Завещание Петра - Велиханов Никита

Большаков отказался от чая, взял листы с оренбургским отчетом, повертел их в руках, свернул в трубку. Размышляя, он откинулся на стуле, закрыл глаза, потом открыл левый, приставил к нему бумажную трубку и посмотрел в нее, как в телескоп. Майор терпеливо налил себе ещё чая, даже не пытаясь понять, издевается над ним Большаков или действительно сосредоточивается.

Скорее всего, издевается. Но что взять с оракула? Оренбург, конечно, не Подкаменная Тунгуска, но зря туда переться им ни к чему. Проще потерпеть: сейчас этот обормот выскажется и, как обычно, не ошибется.

— Что-то не так в этом деле, присутствует какая-то туфта... Но в целом вызов не ложный... нет такого чувства, — изрёк, наконец, Илья, открывая правый глаз и возвращая бумаги на место.

Майор усмехнулся.

— И на том спасибо. Придется заняться этим Захаровым. Как отдохнешь, собери и оформи все, что удастся наскрести об этом похищении —и обо всех подобных похищениях, как обычно. Раньше, чем завтра мы все равно не вылетим, а ты работаешь быстро. Когда захочешь. Ларькину придется побеседовать ещё разок с Шаповаловым... А мне позвонить в управление, —он нажал кнопку селектора. — Виталий, зайди.

С известным московским уфологом Сергеем Михайловичем Шаповаловым все сотрудники ГРАСа были знакомы заочно: изучали «досье», заведенное на него в Конторе ещё в 1970 году. Но Борисов направлял к нему только Ларькина —как медика. Шаповалов поддерживал связь с такими же, как он, одержимыми коллегами по всей стране и за пределами России. Девяносто девять процентов информации, которую поставлял Сергей Михайлович, оказывалось, по выражению Рената, «ложным шухером». Но он выполнял роль консультанта, делал это охотно, не болтая лишнего —ему льстило, что госбезопасность интересуется не им лично, а предметом его трудов — и пару раз оказался действительно полезен. Поэтому решено было доверить ему один из адресов электронной почты ГРАСа. Компьютер с этим адресом стоял на частной квартире одного богатого и недалекого пользователя «Интернета», который знать не знал о той работе, которую временами выполняет его навороченный «Пентиум». Машина использовалась как подставная, послушно пересылая приходящую почту на другой неприметный IBM, стоявший в помещении метеослужбы аэропорта «Домодедово» и служивший одной из десятков промежуточных точек, из которых состояла сеть «Вампира».

Дозвониться до Шаповалова не удалось: его телефон постоянно был занят. Ларькин взял в гараже потрепанный «жигулёнок» и поехал к уфологу домой. Сергей Михайлович был на месте. Встретил он Ларькина приветливо. Шаповалов посылал сообщения в ГРАС, по крайней мере, через день, но сотрудники Борисова не баловали его вниманием.

Сергей Михайлович едва успел проводить Виталия до кресла, как зазвонил телефон. Шаповалов бросился к трубке:

— Да... Это я... Ну, рассказывайте, только, умоляю, покороче, хорошо? Так-так…

Он слушал собеседника и кивал Ларькину благожелательно, всем своим видом показывая, что вот-вот сейчас закончит разговор. Слушал он минуты полторы. Виталий за это время оглядел его и пришел к выводу, что Сергей Михайлович за прошедшие три месяца ничуть не изменился.

У Шаповалова была большая голова с огромным выпуклым лбом, свободным от всякой растительности до самой макушки. Лицо Сергея Михайловича отличалось хищной восточной красотой: лохматые брови нависали над глубоко и широко посаженными глазами, склад губ производил впечатление властного и сильного характера. Вообще уфолог был бы орёл мужчина, если бы не одна деталь: тело его было хилым и непропорционально маленьким по сравнению с головой. Рост составлял едва ли метр шестьдесят. Временами уфолог сам напоминал некоего нескладного пришельца, пытающегося выдать себя за человека. Однако манера общения не соответствовала его внешности —говорил он мягко и вежливо. Вообще, Шаповалов был из породы очень тихих, спокойных шизофреников, которые убеждены, что дважды два — пять, и не мучатся сомнениями по этому поводу.

Наконец Сергей Михайлович сказал в трубку: «Пожалуй, это годится для печати... Думаю, мы сумеем это дать в «Совсекретно» или в «Московском комсомольце». Очень интересно. Давайте встретимся завтра часиков в десять и просмотрим ваш материальчик...» Закончив, наконец, беседу, он отключил телефон и сказал Виталию, улыбаясь:

— А то не дадут поговорить. Вот так весь день. Кофеек будете?

— Не откажусь.

— Вот и славно. А вы по поводу Захарова?

— Да.

— Я сразу догадался. Сейчас... дай Бог памяти... Шесть дней назад я вам послал сообщение о его... похищении, иначе не скажешь. Согласитесь, происшествие из ряда вон. Заинтересовались?

— Хотелось бы знать, что вы об этом думаете. Расскажите для начала, что за человек этот Захаров.

— Николай Валерьевич... Неприятно, но видимо придется говорить «был». Дело даже не в том, что он исчез пятнадцать дней назад и до сих пор не объявился. Мне почему-то кажется, что Николая Валерьевича уже нет в живых.

— Почему?

— Сложно объяснить. Конечно, похищения людей представителями иных цивилизаций вовсе не обязательно производятся с целью убийства — или в качестве доноров для трансплантации органов, для экспериментов — нет, это сюжеты американских фильмов ужасов. Но думаю, что случай с Захаровым нетрадиционен... Ему слишком много удалось узнать. Он стал кому-то мешать.

— Кому?

— Не знаю. Знал бы, об этом уже неделю назад писали бы газеты. Может быть, пришельцам. Не исключено, что Захаров обнаружил их присутствие на нашей планете, в нашем обществе... в какой-то скрытой форме. Обнаружил и оказался помехой. В принципе не исключено, что он находится в плену. Вы будете смеяться, но он мне просто приснился шесть дней назад. Я потом посчитал — ровненько девять дней исполнилось со дня похищения. Приснился и ничего не сказал, ничего. Только осталось ощущение, что он не жив больше, нет его на этом светец понимаете? Меня словно толкнуло что-то, и я послал вам информацию. А сейчас я мог бы логически объяснить, почему я так думаю.

Слушая, Виталий следил за жестикуляцией Шаповалова. Руки уфолога двигались скованно, все жесты ограничивались плоскостью, перпендикулярной линии тела, он практически не двигал ими ни вверх, ни вниз.

— Ну так что же за человек был этот Николай Валерьевич Захаров? —спросил Ларькин.

Шаповалов задумался, потом беспомощно развел руками:

— Я, кажется, загнал себя в ловушку. С этической точки зрения я имею право говорить о нем только хорошее.

— Давайте предположим, что Захаров жив-здоров и находится в плену в другом мире, — предложил капитан. — Но в этом мире его нет. Поскольку его для нас нет, мы имеем право говорить о нем «был», а поскольку он жив, можем говорить о его недостатках.

— Замечательная логика, —обрадовался Сергей Михайлович. — Вы мне очень помогли. Просто первое, что приходит в голову, когда вспоминаешь Николая Валерьевича, —он был страшным занудой. Он мог битый час объяснять вам, чем отличается разновидность жука-точилыцика, обитающая на Северном Урале, от той, которая обитает на Южном, нему было абсолютно не важно, интересует вас это или нет. Новые знакомые поначалу всегда относились к нему со снисходительным любопытством, а потом с неприязнью, доходившей в некоторых случаях до ужаса. Пожалуй, только со мной он поддерживал знакомство так долго. Мы знакомы двенадцать лет. Да и общался он со мной несколько ровнее, чем-с другими — общность интересов, наверное. Может быть, мне чаще других удавалось быть на уровне его эрудиции.

— Он ведь по образованию филолог?

— Захаров был редким энциклопедистом. Биология, археология, радиофизика, ядерная физика, химия... Да, это была голова... О его родном языкознании я вообще не говорю. Шесть языков в совершенстве, читал на всех европейских... БАРС — если вы не в курсе, так называют Большой англо-русский словарь Гальперина —так он в БАРСе знал не просто каждое слово со всеми синонимами, но и помнил, на какой странице оно находится. У него была своя метода изучения иностранных языков.