Уцелевшие - Мэрион Брэдли

— Кроме того, — добавил Аратак, — вид должен быть выбран правильно. Протофелины иногда достаточно свирепы, но Мехар не принадлежит к Содружеству, да и в любом случае протофелин на Бельсаре смотрелся бы настолько необычно, что аборигены сразу убили бы его либо обращались с ним как с божеством. И уж тихого расследования наверняка не получилось бы. Так что очень существенно, что нашлись ящер и двое человекообразных, готовых работать вместе.

Двое? Дэйн резко вскинул голову, собираясь протестовать, но Райэнна опередила его:

— Это не похоже на увеселительную прогулку. Но чертовски заманчиво! Хоть я и подозреваю, что после его окончания я опять влипну в историю с отчетами! Тем не менее я давно хотела взглянуть на Бельсар-Четыре, но понимала, что и за всю жизнь могу не получить разрешения на посещение этой планеты!

— Уж больно опасное предприятие, — сказал Дэйн, втайне наслаждаясь чувством облегчения от того, что она не так уж и рвется открывать свои руины и отыскивать древних… как их там… Сам же он, к собственному удивлению, обнаружил, что хотел бы немного подольше подумать над ее предложением.

Райэнна уставилась на него удивленными глазами:

— Опасное? И это ты говоришь, Дэйн? А не от тебя ли я только и слышала последние дни, что ты, как в болоте, тонешь в этом суперцивилизованном мире?

— От меня, — с достоинством сказал Марш. — И я всерьез отношусь к этому предложению. Разве мы не должны учесть все факторы? Это ведь опасная планета, если верить Аратаку, и она была опасной даже до того, как люди там стали исчезать из-под защитного поля. — Слишком опасная для женщин, хотел он сказать. Но не стал. А заявил следующее: — Это не то место, где может трудиться мирный археолог и ученый.

— Мой дорогой Дэйн, фактически любая планета, на которую отправляются ученые Содружества, является опасным миром! — Глаза Райэнны засверкали. У этой женщины был темперамент, присущий всем рыжим, — так называли это в том мире, откуда прибыл Дэйн, — но надо отдать ей должное: такого грозного проявления он не видел уже давно. — Еще задолго до охоты я не раз бывала на опасных планетах, и мне не доводилось заниматься в секциях фехтования и планировать в небесах, чтобы ощутить вкус опасности! Почти любая стоящая планета, на которую прибывает антрополог, настолько опасна, что ты и представить не можешь! Или ты полагаешь, что сам отправишься с Аратаком, а меня оставишь уповать на нежное милосердие звукозаписывающих аппаратов? Она вскочила на ноги, яростно глядя на него. — Да будет так, Аратак! Я отправляюсь с тобой, и не важно, хочет того этот переросток, лесной барсук, или нет!

Лесной барсук? Дэйн открыл рот, чтобы потребовать объяснений, и тут же понял, что это диск-переводчик сыграл с ним шутку. Интересно, как Райэнна понимала данное им ей прозвище Крольчонок? Очевидно, и она обозвала его, сравнивая с животным из ее мира, животным, на которое Марш в данный момент, по ее мнению, походил. Интересно, что же это за существо?..

— Райэнна, — мягко сказал он, собираясь предпринять еще одну попытку, ведь одно дело отправиться в такое путешествие варвару из глуши, подобно мне. Но ведь ты-то цивилизованное существо…

— И помешала мне моя цивилизованность на Красной Луне?

И перед его мысленным взором предстала картина: полумрак, планета охотников, застывшая в небе неоновой горой, темные фигуры спящих товарищей.

«Даллит, любимая, Даллит, погибшая из-за того, что он, Дэйн, впал в неистовство и забыл долг свой перед соратниками по охоте, Даллит, живая, спящая последним уготованным ей в этой жизни безмятежным сном, пока он и Райэнна стоят на посту; и голос Райэнны, прозвучавший из полумрака: „Оказывается, я гораздо менее цивилизованна, чем полагала…“»

— Ты за свою жизнь и видел-то только три или четыре планеты! распалялась Райэнна. — А я побывала на многих опасных планетах еще до того, как достигла половой зрелости! — Ее голос, нынешний, казался звучащим откуда-то издалека, менее реальным, чем кустистые склоны Красной Луны, кирпично-красного диска, висящего над ней; вот крадется человек-паук, поигрывая копьем, а сзади к нему приближается кошачьей походкой Клифф-Клаймер, и Даллит… Даллит…

Дэйн встряхнул головой, словно отметая паутину. Черт побери, да эта планета — как ее, Бельсар? — как бы ни была она опасна, будет казаться лишь воскресным пикником для школьников по сравнению с Красной Луной и той затянувшейся охотой! Единым быстрым движением он пересек комнату и опустился на колени перед висящим мечом. Его пальцы сомкнулись на длинных изогнутых ножнах; он слегка склонил голову, затем легко поднялся и обернулся, придерживая большим пальцем гарду, словно боясь, что клинок вот-вот сбежит от него.

«Мы едем вместе», — подумал он, но мысленно обращал эти слова не к своим соратникам, а к мечу. Вслух он сказал:

— О'кей, когда отъезд?

3

— Боже милостивый, — воскликнул Дэйн, — да эта планета переболела оспой!

Хотя диск-переводчик едва ли четко передал Аратаку смысл этих слов, но тот засмеялся и присоединился к Дэйну, смотревшему через иллюминатор.

— Да, поверхность пострадала, словно от атаки каких-то насекомых, прокомментировал он. — Действительно, вид такой, как у планеты, подвергшейся бомбардировке метеоритами, будто у нее нет атмосферы, где эти камешки сгорали бы. Это загадка, мой друг, которую я не могу разгадать, но Божественное Яйцо справедливо замечает, что, если бы мы понимали природу всех вещей и для разума не осталось бы тайн, мы все умерли бы от скуки или погрузились в наши болота, оставив на поверхности лишь ноздри, ничего не имея для размышления, но лишь тупея от собственного знания.

— Похоже, у Божественного Яйца есть замечания на все случаи жизни, пробормотал Дэйн, но чуткие уши Аратака уловили его слова.

И он сказал тем самым чересчур вежливым тоном, каким говорил, когда сердился:

— Дело философа — размышлять о жизни, в которой у нас, занятых практическими делами, нет времени на это.

— Я высказался неосторожно, — признал Марш. — Но я бы сказал, что мудрость Божественного Яйца скорее соответствует древнему почтенному старцу, нежели такой эмбриональной форме.

— Божественное Яйцо, — заметил Аратак, — было выбрано в течение многих тысячелетий как совершеннейшая из форм среди всех существ, созданных в бесконечном божественном разнообразии. И это говорит, — добавил он с подчеркнутым сарказмом, — о такой безграничной и всеохватывающей мудрости Создателя всего, что он мог себе представить и грядущую разумность обезьяноподобных — ведь по одним ему известным причинам он создавал только то, что было достойно его божественности.