сольберга в роли человека, обладающего могуществом Юпитера, перед которым дрожали все – от актеров до монтеров. Между тем, многие из них были титулованными особами (на сцене), а один – самым отчаянным злодеем, который всем пренебрегал и никого не боялся…
Юпитер восседал посреди пустых кресел партера, следя за тем, как трое актеров негромко репетировали. Чик хотел было задержаться на холодной сцене, освещенной лишь одним рядом маленьких лампочек, но Гвенда взяла его за руку и потащила в зрительный зал.
Мистер Сольберг приветствовал его без особой сердечности.
– Присядьте, милорд, – обронил он поспешно и снова занялся актерами: – Вам нужно подойти поближе, мистер Тревелин, когда вы произносите ваши слова о ребенке, а вам, мисс Уольтерс, наоборот, надо быть подальше, на противоположной стороне… Вот так. Нет, пожалуйста, не слишком далеко! Там будет окно и сад на заднем плане.
– Где ребенок? – прошептал Чик, немного озадаченный.
– В кладовой, – ответила ему Гвенда тем же тоном, смеясь уголком губ.
– Теперь продолжайте с того места, когда входит мисс Уольтерс, – скомандовал мистер Сольберг.
Мисс Уольтерс вошла, и ее приветствовал мистер Тревелин, но что они сказали друг другу, Чик так и не расслышал.
– Я бы хотел, чтобы они говорили погромче, – заметил он.
Гвенда улыбнулась.
Они пока только «прошептывают» свои роли, – объяснила она, – только для того, чтобы добиться верного общения.
– Никогда не видели репетиции, милорд? – осведомился Сольберг через плечо.
– Нет, сэр.
– Это еще не настоящая репетиция. – Сольберг повернулся к ним вполоборота, так как они сидели позади него. – Теперь ваша очередь, миссис Мейнард.
На сцене Гвенда была не менее унылой, чем ее партнеры. И Сольберг два раза ее поправлял, к немалому негодованию Чика.
– Перейдите налево в глубину сцены, миссис Мейнард. Нет, нет, в глубину сцены – напротив мисс Уольтерс! Правильно! Вам нужно быть поближе к двери. Стоп! Пусть кто-нибудь поставит там стул, чтобы обозначить дверь!
Он вынул портсигар и протянул его Чику.
– Не курите сигар? Умница. – Мистер Сольберг напряженно и хмуро смотрел на сцену. – А что вы скажете по поводу того, чтобы стать актером, милорд?
– Я? – изумился Чик.
– Да, вы! Самая-самая маленькая, но значительная роль. Я могу заставить автора вписать ее в пьесу. Вам пришлось бы сказать только несколько фраз, и вы бы оставались на сцене не больше десяти минут.
Чик искренне рассмеялся.
– Вам нравится эта мысль? – Довольная физиономия Сольберга оказалась в нескольких дюймах от лица Чика. – Вы были бы вблизи вашей приятельницы, миссис Мейнард, и ваше жалованье могло бы быть двадцать, нет, скажем, двадцать пять фунтов в неделю за восемь выступлений.
– Вы бесконечно добры, мистер Сольберг, но я не актер, и, кроме того, не хочу лишать жалованья кого-нибудь другого, кто уже играл.
Сольберг нахмурился.
– Уверяю вас, вы никого не лишите жалованья! Но это так, между прочим. Обдумайте мое предложение…
Чик покачал головой.
– Нет, я бы не смог, – ответил он решительно.
Мистер Сольберг улыбнулся.
– Я думаю, что вы умница, – заявил он. Это была его любимая фраза, и в большинстве случаев он бывал вполне искренним, когда произносил ее. – Одна только просьба: если вы почувствуете себя готовым согласиться на чье-либо другое, более выгодное предложение, – приходите ко мне и дайте мне возможность предложить вам столько же!
Они, мои конкуренты, будут добиваться вашего появления на сцене, потому что вы – новорожденное чудо, потому что вы – живой роман, и потому что имя маркиза Пальборо великолепно бы выглядело в списках труппы! Вот почему и я хотел бы вас заполучить, а еще потому, что вы – хороший парень, если мне позволено будет так выразиться, милорд.
Чик был ошеломлен оказанным радушием.
– Приходите в театр, когда вам только захочется, – сказал Сольберг. – Я распоряжусь, чтобы для вас были открыты все двери. Вы можете входить на сцену и за кулисы. Когда я покончу с этой репетицией, приходите поужинать со мной.
– Благодарю вас, я приду, мистер Сольберг, – вежливо ответил Чик.
– Вы умница, – заметил мистер Сольберг.
Было уже около четырех, когда Чик вернулся в свою контору. Он испугался, когда по дороге взглянул на часы над почтовым отделением. Однако Чик не увидел ничего другого, кроме беззаботной улыбки своего патрона. Правда, клерк-бухгалтер был немного разочарован, что новоиспеченный маркиз вернулся после завтрака вполне трезвым. Этот клерк был усердным посетителем кинематографа и с большой строгостью относился к распушенной аристократии.
Прежде чем уйти из конторы в этот вечер, Чик сообщил старшему клерку, что он меняет свой адрес.
– Правильно! – заметил Беннет. – «Ритц-отель», я полагаю? А, дружище?
– Не совсем так… дружище, – сухо ответил Чик и направился в Брокли, чтобы покончить с делами в пансионате.
Миссис Шипмет была в отличном расположении духа, так как провела этот день с большой для себя пользой. До сих пор ее знакомство с миром прессы было весьма ограниченным. Она смотрела на чтение газет как на весьма пустое занятие, подобающее только негодным слугам и безработным жильцам меблированных комнат. И если она все-таки не вполне отказывалась от газет, то только потому, что они годились для покрытия полок в кладовой и были весьма полезными для разжигания камина в гостиной.
Теперь вполне достойный характер «коллекционирования новостей» открылся для нее в полной мере. Весь день напролет она заседала в своем «святилище» и беседовала с представительными молодыми людьми, многие из которых, по всем признакам, были настоящими джентльменами. Репортеры делали заметки в своих книжках какими-то непонятными маленькими значками – миссис Шипмет сразу догадалась, что это была стенография, – и обращались к ней с большим почтением, даже с подобострастием, как с важной персоной.
Миссис Шипмет увидела Чика еще издалека и поспешила встретить его у дверей.
– Добрый вечер, милорд! – она бы готова была сделать ему реверанс, но не была вполне уверена в себе. – Приятно ли было ваше путешествие? – спросила она несколько бестактно.
– Могу я вас побеспокоить, миссис Шипмет?
Миссис Шипмет пронзили подозрения, которые скоро подтвердились. С тяжелым сердцем она повела его к «святилищу».
– Я переезжаю в другой район, поближе к службе, – заявил Чик. – Я уже подумывал об этом и раньше…
– В самом деле? – удивилась миссис Шипмет с плохо скрываемой досадой. – Я надеюсь, это не миссис Мейнард убедила вас вопреки вашему собственному мнению, мистер… то есть, милорд…
Чик улыбнулся.
– Не понимаю, как это можно было бы меня убедить вопреки моему мнению, миссис Шипмет. Я хочу вручить вам этот чек.
Он положил конверт на стол. Миссис Шипмет поморщилась. Хотя она еще ни разу не имела дела с подложными чеками, но всегда считала эту форму платежа недостаточно приличной.
– Я не смею ожидать, что вашу светлость может удовлетворить мое скромное жилище, – заметила она довольно резко, что совершенно не соответствовало форме ее обращения к нему.
Теперь, когда рыбка сорвалась, можно было не церемониться.
– Все произошло оттого, что миссис Мейнард должна была уехать, – пояснил он, – и если бы она осталась, я вряд ли искал бы другую квартиру. Надеюсь, вы не сердитесь, миссис Шипмет?
– Когда вы собираетесь уехать, сэр… милорд? – спросила она заискивающе.
– Немедленно, – ответил Чик твердо.
До сих пор он намеревался переехать не раньше конца недели.
К моменту его отъезда миссис Шипмет пришла в себя настолько, чтобы испросить его одобрения для отпечатанных карточек, рекламирующих ее пансион. Вверху такой карточки красовалась надпись золотыми буквами:
Состоящий под личным покровительством
и весьма рекомендованный Высокоблагородным
Маркизом Пальборо, К.П.
– Что значит «К.П.»? – полюбопытствовал Чик.
– Кавалер ордена Подвязки, – гордо пояснила хозяйка.
– Но ведь я его не имею! – возмутился он. – И что значит вся эта чепуха насчет «высокоблагородного»? В самом деле, миссис Шипмет, это «высокоблагородство» очень меня стесняет. Я всегда старался быть благородным, но это – совсем иное, не правда ли? Такое хвастовство…
Ему объяснили, что «высокоблагородный» является неотъемлемой принадлежностью его титула. В конце концов он был вынужден дать свое согласие, вычеркнув только то, что не принадлежало ему по праву.