Человек, который боялся прыгнуть в воду с трамплина - Мария Снадина

Она довольно ухмыльнулась.

– Дай мне 5 минут.

– Хорошо. Буду ждать на повороте, в машине.

Мы ехали довольно быстро, болтали о музыке, кино, еде, детстве. Обо всем разом и не о чем. Это стала одной из многих наших ночных поездок. Мы приезжали на озеро, гуляли среди деревьев и у кромки воды, купались. Вода, нагретая днём, радостно принимала нас, убаюкивая на своих волнах далёкие звезды.

– А кем ты хотел быть, когда вырастишь?

– Я так и не придумал, на самом деле. Один день хотел быть смелым пожарным и спасать людей из горящих зданий, в другой – детективом, которому удаётся распутать громкое преступление, а ещё врачом или путешественником. Хотел искать золото древних цивилизаций… а ты?

– Я всегда хотела быть астронавтом. Но не тем, кто триста дней в году смотрит на землю из крохотного иллюминатора. Я хотела изучать космос, летать к далеким планетам, слушать шёпот звёзд, узнать что же скрывается за чёрной дырой. В школе у меня было «отлично» по астрономии.

– И почему не пошла учиться?

– Потому что хорошо иметь «отлично» по астрономии в начальной школе и плохо, когда твоя учительница по физике – отъявленная стерва. Которая вместо того, чтобы помогать разобраться в сложной науке – топит ученика и поддерживает тупых выскочек, которые так же, как и ты, глух к предмету, зато родители входят в школьный комитет.

Марта перевернулась со спины на живот и стала смотреть в густую темноту деревьев. Я же украдкой смотрел на неё. Она то хмурится, то легко улыбается чему-то в своей голове. У меня нет ни малейшего желания прерывать этот беззвучный диалог.

В другой раз мы ехали по дороге, освещенной редкими фонарями. Окна открыты, звучит музыка, её волосы распущены. Они развиваются на ветру и её голова имеет схожесть с мифологической Медузой. Пряди змейками скользят по лицу, по подголовнику сидения. Она проводит рукой по лицу. Светлые змейки послушно отступают, тут же возвращаясь обратно. Хочется приблизить к ним руку и удостовериться, что укус не страшен. Марта нажимает кнопку и поднимает стекло. Наклоняется вперед и отбрасывает непослушную копну. Зачем я наблюдаю за ней – не могу ответить на этот вопрос. Чем эта девушка меня привлекает— не понимаю. Кажется, что я знал её всю свою жизнь. Она всегда жила с нами по соседству. Они не въезжали в дом, не было грузовика вещей, не было пикника для знакомства с соседями. Этого не было, так как это было ни к чему. Она выросла среди моих друзей, она ездила с нами к озеру ночью, прыгала с деревянного пирса, грелась у костра, скрючившись и стуча зубами.

Вместе с тем, я совсем не знал её.

–Почему ты живешь с родителями, Кит?

– Почему ты живешь с родителями, Марта?

– Ты прекрасно знаешь ответ.

– Ты мне ничего не говорила.

– Сама я тебе точно не говорила, но, уверена, что моя мать всё рассказала твоей. Со всеми раздутыми подробностями, приправленными слезинками.

– После учёбы я не так долго думал чем заниматься. А потом случайно наткнулся на старый склад с огромными окнами. И понял, что мне нужно именно это помещение. Со всем эти светом, высокими потолками, грохотом станков.

– Рабочая романтика?

– Типо того. Короче, я взял кредит на открытие мебельного производства. И родители предложили, пока я не встану на ноги, жить с ними. Конечно, когда я вернулся в родительский дом, моей старой комнаты и след простыл. Я втиснулся в комнату над гаражом. В моей же уже обжилась София. В её комнате жила бабушка, до того, как умерла. Мама ухаживала за ней. Предупреждая твой неуместный вопрос, нет, не от маминой заботы.

– Ты не справедлив! Я бы о таком даже не подумала. – Возмутилась Марта.

– Ну-ну.

– Эй, ну дай же мне шанс! Я, по-твоему, такая циничная?

– Ты же врач, – повернулся к ней и поднял бровь.

– Да ладно тебе! Это не справедливо! Лучше расскажи о своей бабушке.

– Зоя узнала о раке груди в 76. И решила, что не готова лечиться. Подумала, что это конец её пути и решила больше не бороться. Она пошла на уступку моим родителям и переехала к ним в дом. Но это не было смирением, она просто приняла тот факт, что можно на этом остановиться. Зоя всегда была своевольной женщиной. Хоть она не проводила с нами, внуками, много времени, но я знал, что она любила нас. Знаешь, она в 73 начала летать на параплане. Её муж умер довольно рано, в 64, у него были проблемы с печенью. Да и не удивительно. Видимо, он считал, что диета Черчиля подходит и ему. Он начинал день с виски. Но немного просчитался. Несмотря на то, что он любил прибухнуть, Зоя на него нисколько не злилась. Она понимала, что им легко манипулировать и вила из него верёвки. Возможно, трезвым дед никогда бы в жизни не согласился на те авантюры, в которые Зоя его вовлекала. Они путешествовали по транссибирской магистрали, поднимались на Эверест, переплывали Ла-Манш.

– У твоего деда было крепкое здоровье, я посмотрю.

– Думаю, что дело в том, что он сильно любил свою жену. Это и предавало ему силы. Или он пил не просыхая.

Марта ухмыльнулась и слегка толкнула меня в бок. Мы сидели на берегу, болтали, кидали мелкие камни в воду. Она подняла глаза к розовеющему горизонту и сказала, что пора ехать. Ловко встала, выпрямилась и подала мне обе руки, готовая поднять меня. Я взялся за них, стал подниматься, но неловко покачнулся и потянул нас вниз, она упала на меня и засмеялась своим громким, открытым смехом. Он побежал по воде, растворился в утреннем воздухе и поднялся ввысь с рассветом. В этом смехе отражалась сама жизнь: полная, яркая, необыкновенная. Ради этого смеха стояло проживать день за днём.

В этот день я вернулся домой и понял, что хотел знать о ней всё: на каком боку спит, как держит ложку, о чём думает, когда остаётся совсем одна, наматывает ли волосы на палец, какие книги читает, какую музыку слушает, кто её вдохновляет. Одним словом всё, что делает её той, кто она есть. Мне были важны не только очевидные для окружающих вещи, но и мелочи, о которых, возможно, она и сама еле догадывается. О том привычном, ежедневном, что не берется во внимание. Мне казалось, что за открытой улыбкой и ясностью взгляда скрывается необъятная, непознанная планета. Её мир стал важен для меня. Эта мысль сродни маниакальному, навязчивому