Осенние клещИ - Геннадий Карпов

– Зачем же женщин-то бить? – Стоя около потерпевшей, сурово выговорил мне Олег.

– Ты знаешь – куда она мне ногой въехала? Проблядь! Миша! В машину её и до перрона довези! Пусть валит отсюда нахер, шалашовка!

– Я выпил! Какой теперь руль! – Неуверенно сказал Миша. – Может, Ваня съездит?

– Ну Ваня пусть съездит! Где Ваня? А он типа трезвый?

– Он с Леной наверху. Наверно, скоро будет.

– Уже? – Я даже зааплодировал. – Молодцы! Даром времени не теряют! Короче: садись за руль и увези отсюда эту тварь! Это приказ! Тут деревня, машин нет, ментов нет, до станции две версты. Или пусть пешком валит! Вон, глянь сюда! – Это я уже обращался к Тоне, которая успокаивала Настю. – Смотри куда ногой мне заехала! Сука!

– Сергей, я… – Пытался что-то возражать Миша.

– Хочешь чтобы я её увёз? Я увезу! Давай ключи! – Я сделал многозначительную паузу, чтобы этот червяк своим спинным мозгом раз в башке пусто понял – что будет с ним, если увезу её я.

Настю поливали водой, осматривали щёку, пудрили, мазали, успокаивали, поили вином, пока Миша искал ключи и заводил свой джип. Настя материлась, всхлипывала, пыталась прорваться ко мне, кидалась «кобелями» и «недоносками», но я послал подругу подальше, её оттёрли и засунули на заднее сиденье старенькой «Грандвитары». Я было подумал, что кто-то из дам тоже захочет уехать и по большому счёту мне было на это плевать, лишь бы Юлька осталась. Но, видимо, женская солидарность – это понятие очень редкое, если вовсе не сказочное. Пока был шум – гам, я ловил на себе полные ненависти взгляды, но прошло пять минут, и, сообразив, что слабое звено – не они, всё как-то перетекло из состояния переполоха в нечто деловое и будничное. «Видать, на дискотеке в клубе и не так по харе прилетает!» – Подумалось мне. Руки почти перестали дрожать, и я хотел было отнести Юлю в один из номеров на втором этаже.

– Не надо пожалуйста! Я тут маленько посижу. Тонь, завари мне кофе! Насть, ну ты чего в самом деле? Мне правда нехорошо! – Бормотала она, еле ворочая языком.

Миша увёз потерпевшую, через полчаса вернулся и сообщил, что дождался вместе с ней электричку и посадил Настю в поезд. Она просила передать мне что-то на словах, но он запамятовал пару редких прилагательных.

Можно было продолжать праздник. Мы выпили, поджарили, закусили, и я перевёл тему на новые английские и немецкие автомобили. Женщины сделали вид, что заинтересовались, а раз пьяная женщина сделала вид, что её что-то заинтересовало – можно не сомневаться, что через пять минут она будет уверена в том, что это интересовало её как минимум три последних года. Призрак Насти несколько раз пронёсся над мангалом и растворился в холодеющем осеннем воздухе. Ещё через полчаса спустились со второго этажа Ваня с Леной и как-то отстранённо поинтересовались – что за шум они только что слышали?

– Только что? – Искренне удивился святой Олег, и мы покатились от смеха.

Выжатый Ваня, видимо, так и не понял причину нашего хохота, а Лена только ответила:

– Да! Вот такие мы! – Одним взмахом опрокинула стопку водки и вгрызлась в ещё горячий шашлык. – Гулять так гулять!

Отсутствия подруги она, похоже, даже не заметила.

Через час мы разожгли камин в доме, дамы переоделись из купальников в юбки, блузки и платья, – в брюки ни одна свою молодую красоту не спрятала! – и устроили конкурс караоке. Юля, попив кофе, выглядела уставшей, у неё время от времени закрывались глаза, и я втихомолку выговорил Олегу за то, что мы переборщили с водкой. Тот пожал плечами, но спорить не стал. Почуяв свободу, я не отходил от Юли ни на шаг. Наше общество стало наконец логичным и гармоничным, без внутренних противоречий и подводных камней, а не какой-то оргией. И всего-то делов – дать одной дуре по морде!

Мы дуэтом спели пару песен, потом под пару медляков станцевали что-то вроде прелюдии к совокуплению и пошли играть в бильярд. Пока одна пара гоняла шары по зелёному сукну, две другие усиленно тискались в широких креслах под релаксирующие песни в исполнении Патрисии Каас и подвывание саксофона. Через час, когда на улице уже вовсю светила полная Луна, я с радостью обнаружил, что в бильярдной остались только я и она. Остальные уже разбрелись по каютам и от прелюдии перешли к делу. Из-за неприкрытой в спешке двери было слышно, как Тоня шумно насилует Олега. Остальные вели себя тише, но в принципе вся ситуация, сам воздух в доме прониклись именно тем неприкрытым развратом, который я так любил на подобных вечеринках. Юля глянула на меня, отвела взгляд и слегка покраснела. Я вспомнил слова Насти про широкий бильярд, подошёл к Юле сзади в тот момент, когда она нагнулась, неумело примериваясь ударить свояка в среднюю лузу, и запустил руку ей под юбку. Во мне всё кипело и бурлило. Эта красотка весь вечер крутит жопой перед моим носом, а я всё ещё сомневаюсь – хорошо ли это будет выглядеть после того, как я отправил Настю в нокдаун.

– Я не хочу тут! – Не оборачиваясь тихо сказала она.

– Идём в комнату! – Язык у меня приклеился к нёбу, и мне резко захотелось пить.

Пока она собиралась с мыслями и боролась с непонятными мне чувствами – я хапнул стакан ледяного «Хан-Куля» из холодильника.

– Я вообще тут нигде не хочу! Идём на улицу! На горку что ли поднимемся! При Луне! Возьми вино! И одеяло тоже возьми пожалуйста!

Я только молча кивнул одуревшей головой. От возбуждения я не мог даже говорить и сам себе напоминал быка, увидевшего мулету. Мне уже было всё равно – кто и что про меня подумает. Даже если бы я знал, что за мулетой спрятался матадор со шпагой – меня бы это уже не остановило ни на секунду. Её двадцатитрёхлетняя жопа была у меня в руках во всех смыслах этого слова, и остановить сейчас меня могла только смерть.

Она набросила на плечи платок и вышла в темноту двора. Я взял из номера на втором этаже одеяло, початую бутылку «Муската» и два бокала на длинных ножках. Она медленно шла к калитке по дорожке, отсыпанной мелким гравием. Я догнал её, когда она открывала калитку. Лаяли деревенские дворняги, пахло коровами и ночной прохладой. Она передёрнула плечами, и я, развернув одеяло, накрыл одной половиной её, а в другую завернулся сам: становилось прохладно. Она прижалась ко мне плотнее, я крепко обхватил её за талию, и мы пошли вверх по тропинке на гору. На самой вершинке было чьё-то старое кострище, валялись бутылки из-под водки и драные целлофановые пакеты. На двух парах кирпичей стояла незатейливая доска, подразумевая скамеечку. Я расстелил одеяло под сосной, налил вино в фужеры и даже сказал какой-то невнятный тост. Я уже весь был в ней, а она, словно не понимая – зачем мы тут и издеваясь – завела какую-то бодягу про Луну, Ромео и семейное счастье, которое вот так и должно начинаться у русского народа. Обожаю пьяных женщин! Хорошо, хоть не попросила за закуской сбегать! Я изображал слушателя ровно пять минут, потом повалил её на спину, присосался к её губам и в нетерпении стащил какие-то смехотворные ажурные трусики: готовилась, зараза, к случке, но без гнилых базаров про Луну никак не может ноги раздвинуть! Видали мы таких! В последнюю секунду она вдруг спохватилась:

– Ты предохраняешься? А где? Ну, эти… резинки?

– Да ладно, не переживай! Нету с собой! Ты же не сказала, а я и думать забыл обо всём! Ты такая красивая! Ты просто супер!

Она попыталась выкрутиться, но под моим весом ойкнула и наконец затихла. Её жопа снова была в моих руках. И мне даже в какой-то момент показалось, что я её люблю. Что – вот оно, счастье, и никого другого мне уже не надо. Ну и мысли мне в голову приходят, когда пьяный!

Больше она мне в этот вечер не дала. Мы молча полежали на одеяле ещё минут десять. Наш жар быстро проходил, ночная сентябрьская прохлада обещала скорые заморозки под утро. Я попытался рассмотреть её лицо при свете звёзд. Лицо как лицо. Глаза закрыты, руки, ненужные в данный момент, безвольно брошены вдоль тела. Я положил ей руку на грудь и решил, что неплохо бы продолжить романтический вечер в том же духе. По пять тысяч зря что-ли выкинули!

– Сергей! – Остановила она мою руку своими холодными пальцами. – Ты знаешь: извини, но я ничего не почувствовала. Вернее, всё это как-то не так. Хватит! Идём, а то холодно! Я хочу домой!

Я сидел перед этой соплячкой и не знал – что ответить. Такой оплеухи я не получал ни разу! Она, видите ли, не почувствовала! «Ну иди, с конём трахайся! Там наверно почувствуешь!» – Первое, что подумал я, надевая штаны и сворачивая одеяло. Но вслух ничего не сказал. Было как-то лениво и вообще насрать – что там эта овца почувствовала. Мы дошли до коттеджа. Она, как и днём, когда ей стало дурно от вина с водкой, села на большой коричневый диван в прихожей, натянула на себя одеяло и сказала, что переночует здесь. Я пожал плечами, взял с собой остатки «Муската» и пошёл в свою комнату. Выпил ещё фужер, подержал над ним осовевшую бутылку, выжимая последние сорок капель, и уже сквозь сон услышал, как за стеной скрипит кровать. Пятнадцать тысяч выкинули только за дом! Плюс бухло и мясо! За что спрашивается? Два шашлыка съесть да палку кинуть? Правильно я Насте по соплям дал! За дело! С тем мне и уснулось.