Кудеяров стан - Юрий Александров

- Куда ж она девалась, вода-то? - недоверчиво спросил Игорь.

- Леса свели, вот и вода ушла. Тут леса были, знаешь, какие?

- И звери в лесах водились, верно?

- Хватало, - подтвердил старик. - Как я ещё мальчонкой был вроде вас вот - тут и лось был, и олень, и дикий кабан, и козел, рысь была, барсуков без счета, белка на деревьях, хорек, куница… выдра у реки… Ну зайцы, конечно, лисы, волки, эти и сейчас не перевелись.

Птицы и у реки и в лесу тоже много было. Это ведь теперь у нас на каждую утку по охотнику, на зайца по два… Были леса да сплыли. Сейчас, правда, за охрану да за посадку крепко взялись… А то лет через десяток пса со двора согнать нечем было бы - прута бы не найти.

- Одного не пойму, - сознался Игорь, - почему, если не стало лесов, меньше стало воды в реке. Ведь осадков-то столько же.

Глеб улыбнулся покровительственно.

- А вот в чём дело: воды выпадает за год столько же, сколько и раньше выпадало, только раньше леса её задерживали, и она постепенно, в течение долгих месяцев, под землей стекала в реки. А теперь вода после дождей и при таянии снега сразу вниз сбегает, в овраги да в реки.

Разливы весенние стали куда прежних сильней: вся зимовая вода за неделю-две сходит. А тогда в лесах снег таял помаленьку, вода в почву уходила. То же и после летних гроз.

- Профессор, - незлобно подразнил Игорь. Профессором Глеба часто звали в школе.

- Нет, именно так, - подтвердил дед. - Однако пора честь знать. Моему бычку спать пора.

Мальчики сейчас только вспомнили о бригадах, которые должны были здесь встретиться. Ясно было: встреча эта сегодня почему-то не состоялась.

Едва двинулись в путь, как Игорь почувствовал, что идти совсем не может. Дед с Глебом повели его под руки.

Игоря очень стесняло, что из-за него столько хлопот и Глебу и, главное, чуть ли не столетнему старику, но выхода другого не было.

Вдруг Глеб забеспокоился.

- Посидите здесь немного, я сейчас вернусь, - и опрометью бросился назад, на курган.

- Куда ты? - крикнул вслед Игорек.

- Ножик забыл у костра, - донеслось из зарослей.

Игорь удивился. У аккуратного паренька ножик всегда был прикреплен на ремешке, привязанном к поясу. Да и вообще не в манере Глеба было что-либо забывать.

Глеб вернулся через минуту запыхавшийся и со значительным, серьезным выражением лица. Прочтя вопрос в глазах товарища, он украдкой приложил палец к губам и легонько кивнул головой: после, мол, не при посторонних.

В это время подоспела неожиданная помощь: из-за поворота дороги выскочили два грузовика, битком набитые людьми. Одна из машин остановилась. Игоря усадили в кабину кому-то на колени, Глеба за руки втащили в кузов.

Старик махнул им на прощанье рукой.

Кто-то, на чьи колени усадили в темной кабине Игоря, оказался председателем колхоза. Выслушав рассказ мальчика об ушибленном колене, он шепнул что-то водителю, и через пять минут машина, уже в селе, остановилась у новенького здания больницы.

Не помогли Игоревы протесты. Председатель вынес паренька из кабины и с рук на руки передал врачу.

У мальчика оказался только ушиб, но ушиб сильный, а с коленом шутить не приходится. Словом, домой Игорька не отпустили. Попал в стационарные больные. Перевязали ему ногу и - в кровать.

ГЛАВА V. МОКРЫЙ РОБИН ГУД

Глеб бежит по горячей и пыльной дороге. Бежит уже давно. Жарко - двенадцать часов июльского дня, а бежать ещё далеко, и опоздать никак нельзя. В час начнутся соревнования. Глеб - лучший стрелок школьной команды. Не поспеть - значит, подвести товарищей, школу.

А вышло так: команда ещё в девять часов уехала в районный центр, в Колодное, на машине. Глеб с ней не поехал, обещал быть со вторым рейсом: совершенно необходимо было переговорить с Игорьком, а тот, утомленный вчерашними переживаниями, спал как убитый.

Важное совещание состоялось уже после ухода первой машины. Как только дежурная сестра вышла из палаты, Глеб из нагрудного кармана извлек два вырезанных из бумаги прямоугольника.

- Видишь? Это я тогда заметил, когда мы с дедом тебя с кургана сводили. За ними и возвращался. Это бумажки, для самокрутки нарезанные. Их у «того» ветер унёс, наверное. Смотри: тоже слова не русские. - Глеб подает Игорю сперва один листок и, к удивлению товарища, смеется.

Игорь внимательно рассматривает… непонятные слова, тоже в одном месте: «mini», но дальше «minist» и «isterstv». Ясно стало: речь шла не о минах и минерах, а о министерствах и министрах.

Совсем успокоил Игоря второй бумажный прямоугольник. На нем те же нерусские непонятные обрывки слов, но наверху крупно русскими буквами: «…вестия Сове…»

Нетрудно было понять, что обозначают эти конец одного слова и начало другого: «Известия Советов».

Прямоугольники, оказывается, нарезаны из «Известий», где на шестнадцати языках союзных республик было напечатано постановление об образовании новых общесоюзных министерств.

Игорь вынул из записной книжки найденную им в первый день и возбудившую столько подозрений обожженную бумажку. Сличил с Глебовой находкой. Точно - одна газета.

Так раскрылся первый ларчик. И хотя оставались непонятными таинственные мешки с их содержимым и заумной надписью и необъяснимые ямы-квадраты, ясно было, что окончательно отпадает предположение о диверсии и минировании.

Странный незнакомец не казался уже опасным, но интерес к кургану не только не пропал, но, может быть, ещё и возрос. Не хотелось завтра оставлять этот курган почти на целый день без присмотра, но иного выхода, кажется, не было. Правда, у Игоря немедленно возник план бегства из больницы через окно, но Глеб решительно запротестовал, главным образом из опасения, что Игорю бегство это может стоить ноги.

В конце концов ребята решили никому ничего не говорить. Успокоили себя мыслью, что сегодня, в воскресенье, богородицын молельщик работать не станет, за грех сочтет. Да и людей на дороге под Тарелочкой весь день много будет: мимо ходят в райцентр из десятка деревень на воскресный базар. Так и порешили: не приедет сегодня их таинственный незнакомец.

Из больницы Глеб опять побежал к правлению колхоза. Оттуда должна была идти машина в Колодное. Но здесь мальчика ждала страшная весть. Авария - сдало магнето. Второго рейса не будет.

Было одиннадцать часов. Мальчик, подумав, решил бежать.

И вот он бежит, стараясь не зарываться, беречь силы. Дорога очень знакомая. Мальчик знает: он пробежал уже больше полпути, осталось не больше пяти километров. Глебу начинает казаться, что он опаздывает, и он форсирует бег. Однако скоро чувствует, что так нельзя, - выдыхается, не дотянет. И, как назло, попутных машин нет.

Встречных машин сколько угодно. Час не ранний, люди спешат уже не на базар, а с базара.

Который час?

У обочины сидит, свесив ноги в кювет, человек в военной гимнастерке. На руке часы. Глеб подбегает ближе.

- Ты чего так торопишься? - спрашивает мужчина. - Случилось что? - в голосе забота, участие.

Глеб коротко рассказывает, в чём дело. Встречный на секунду задумывается.

- Да, дело серьезное… - Смотрит на часы. - Бежать бессмысленно - сейчас полпервого. Если и добежишь, то стрелять хорошо всё равно не сможешь. Ну что ж? Придется выручать.

В кювете велосипед. Мужчина выводит его на дорогу.

- Поедем, подвезу. - Мужчина усаживает мальчика на багажник, и они быстро несутся по гладкой ровной дороге.

- Ты не нервничай, - успокаивает Глеба велосипедист. - Едем, как по расписанию. У стадиона будем в час без семи минут. Теперь главное - спокойствие… Отстреляешься на славу.

Едут быстро. Вот окраина Колодного. Издали видны спортивные флаги над стадионом. Толпа у входных ворот.

Велосипедист остановился. Глеб быстро соскочил с багажника и тут только заметил, что к раме привязана немецкая складная лопата. Мальчик остолбенел. Незнакомец улыбнулся, вытирая платком пот с лица. Видно, устал - торопился.

- Ну вот, стрелок, успели! Восемь минут до начала. Удачи тебе! - и он протягивает мальчику руку.

Глеб пожимает её, глядя в доброе широкое лицо мужчины, и бормочет несвязные слова благодарности.

Мужчина в гимнастерке садится на велосипед и уезжает туда, откуда только что привез Глеба. Туда, к Богдановке, к кургану…

Глеб отошел от стола президиума, оглушенный аплодисментами. Он не раз мечтал об этой минуте, но теперь, когда она наступила, не сразу верилось. Шумело в ушах. И больших усилий стоило сохранять внешне солидное мужское достоинство.