Высоцкий. Спасибо, что живой. - Высоцкий Никита Владимирович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава четвертая
ВОЛОДЯ
июль 1979 года
Володя после звонка Паши Леонидова в задумчивости вернулся в палату. Рядом лежали еще двое больных, один из которых что-то заплетал из больничных трубочек. Вошла медсестра.
— Пора ставить капельницу!
Володя покорно лег на спину, вытянув правую руку и закрыв глаза.
— Ну, вот теперь поспим, и мне отдохнуть.
Она ввела лекарство в перевернутую бутылку-капельницу, проткнула вену и аккуратно накрыла иголку пластырем. По прозрачной трубочке мед ленно потекла жидкость. Полежав минут пять, Володя так же аккуратно снял пластырь с руки и медленно вытянул иглу. Жидкость закапала на пол. Володя сел на кровати, согнув руку в локте. Он осмотрел себя. Тренировочные штаны, больничная рубаха, тапочки.
— Есть ручка? — еле слышно просипел он.
Больной-плетеночник протянул Володе недоделанную плетеную ручку.
— А бумага?
Больной указал глазами на тумбочку между их кроватями. Володя открыл тумбочку и достал ученическую тетрадь, наполовину исчирканную игрой в морской бой. Он вырвал чистый лист и быстро стал писать: «Я, Высоцкий Владимир Семенович, отказываюсь от дальнейшего лечения. О последствиях предупрежден». Поставил внизу подпись, число и протянул ручку владельцу, но тот жестами показал, что она ему не нужна, и стал внимательно наблюдать за сборами Володи. Тот, убедившись, что кровь остановилась, медленно разогнул локоть, аккуратно надел синий махровый халат и постучал пальцем по воображаемым часам: «Пора!» Больной от удивления выпучил глаза. Он, так же, жестами, показывая, как человек идет, спросил: «Уходишь?» Но Володя этого уже не видел — надев тапочки, выскользнул в коридор. Было слышно, как где-то грохнул грузовой лифт. По коридору со скрежетом катила тележку нянечка, придерживая одной рукой кастрюлю. Лифтерша, полная женщина в черном халате, уже собралась ехать на другой этаж, но Володя успел проскользнуть в закрывающиеся двери и сам стянул решетчатые ставни.
— Прокатимся? — весело подмигнул он лифтерше. Женщина от растерянности захлопала глазами. Видно, узнала.
С таким же грохотом лифт остановился в подвале. Володя уверенно распахнул сначала решетчатые створки, а затем и двойную дверь лифта.
— Тебя ждать? — спросила растерянная женщина.
— Ни в коем случае! — Он обаятельно улыбнулся и проделал Ты же процедуру в обратном порядке. Подмигнув лифтерше еще раз, он растворился в подвальном коридоре.
Володя на ходу читал надписи на дверях, пытаясь понять, где выход: «Не курить!», «Ответственный за пожарную безопасность—тов. Кукуев Н. Е.»... Наконец он услышал приглушенные голоса в конце лабиринта и решительно пошел в эту сторону. По коридору два санитара везли каталку с накрытым простыней телом.
— Эй! Ты куда? Тебе туда еще рановато! — буркнул один из них, поравнявшись с Высоцким.
— А выход где?
Санитар, не останавливаясь, указал на дверь без надписи.
— Вот. Ты проскочил.
Володя толкнул дверь, затем еще одну и оказался в больничном дворе. Зажмурившись от солнечного света, он несколько раз глубоко вздохнул и облокотился о стену. Где-то в глубине двора завыла сирена скорой помощи. Володя оттолкнулся от стены и пошел на звук, высматривая ворота.
Ворота, как и положено, были закрыты, но будка охранника пустовала. Вахтер стоял на улице и с интересом разглядывал припаркованный у входа синий «мерседес».
— Больной? Заблудился? — спросил он у выходящего из будки Высоцкого.
— За сигаретами, отец! — Володя распахнул заднюю дверцу и плюхнулся на сиденье. Как только он захлопнул дверь, машина резко тронулась с места.
— Красавец! Твою мать! — только и произнес ошарашенный сторож.
— Как себя чувствуешь? — оторвался на секунду от дороги Паша.
— Все хорошо. — Володя снял е себя больничную одежду и надел футболку и джинсы, лежавшие на сиденье. Затем взял кожаную куртку вынул оттуда ключи и портмоне с документами. Убедившись, что все на месте, продолжил:
— «Надо немного полежать...» Чего лежать-то, ты не знаешь? Все равно здесь это не лечат.
— Но мы же вернемся?
— Куда?
— Сюда. В больницу.
— Нет; конечно.
Паша расстроено оглянулся.
— Выходит, сорвал я лечение твое. Но я просто не знал, что делать. В театре уперлись: «Пусть сам приходит».
— Ну, сам так сам.
— Так, это, может, если так складывается... в Узбекистан все-таки?.. Очень ждут. Леня будет счастлив, а мы заработаем, погреемся.
—Тебе здесь холодно? Сегодня все сделаем, вечером приеду домой, буду работать — не выпускай меня никуда. До самого отъезда. Телефон отключу к чертовой матери. Все неприятности мои — потому что не пишу ничего. — Володя с досадой поглядел на Леонидова. — Останови, я сяду. Так до вечера не доедем. — Паша припарковал машину и пересел на пассажирское место.
Сев за руль, Володя немного приободрился. Теперь они поехали значительно быстрее.
— Володь, ты столько написал уже... Я тебе на всю оставшуюся жизнь концерты заделаю. Каждый день будем работать на аншлагах, кто там будет смотреть — новое, старое... В Париж собрался?
Пустым ты туда не полетишь... медицина во Франции платная.
Паша вертел в руках недоплетенную ручку, брошенную Володей на торпеду.
— За дачу проплаты приближаются — того, что мы отложили, не хватит. Можно, конечно, лотерейный билет купить, клад поискать... А тут — неделя в Узбекистане, и все проблемы—на полгода вперед...
— Не едем, и все. В другой раз.
— А будет он, другой раз?
Володя пристально посмотрел на Леонидова.
— Положи ручку на место.
Паша бросил ручку на торпеду и откинулся на спинку кресла.
* * *
В больнице начался переполох. В палату, откуда сбежал Высоцкий, зашел врач Евгений Борисович, следом за ним медсестра. Доктор изумленно посмотрел на пустую кровать.
— Вы сделали все назначения?
— Да, вот только немного недокапалось, — она указала на лужицу лекарств на полу.
— Если он умрет, я, конечно, буду отвечать, но я очень постараюсь, чтобы и вы тоже.
— Не будем мы отвечать. — Она протянула записку Высоцкого.
Евгений Борисович пробежал глазами по записке.
— «Предупрежден о последствиях». Я даже представить себе не могу, какие могут быть последствия, а он уже предупрежден. Принесите мне его историю болезни, — бросил он, выходя из палаты.
— Да она почти пустая, — сказала сестра, выходя за доктором.
— Там есть домашний адрес.
* * *
Синий «мерседес» припарковался у служебного входа в театр. Мужики, что в пивной напротив, одобрительно покачали головами: «Во! Наш орел прилетел!»
Немного кружилась голова. С утра была капельница и гора таблеток. Только на него давно успокоительное почти не действовало. Пять дней паузы — это хорошо. Давно так не было. Надо держаться.
«Сделаю все сам и завтра же улечу. Держаться! Сейчас к Фомичу.»
Заходя в театр, он сразу же услышал знакомые слова роли: «Сумасшедшая! Бешеная! Кровавая муть!..»
«Вводят кого-то? Ну да, сегодня же двадцать второе — „Пугачев“», — подумал он. Володя предупредил репертуарную часть, что его неделю, а может быть и больше, не будет.
«Но кого вводят?» — Он заскочил в радиорубку к тезке, Володе Ракову. Вводили молодого актера Юру, которого в этом сезоне взяли в труппу. Он весь год пробегал в массовке. Зачем брали? Нет, шеф просто так никого не возьмет. Он ведь и Володе сначала ничего не давал—так, эпизоды. А потом нагрузил. Да так нагрузил, что до сих пор не разогнуться.
На сцене полным ходом продолжалась репетиция. Актеры в костюмах, с цепями в руках, стояли на сцене и слушали, как шеф делает замечания Юре:
— Что вы держитесь за них, как за перила? — Он указал на цепи. — Самая важная сцена в спектакле превращается в физкультуру. Их надо разорвать, а вы за них держитесь.