Соларис. Разбитая судьба - Анна Панкратова

будем делать? Я бессмертна, ты сломала свою судьбу, ведь должна была уже умереть. Ах да… твой муженек валяется у входа в пещеру. Он… – Флоренс замолчала, закусила губу, радуясь, что к ней возвращались силы, выдержала паузу. – Умер, пока пытался спасти девочку из горящего дома.

Руби опустила глаза, тряхнула плечами.

– Ах да! Тебе же все равно на него. Забыла совсем! Это человеческое тело думает совсем не о том, о чем надо бы было…

Флоренс замерла, увидев, как Руби прижала ящик Тьмы к груди – резную шкатулку, сделанную из дуба, ключ, что мог взломать Врата Подземного царства, и тяжело вздохнула. Основание напоминало туго перевязанные ветки деревьев, а полукруглая крышка плотно прилегала к основанию. Руби коснулась пальцем печати, похожей на старинный замок, покрытый паутинкой алого цвета.

– И? На кой тебе вскрывать этот ящик? Да и некроманта у тебя нет рядом! Да и… Врата Подземного царства тут причем? – спросила Флоренс, напустив беспечный вид, но напряглась. Что-то было не так.

– О, я не буду его вскрывать. Но я могу использовать его силу, чтобы… убить тебя.

– Убить? Я бессмертна…

Флоренс развела руки, заставляя пламя разгореться, видя, как Руби прикладывала окровавленную ладонь к крышке резной шкатулки. Сердце колотилось о ребра, дыхание участилось, а в голове была пустота – мойра, привыкшая за столько лет действовать по написанному сценарию, не умела импровизировать.

– Ты умрешь! Эта магия тебя убьет!

– Я уже мертва, разве нет? Не умею любить… тот, кто не любит – не живет, лишь существует.

Флоренс напряглась, готовая выращивать кусты с колючками, свела руки, чтобы выпустить огненный шар, но не успела. Наручники щелкнули на запястьях, а она вскрикнула, ведь магию заперли в ее теле, запрещая выйти наружу…

– Ты?!

– Бывает, – кивнула бывшая королева и повернулась к дочери. – Уверена?

– Береги девочек.

Руби облизала губы, закрыла глаза, а потом резко выдохнула. Флоренс билась в истерике, царапала запястья, пытаясь избавиться от наручников, украшенных рунами, что лишали ее магии, кровь текла по пальцам, но она лишь визжала и продолжала издеваться над собой.

– Кровь пролью, чтоб судьбу запереть в теле смертной, – заговорила Руби, прижимая к себе окровавленную шкатулку. – Кровь пролью и жизнь отдам, а судьба навечно останется в теле той, кого коснулся Хаос. Кровь и кровь, она заснет, а часы разобьются, чтобы Время вновь ее нашло…

Руби пошатнулась, охнула и закрыла глаза. Флоренс замерла, лишь часто дышала, ощущая, как жизнь покидала тело, как кровь останавливалась, застывала, словно вода зимой, превращаясь в лед. Руби упала. Ящик Тьмы выпал из ее рук. Флоренс качнулась, попыталась вдохнуть, но не сумела. Легкие горели, глаза едва видели…

4

Бились зеркала. Осколки царапали щеки, руки и шею. Голубые волосы ниспадали по спине, а серебряное платье пропиталось кровью.

Мойра кричала. Она видела в отражении Флоренс, понимая, что навечно заперта в ее теле…

Она не умерла. Нет. Время не добралось до нее. Но часть ее осталась в той пещере, валялась там, забытая всеми, введенная в магическую кому. А другая часть вернулась в Зазеркалье. В ее тюрьму.

– Ненавижу! Ненавижу! Глупые актеры! – Флоренс стукнула по зеркалу кулаком, вглядываясь в глаза той, кого ненавидела. Глаза той, что сломала ее пьесу. Глаза той, из-за кого она и вышла в мир. И глаза эти теперь были ее. Отныне они одно целое.

Флоренс обессиленно упала в кресло. Осколки впивались в спину и руки, царапали ступни. Но она лишь закрыла глаза, думая, что делать дальше.

– Хотя бы пьеса вернулась на место… – Флоренс резко села и махнула рукой, подзывая зеркало короля Подземного царства, что пошло трещинами. Еще одна сломанная судьба. Нет, даже не так – разбитая. – Что ж. Игра продолжается, мышки мои. Я еще не сдалась. Королева мертва, но… у меня еще столько актеров. Столько… судеб.

Флоренс облизала губы, убрала волосы за уши и пододвинула к себе стол, заваленный блокнотами. Она напишет еще одну пьесу. И она будет… лучше! Совершеннее!

– «Осколки душ»… – пробормотала Флоренс и улыбнулась. – Я верну вас на место… верну.... И… ох! Это будет шедевр!

Глаза снова блестели, тело дрожало от возбуждения и счастья.

Может, она и проиграла, но она снова писала.

И она жила, пока писала. Проживала жизни своих персонажей. Получала эмоции сквозь их судьбы. Остальное время она так… просто существовала.

Но сейчас у нее была новая пьеса. Новая жизнь, полная эмоций. И она жила. Ох… она жила!

Двенадцать лет спустя

Флоренс Максвелл открыла глаза и сделала резкий вдох. Воздух обжигал легкие, обдирая место, где когда-то была душа, но теперь зияла лишь пустота. Она скулила от боли, ногтями царапала грудь, словно надеялась добраться до источника боли.

Темнота душила, но не пугала. Она помнила, где ее бросила королева. Надеялась, что убила, но лишь временно вывела из игры.

Флоренс поднялась, качнулась и оцарапала руки о каменную стену, едва не упав. Ноги дрожали, напоминая, как она слаба, но сердце трепыхало в груди – она снова жива. Чуть-чуть усилий, и она выйдет в мир, наберется сил и завершит то, что начала.

Улыбка расцвела на ее лице, покрытом капельками пота и засохшей кровью. Платье из льня волочилось позади, порванное, в крови и грязи, ведь та, что его надела, умерла.

Флоренс – а вернее та, что заняла тело несчастной девушки – брела по пещере, щурясь, пытаясь увидеть свет вдали, но потом дернулась и охнула, ведь наручники впились в запястья. Она махнула руками и услышала наконец звон металла – цепи, которой ее приковали к пещере.

– Пролог… – пробормотала Флоренс и улыбнулась. – Или сцена, в которой главное зло вышло на свободу.

Она впилась зубами в нежную кожу большого пальца, едва сдерживая крики, но потом боль исчезла. Флоренс дернула большой палец и поморщилась.

– Нашли чем останавливать… я знаю все о стекле и боли, ведь пишу об этом каждый день.

Флоренс сняла зачарованные наручники, что лишали ее возможности колдовать, с левой руки, довольно вздохнула и вызвала огонь. Второй браслет слетел с руки, оплавленный, а она вновь зашагала вперед.

Сломанный палец. Ерунда какая! Слишком малая плата за свободу!

В животе кружили бабочки, но она едва переставляла ноги. Тело было слабым после двенадцати лет магической комы, голова кружилась. Флоренс мутило, но впереди показался огонек света – дневного света! – а потому она стиснула зубы и прибавила шагу.

Мышцы ныли, ноги дрожали, но она шла,