Набат. Агатовый перстень - Михаил Шевердин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здравствуйте! Ну-с, почтенные, к чему пришел масляхат?
Старейшины переглянулись. Оцепенение у них не прошло, и они взирали в полном удивлении на серьезного, спокойного командира, в аккуратно застёгнутой шинели, в фуражке со звездой, в отлично начищенных сапогах.
Все сели и то поглядывали пристально на него, то осторожно посматривали на дорогу, откуда приехал красный командир. Коновод водил жеребца Серого, от которого поднимался пар, взад и вперёд вдоль берега речки.
Обведя взглядом присутствующих, Гриневич сказал:
— Отцы, все вы старше меня и все имеете много ума. Я вижу, вы собрались посоветоваться, не правда ли?
Все закивали головами.
— И я хочу тоже дать всем один совет, разрешите?
Все снова кивнули.
— Я хочу сказать одно вам слово: Красная Армия — друг трудящихся. Красную Армию послал к вам Ленин. Вы видели, вам нечего бояться Красной Армии. Вы отдали ваших юношей в шайки басмачей, зачем? Вы разве не знаете, что такое «басмач»?! Это самое плохое слово: «басмак» — жать, давить. Вы послали ваших юношей жать, давить. Вы рубите собственным топором собственную ногу, друзья!
Все молчали, собираясь с мыслями.
— Я предлагаю вам дружбу Красной Армии и защиту.
Убедившись, что за этим красным командиром не едут красные конники, Адхам Пустобрёх вскочил, подбежал по помосту к Гриневичу и, согнувшись в шутовском поклоне, пропищал:
— Эй, урус, а ты не боишься, а? А если сейчас энверовцы придут, а? Разве ты не знаешь? За твою голову, командир, Энвер даст двенадцать коней, а? Целое богатство, а?
— А за твою голову даже ишака не дадут, — быстро заметил Гриневич,— иди, сядь. Ну так что же? — обратился он к старейшинам. — Дружба, а?
Но появление командира было слишком неожиданным. И старики никак не могли решиться.
— Хорошо, — сказал Гриневич, — всего месяц назад я проезжал через ваш город. Он стоял богатый и красивый. А что у вас сегодня осталось? — Он показал рукой на ещё дымящиеся, обугленные столбы и груды пепла, там, где недавно стоял базар. — Кто это сделал, а? Теперь вы дни и ночи проводите в соседстве с плахой и виселицей.
— Что можем мы, — возражали старейшины, — руки наши слабы, оружия у нас нет, лошадей у нас украли.
— Отцы, если не подует ветер, верхушки тополей не закачаются. У вас есть пословица: воля мужа и гору сдвинет с места, — сказал Гриневич. — Вы люди гор, люди великого мужества, проявите же волю!
На прямо поставленный командиром вопрос: мир или война? — старейшины ответили единодушно — мир. Они даже поднялись и поклонились, прижимая руки к сердцу. Может быть, этим жестом они хотели подсказать этому слишком смелому командиру, что ему пора уезжать. Во всяком скучае, взгляды их тревожно перебегали с площади на речку, с речки на горы.
Но Гриневич не торопился покидать собрание. Первый успех в переговорах со старейшинами Юрчи обрадовал его, но этого было ещё очень мало. Не для этого ехал он в самую пасть льва, рисковал. Он продолжал:
— Я поздравляю вас, отцы, с вашим мудрым решением. Живите долго! Красная Армия — хороший друг трудящихся. Она несет им свободу и счастье.
Старосты согласно закивали головами, но всё же тревожно продолжали поглядывать вокруг.
— Вот я вижу, что вы боитесь, — прямо сказал Гриневич, — и если будете так сидеть, дрожа от страха и спрятав руки в рукава халатов, и если будете ждать милостей Энвера или Ибрагима, то вас всех, и старых и молодых, поубивают, а от Юрчи не останется и воспоминания. Сколько заяц в норе ни прячется, а волку на зубы попадает.
Старики вздыхали.
— Хорошо, что вы решили жить в мире с Красной Армией, но этого мало. Не подобает, чтобы смелые и храбрые люди подставляли шеи под нож. Недолго ещё Энверу хозяйничать в горной стране. Скоро придет ему конец. Собаке — собачья смерть. Но что вам с того пользы? Вас он прикончит раньше, ваши семьи он погубит раньше. Подымайтесь, друзья. Беритесь за оружие. Мы вам поможем.
После недолгих, но бурных разговоров масляхат стариков, города Юрчи порешил:
Больше к нам в город Юрчи воров и разбойников грабителей не пускать. Всем отцам и дедам, у кого есть в басмачах сыновья и внуки, пойти за ними и привести их домой».
Гриневич вздохнул с облегчением. Это была большая победа. Страх перед Энвером и его бандами довлел над сердцами и умами людей Горной страны.
Попрощавшись с юрчинцами, Гриневич вскочил в седло и ускакал.
Проводив его глазами, старейшины города Юрчи посмотрели с недоумением друг на друга.
— Он приезжал один, — проговорил Адхам Пустобрёх. — Его голова лежала здесь у нас на блюде!
— Какой храбрый человек, — заметил самый старший.
— Он не боится кровопийцы Ибрагима-вора.
— Он не боится этого пришельца... зятя халифа.
По необъяснимому течению мысли Адхам Пустобрёх вдруг сделал вывод совсем неожиданный:
— Значит и у Ибрагима, и у зятя халифа нет успеха!
— Тсс!
Все испуганно зашикали на Адхама Пустобрёха и поспешили разойтись. Многие, идя домой и испуганно озираясь, бормотали:
— Какой храбрый человек!
На утро по дорогам во все стороны, кто пешком, кто на осле, поплелись старики искать в степи и в горах юрчинских джигитов, вовлеченных в басмаческие банды.
Посланцев, невзирая на их почтенный возраст и седые бороды, басмачи избивали. В банде Даниара одному из стариков отрезали нос и уши, другого, несчастного, бросили в яму. Волну ярости и гнева вызвали зверства энверовцев в селениях Гиссарской долины. Не прошло и месяца, а большинство молодых юрчинцев бросили банды и вернулись домой. Насилия басмачей так озлобили их, что многие взялись за палки и дубины и проломили голову сборщику налога на священную войну. Прискакавших вслед за этим карателей прогнали. Весной в окрестностях появился вооружённый отряд, который уже в открытую вступил в бой с мелкими бандами. Мало кто в то время в Горной стране решался поддерживать юрчинцев, но повсюду трудовое дехканство в душе сочувствовало им.
Так ли уверенно и спокойно было на душе Гриневича, как казалось по его уверенной и спокойной улыбке, когда он сидел на масляхате старейшин города Юрчи? Этот вопрос одинаково интересовал и друзей и врагов.
Но Гриневич на все вопросы отвечал:
— Надо было, я и поехал.
Опрометчивая, по мнению многих, поездка его в Юрчи оказалась, в конечном итоге, очень полезной и нужной. Смелый поступок Гриневича снискал ему и Красной Армии немало друзей в Гиссарской долине и во всём Кухистане.
— Ну а если бы явились басмачи? — задавал вопрос Сухорученко.