Кот, который пел для птиц - Лилиан Браун

А не пошёл бы ты, козел! — невежливо ответил попугай.

Художница подскочила к клетке и накинула на неё одеяло.

— Простите! Вы мистер К., не так ли? Он не любит, когда его называют Полли. Его имя Джаспер.

— Он ваш? — спросил Квиллер недоверчиво, разглядывая миниатюрную молодую женщину, больше походившую на двенадцатилетнюю девочку, с невинным взглядом больших карих глаз.

— Его подарил мой бойфренд, а мама не разрешает мне держать домашних животных, вот он и живёт здесь, пока у меня нет своей квартиры.

Квиллер обвёл взглядом комнату. Во всех студиях вдоль боковых стен шли узкие полочки для произведений искусства — в рамочках и без. Здесь на полочках было полно изображений бабочек. На приставном столике он заметил энтомологический справочник, керамическую восточную вазу, разрисованную мотыльками, и пиалу с арахисом.

— Значит, вы Девочка с Бабочками, — заключил он. — Не возражаете, если я вас буду так называть?

— Нет, мне даже нравится, — ответила она. — Вы любите бабочек?

— Вообще-то, я никогда особенно не обращал на них внимания, но мои кошки любят следить за тем, как они порхают. У нас в саду нет таких экземпляров, как эти.

Выставленные на полочках рисунки были размером со среднюю книгу, и на каждом красовалась яркая бабочка, одна — с расправленными крылышками, другая, того же вида, со сложенными, причём она сидела на веточке или пила нектар с цветка.

— Люди предпочитают редкие виды — такие, как тэкла или совка. А вот этот, бледно-жёлтый, в чёрных и синих пятнышках — махаон.

— Хм-м, — вымолвил он, не найдя более внятного ответа.

— Многие коллекционеры специализируются на сфинксах, или боярышницах, или репейницах. Они заказывают мне определённых бабочек. Это очень занимательно.

— Да, наверное, — согласился Квиллер. — Так-так… Какая красивая ваза!

— Вам она нравится? — спросила Девочка с Бабочками, и глаза её засияли. — Она меня вдохновляет! Моя бабушка прислала мне её из Калифорнии… Вы не возражаете, если я сниму одеяло с Джаспера? Кажется, тот человек из соседней студии ушёл. — Она направилась к клетке грациозной походкой — у неё была осанка балерины. Квиллер заметил, что и волосы её собраны на затылке в тугой узел, как у балетной танцовщицы.

Как только открыли клетку, Джаспер потребовал скрипучим голосом: Дай мне ар-рахис! Обезьянка, дай мне ар-рахис!

— Кто обучил эту птицу? — осведомился Квиллер.

— Не знаю. Мой бойфренд купил его на выставке птиц в Центре.

— Ну и клюв у него! Не хотел бы я с ним встретиться в глухом переулке!

— Это амазонский попугай. Они считаются очень умными.

— Возможно, у него и высокий коэффициент умственного развития, но его словарь нужно бы почистить.

От такого слышу, придурок!

Покачав головой и удивлённо улыбаясь, Квиллер покинул Девочку с Бабочками и вернулся в студию портретиста, где художник теперь сидел в одиночестве. У него была раздвоенная бородка, придававшая ему забавный вид, и озорной взгляд; судя по всему, этот мастер не гнушался писать портреты дураков. «Интересно, — подумал Квиллер, — как он изобразит Рэмсботтома — заносчивой "большой шишкой" или добродушным поставщиком сандвичей для барбекю?»

— Вы, должно быть, Пол Скамбл, — произнёс он. — Я Джим Квиллер. Мы никогда не встречались, но прошлой зимой я заказал вам парные портреты для свадебного подарка.

— Я хорошо это помню. Там всё закончилось печально. Жаль, что так вышло.

— Вы перебрались в Мускаунти?

— Нет, мой дом и студия по-прежнему в Локмастере, но здесь у меня образовалось несколько заказов, и я временно арендую эту студию.

— Мне бы хотелось заказать портрет моего друга, библиотекарши. Я бы желал, чтобы она была изображена сидящей, с книгой в руках. Вас не заинтересует такое предложение?

— Пожалуй. У меня очень хорошо выходят книги. Некоторые говорят, что они получаются лучше, чем лица. — Лицо его сморщилось от смеха. Чувствовалось, что это с ним происходит нередко. Он понравится Полли.

— Вы здесь будете в воскресенье? Я был бы рад познакомить вас с моей приятельницей.

— А она захочет позировать для портрета? Я ведь не работаю по фотографиям. Когда пишешь с натуры, получаются живые тона, которые нельзя подделать.

— Она будет позировать. Поверьте, — ответил Квиллер.

— Некоторые люди не любят тратить время…

— Предоставьте это мне!

Когда Квиллер покидал здание Центра искусств, он поманил Беверли Форфар, оторвав её от обязанностей.

— Сколько посетителей вы ожидаете в воскресенье?

— Мы закупили продукты для трёхсот человек. Надеюсь, нам хватит пунша. Мы будем пускать посетителей с часу до пяти. Вот будет ужас, если они нагрянут все разом!

— Где они будут парковаться, когда на стоянке не останется мест?

— По обе стороны Тревельян-роуд. У нас есть разрешение, и шериф обещал держать ситуацию под контролем. — Лицо её помрачнело, и угрюмое выражение ещё усугубила длинная прямая чёлка. — Мистер К., нельзя ли что-нибудь сделать с этим бельмом на глазу через дорогу?

— Фермерский дом? Если бы я был художником, то счёл бы его живописным, — ответил он уклончиво.

— Да, если бы не ржавый грузовик перед домом и не эти грязные собаки и цыплята. Они постоянно выбегают на проезжую часть, из-за них могут случиться аварии. Я думала, собак полагается привязывать.

— Только в пределах города, — возразил Квиллер. — Центр искусств находится в Пикаксе, а фермерский дом — за городской чертой, и на него не распространяются эти правила.

— А как насчёт грязи, мистер К.? Её завозят на нашу парковку, а оттуда она попадает в здание.

— К сожалению, миссис Форфар, это край фермеров, а сейчас весна. Когда созреет урожай, станет легче.

— И всё-таки с этим что-то надо делать, пока они не загубили наши полы! — пылко заявила она.

Неподалеку от Центра искусств, в самом начале дорожки, ведущей к амбару Квиллера, появилось новое объявление: ЧАСТНАЯ ПОДЪЕЗДНАЯ АЛЛЕЯ. Это было сделано как раз вовремя: иначе триста посетителей, пришедших на открытие Центра искусств, затоптали бы дорожку, чтобы взглянуть на диковинное строение Квиллера. Публика всегда любопытствовала насчёт амбара. Полгода назад там проводилась благотворительная вечеринка с дегустацией сыров, и гости платили по триста долларов, чтобы туда попасть. Об этом событии говорили до сих пор, причём не столько из-за своеобразной архитектуры или из-за двадцати двух сортов сыра — нет, гвоздём программы стал неподражаемый Коко.

Что касается нового объявления, Полли усомнилась, окажется ли этого достаточно, чтобы отпугнуть любопытных.

— Если этого будет недостаточно, мы добавим: ОСТОРОЖНО! ДИКИЕ звери! — сказал Квиллер. — А уж если не сработает и это, потрачусь на ров и подъёмный мост. Не то чтобы я был необщителен — мне просто не хочется, чтобы незнакомцы глазели на кошек в окнах. Мало ли что придёт в голову зевакам?

Глава третья

Квиллер, который никогда не любил рано вставать, теперь просыпался на рассвете: его будили птицы, собиравшиеся на утреннюю спевку, и сиамцы, жаждавшие к ним присоединиться. Коко и Юм-Юм занимали позицию перед дверью спальни, причём первый завывал оперным баритоном, а вторая, сопрано, брала высокие ноты. Приходилось подниматься с постели и переносить их в павильон. Юм-Юм хотела лишь ловить насекомых, садившихся снаружи на стекла, но Коко завораживали птичьи трели, чириканье и щебетанье. По мнению Квиллера, эта какофония напоминала звуки, которые извлекал из инструментов школьный оркестр Пикакса, готовясь начать выступление.

Захватив с собой в павильон кофе и пышки, он дивился звучным руладам, которые издавали крошечные пернатые размером с его полпальца. Чтобы не терять времени, Квиллер записывал в блокнот идеи для своей колонки.

Сейчас он собирался воздать должное преподавательнице, научившей его в десятом классе писать сочинения, — благодаря этой даме состоялась его журналистская карьера. Квиллер набрасывал карандашом:

Дорогая миссис Рыбий Глаз, где бы Вы сейчасни были…Мне давно следовало высказать Вам, какбесконечно я благодарен…Ваше влияние, наставления и критическиезамечания…Необыкновенно проницательный взгляд…Трудные задания, которые все мы ненавидели…И так далее.

Когда он обсуждал эту идею с Полли, она подбодрила его, сказав:

— Помнишь письмо, которое я получила от хранителя музея в Нью-Йорке? Он благодарил меня за то, что я помогла ему, студенту, с заданием двадцать лет тому назад и пробудила в нём исследовательскую жажду. Я была так взволнована!

Кульминационными моментами в нынешней жизни Квиллера были уик-энды в обществе Полли Дункан, которые начинались с субботнего обеда. Эта очаровательная женщина одних с ним лет обладала качествами, которые его восхищали: интеллектом, приятным голосом, мелодичным смехом и литературными вкусами, совпадавшими с его собственными. Никогда прежде он не встречал никого, кто бы знал, что именно Честерфилду принадлежит высказывание: «Пусть болваны читают то, что написано болванами», и кого бы это волновало.