Круиз "Розовая мечта" - Мила Бояджиева

Он здорово все углядел — и нежную розовость кожи, словно золотой пыльцой осыпанной веснушками, и даже то, что я вполне могла бы щеголять в мини-бикини, не стесняясь показать телеса.

На улице меня все ещё называли «девушка», а парни-сопляки пытались завязать знакомство. Серж всегда говорил, что у его жены необыкновенно волнующая, зазывная и в то же время гордая, походка. Не знаю. Впервые увидав себя на видеопленке, я ужаснулась — самоуверенная, зрелая дама прогуливалась среди сосен, откидывая назад распущенные волосы небрежным, но глубоко кокетливым движением. Я представляла себя более сдержанной, даже суховатой, и, уж если честно, более юной. Временами я бесилась от недовольства собой, а порой нежно любила свои недостатки — эту незагорающую кожу, каштановые волосы — очень сухие, жесткие, как конский хвост, но послушные и пышные. Эти серые, прозрачные глаза и россыпи деревенских веснушек на тонком, с ахматовской горбинкой носу.

А крупные сильные кисти рук и стопы сорокового размера? А рост 175 и королевские плечи и грудь, нуждающаяся в крепеньких бюстгальтерах с металлическими дужками и надежными бретельками? Есть от чего воспламениться самокритике, особенно когда рядом — воздушное создание! Шелковистые льняные кудряшки легки, как паутинка, ручки и ножки эльфа и при этом грудь школьницы, не нуждающаяся в узде. Аська могла щеголять в полупрозрачных блузках, топиках на чисто символических тесемках или вовсе — в одном корсаже, оставляющем открытыми плечи и спину. Да что там, — уже здесь, на теплоходе, она умудрилась загорать «без верха». И я уверена, что скользящий по телу Аськи взгляд А. Р. был далеко не платоническим. Значит, у них, действительно, все идет хорошо.

Оторвавшись от зеркала, я босиком прошлепала по ковру и рухнула в мягкие объятия двуспальной кровати. Мы не стали экономить, закупив один люкс на двоих — в случае с Аськой это вполне понятно. Но вот зачем мне одной широкое ложе и кокетливая нарядность каюты, предназначенной, явно, для счастливой любовной парочки? Все здесь было усыпано розами — они украшали шторы и высокую спинку кровати. Веночки из роз шли по кайме ковра и огромный букет из свежих цветов украшал туалетный столик — привилегия люксов, как и холодильник с напитками. Множество разбегающихся, дрожащих, собирающихся стайками солнечных зайчиков завладело пространством. Я не задернула шторы и заходящее солнце, покачавшись на морских волнах, золотистыми бликами металось в зеркалах, стеклах, превратив небрежно брошенные на тумбочку хрустальные украшения в горсть алмазов.

Приятно было думать о предстоящем ужине в одном из улетных ресторанов, а также о вечернем платье, ещё ни разу не покидавшем мой гардероб. Оно, конечно же, черное, и, словно нехотя, вопреки заданной строгости, демонстрирует соблазны — загорелую спину под перекрестьем широких лямок, кусочек тела над самым пупком, воровски проглядывающий в расходящийся шов. В платье, купленном в парижском салоне, было что-то от садо-мазохистских секс-шопов: поединок грубости и сладострастия, пуританства и мучительной неги…

Расслабившись в мягких перинах своего двухместного ложа, я снова спрашивала себя: «Так плохо это или нет?» Но никак не могла сообразить, к чему относится вопрос затянувшегося самоанализа — к привилегиям толстосумов или излишней заинтересованности однолюбки Баташовой в А. Р.?..

— Ну что, решила уже, чем потрясти общество? — Зазвенел в разбудившем меня телефоне радостно возбужденный голос Аськи. — Поторапливайся, с «эскортом» зайду за тобой через полчаса… Только не падай в обморок: сегодня Ассоль вся в сапфирах! Фу, идиотка, не могу удержаться — это секрет. А. Р. Т. только что подарил мне фантастические «игрушки» — на пальчик и в ушки! Неужели из Москвы привез или втихаря прибарахлился в Италии? Но, главное — он созрел! Кажется, сегодняшний ужин станет решающим!

У меня что-то щелкнуло в груди и все стало неинтересным — вечер, платье, да и весь круиз… Будто на цирковой арене вырубили все прожектора и праздник угас.

— Погоди, не тараторь, я никуда не иду. Меня что-то не тянет вращаться в обществе — перегрелась, голова шумит, домой хочется… Так что можешь солировать без конкуренции. И прими мои поздравления — по крайней мере, на эту поездку время не зря выкинула.

— Ладно, бай-бай, детка! — Неожиданно быстро согласилась с моим отказом Ася. — Утром заскочу и доложу все, как и полагается психотерапевту… Только не жди очень рано.

Смеясь, она повесила трубку и я поняла, что ждала уговоров и, наверное, все же предпочла бы провести вечер в ресторане, чем валяться здесь с неинтересными научными журналами. Убедить себя в преимуществах спартанского образа жизни и диете было непросто. Подвинув поближе вазу с фруктами, я улеглась поперек кровати, стараясь сосредоточиться на статье о динамике сексуальных отклонений в постсоциалистическом обществе.

Плитка черного шоколада и полемические заметки американского психолога были почти добиты, когда в дверь тихо постучали. Рука инстинктивно запахнула белый атласный, роскошный как в телесериале «Династия» пеньюар.

— Простите, я не разбудил? Это Аркадий. Вы не возражаете против мимолетного визита?

— Но я не одета.

— Это не важно. Нам надо поговорить.

Я распахнула дверь, впуская гостя, и тут же села на смятую постель. Ну, почти «Завтрак на траве»! — Полуголая дама и джентльмен в безукоризненном вечернем облачении. При бабочке и в черном костюме, не хватает, разве, цилиндра и гвоздики в петлице.

Меня давно не удивишь внезапно проявившейся элегантностью отечественных мужчин. Но А. Р. выглядел так, будто родился при дворе и полжизни провел на великосветских балах и раутах. «Очень хорош и знает это», — пронеслось в голове, гудящей совсем другими вопросами. Не спрашивая разрешения, А. Р. Т. достал из холодильника шампанское и наполнил бокалы.

— Ну, что, выпьем за нашу встречу, Славка?

Глава 4

Господи, как же давно это было! В семьдесят восьмом? Нет, в августе семьдесят девятого.

В Лужниках уже у выхода из метро спрашивали лишние билетики. Московский международный кинофестиваль — пиршество интеллигенции. А её, похоже, пол-Москвы. У касс, расположенных по обе стороны от ворот длиннющие очереди, сразу в четыре окошечка. Я и Вадик Дроздов, студенты третьего курса Первого мединститута, удрали прямо после третьей пары. (Звучит как условие арифметической задачи с неожиданным вопросом: «Через сколько часов заполнится бассейн?») Желающих попасть в расположенный рядом бассейн было куда меньше, хотя август выдался прямо сочинский. Вадик даже решился расстегнуть две пуговки тщательно отглаженной рубашки, а я скинуть «фигаро» с крепдешинового желтого сарафана, отделанного вышивкой. Нет, мы вовсе не составляли влюбленную парочку. Вернее, Вадичка был бы не прочь, но даже самые никудышные девицы нашего курса не воспринимали этого лопоухого, всеведущего болтуна всерьез. Нас объединила любовь к кинематографу и отвращение к практическим занятиям по клинической неврологии, где нам демонстрировали всяких паралитиков, даунов и слюнявых олигофренов.

Кроме того, от Пироговки до Лужников рукой подать, а фильм о террористах, орудующих в современном Париже, показывали последний раз. Так что сам Бог велел совершить тяжкое дисциплинарное нарушение в виде пропуска учебных занятий.

За мной числился целый список подобных прегрешений, за что я регулярно проходила воспитательные беседы с деканом. Но поскольку мои показатели успеваемости отличались высоким уровнем, дальше бесед и дисциплинарных взысканий дело не шло. Зато уж если какая-то студенческая конференция или подготовка статьи в институтский сборник, то тут я оказывалась в первых рядах. Короче, — «девочка способная, но безответственная», как характеризовала меня маме деканша.

До начала просмотра оставалось 7 минут, а перед нами топтались в нетерпении по меньшей мере человек двадцать.

— Постой тут, а я займу очередь в соседней кассе, там дело идет явно шустрее. — Предупредил Эдик, шмыгнув к симметричному крылу ворот.

Вскоре кто-то окликнул меня:

— Клава? Меня Эдуард прислал. Он в той очереди за мной занял, а я сюда переметнулся. Вы же знаете закон: соседняя очередь всегда движется быстрее. Или: зуб обязательно начинает болеть в ночь под воскресенье.

— А еще: куда бы ты ни поехал на велосипеде, это обязательно будет в гору и против ветра. — Следствия из «законов подлости», как и падающий бутерброд. — Добавила я, с интересом разглядывая подошедшего парня.

— Но почему вы так уверены, что Клава — это я?

— Вадим показал на вас: «Мирей Матье в масштабе 1:2 и вся в желтом». Ошибиться трудно.

Я подвинулась, уступая место в очереди рядом с собой чрезвычайно представительному брюнету, одетому без всякого форса в потертые джинсы и аккуратную белую тенниску. Несмотря на заурядный прикид брюнет привлекал женские взгляды — прямые, откровенные и застенчивые, брошенные из-под ресниц. Что и говорить, рядом со мной возвышался выдающийся экземпляр для роли героя-любовника, кумира девичьих грез.