Хрупкие вещи. Истории и чудеса (сборник) - Нил Гейман

Лестрейд кивнул полицейским, и те посторонились. Мы шагнули через порог.

Я, повторюсь, по профессии не писатель и не решаюсь описать эту комнату, ибо сознаю, что слова мои не отдадут картине должного. Однако я начал это повествование и, боюсь, обязан продолжать. В комнатушке было совершено убийство. Тело – его останки – все еще лежало на полу. Я увидел его, но поначалу словно бы и не увидел. Сперва я заметил лишь то, что изверглось и вытекло из горла и груди жертвы – цветом оно было от желчно-зеленого до травяного. Оно пропитало потертый ковер и забрызгало обои. На мгновение я вообразил, что это работа некоего дьявольского художника, решившего написать этюд в изумрудных тонах.

Как будто целую вечность спустя я перевел взгляд на тело, распотрошенное, будто кроличья тушка на мясницкой колоде, и попытался извлечь из увиденного хоть каплю смысла. Я снял шляпу, мой друг поступил так же.

Он встал на колени и осмотрел тело, изучил раны. Потом достал увеличительное стекло, подошел к стене и вгляделся в засыхающие брызги ихора.

– Мы уже все осмотрели, – заметил инспектор Лестрейд.

– Правда? – отозвался мой друг. – И к какому вы пришли заключению? Мне представляется, это какое-то слово.

Лестрейд подошел к моему другу и поднял взгляд. В самом деле, слово – заглавными буквами, зеленой кровью на выцветших желтых обоях, прямо над головой инспектора.

– RACHE?.. – задумчиво произнес Лестрейд, прочитав по слогам. – Вполне очевидно, что он хотел написать имя Рэчел, но ему помешали. Значит, надо искать женщину…

Мой друг не сказал ни слова. Он вернулся к телу и осмотрел руки жертвы, сначала одну, потом другую. Ихора на пальцах не было.

– По-моему, вполне очевидно, что это написал не его королевское высочество…

– Какого дьявола вы решили…

– Дорогой Лестрейд. Допустите хотя бы на миг, что у меня все-таки есть мозги. Труп явно принадлежит не человеческому существу. Цвет крови, число конечностей, глаза, расположение лица – все выдает королевскую кровь. Не могу сказать точно, какой именно династии, но рискну предположить, что это наследник… нет, второй сын в королевском роду некоего немецкого княжества.

– Поразительно! – Лестрейд умолк в нерешительности, затем продолжил: – Это принц Богемский Франц Драго. Прибыл в Альбион гостем ее величества королевы Виктории. Решил отдохнуть и сменить обстановку…

– На театры, шлюх и игорные дома, вы хотите сказать.

– Если вам будет угодно, – смутился Лестрейд. – Так или иначе, вы дали нам хорошую зацепку – надо искать эту Рэчел. Не сомневаюсь, с этим мы справимся сами.

– Безусловно, – сказал мой друг.

Продолжив осмотр, он отпустил несколько ядовитых замечаний касательно полицейских, которые затаптывают следы и передвигают предметы, каковые могли бы оказаться весьма полезными для того, кто пытается реконструировать события минувшей ночи.

Однако более всего его заинтересовала кучка земли, обнаруженная за дверью.

У камина он нашел следы грязи или же пепла.

– Вы видели это? – спросил он Лестрейда.

– В полиции ее королевского величества, – отвечал Лестрейд, – как-то не принято впадать в ажитацию, находя пепел в камине. Ибо там ему и пристало быть. – И он захихикал над собственной шуткой.

Мой друг присел на корточки, взял щепотку пепла, растер ее в пальцах и понюхал. Затем собрал остатки, ссыпал в стеклянную пробирку, тщательно закупорил и убрал во внутренний карман пальто.

– А что с телом? – спросил он, поднявшись.

– Из дворца пришлют людей, – сказал Лестрейд.

Мой друг кивнул мне, и мы вместе пошли к выходу. Мой друг вздохнул.

– Инспектор, поиски мисс Рэчел могут оказаться бесплодны. Помимо прочего, «Rache» – немецкое слово. Оно означает «месть». Загляните в словарь. Есть и другие значения.

Мы спустились по лестнице и вышли на улицу.

– Как я понимаю, до сегодняшнего утра вы не видели королевских особ? – спросил он. Я покачал головой. – Да уж, поистине тяжкое испытание для неподготовленного человека. Друг мой, да вы весь дрожите!

– Прошу прощения. Я вскорости приду в себя.

– Быть может, прогулка пойдет вам на пользу? – спросил он, и я согласился, понимая, что закричу, если застыну хоть на минуту. – Что ж, тогда нам к западу. – Мой друг указал на темную башню дворца. И мы пошли. – Итак, – продолжал он после паузы, – вам прежде не случалось воочию видеть особу королевской крови.

– Нет, – выдохнул я.

– Что ж, пожалуй, у меня есть все резоны предположить, что первая встреча не станет последней, – сказал он. – И в следующий раз вы узрите не труп. Причем довольно скоро.

– Мой дорогой друг, что дает вам основания?..

Вместо ответа он указал взглядом на черный экипаж, остановившийся ярдах в пятидесяти впереди. Человек в черном цилиндре и пальто молча ждал, придерживая распахнутую дверцу. На ней красовался золоченый герб, знакомый у нас в Альбионе каждому ребенку.

– Есть приглашения, от которых не отказываются, – молвил мой друг. Он снял шляпу и кивнул лакею; мне показалось, что он улыбался, забираясь в тесную карету и откидываясь на мягкие кожаные подушки.

По дороге я попытался с ним заговорить, но он приложил палец к губам. Потом закрыл глаза и, очевидно, погрузился в раздумья. Я же попытался припомнить, что знаю о немецкой королевской династии, но на ум ничего не приходило – вот разве что супруг королевы принц Альберт тоже был немцем.

Я вытащил из кармана пригоршню монет: коричневых и серебряных, черных и зеленовато-медных. Я смотрел на портрет королевы, отчеканенный на монетах, и меня обуревали гордость за свою страну и пронзительный ужас. Я убеждал себя, что когда-то я был солдатом, мне был неведом страх, и я помнил то время, когда это было чистой правдой. На мгновение я вспомнил, каким был сорвиголовой – и, тешу себя надеждой, отличным стрелком, – но правая рука дрогнула, будто парализованная, монетки, звеня, рассыпались, и во мне остались лишь горькие сожаления.

Наконец-то свершилось! Доктор Генри Джекилл с гордостью сообщает о начале массового выпуска всемирно известного «Порошка Джекилла». Теперь это волшебное средство – больше не привилегия избранных. Освободите свою внутреннюю сущность! Незаменимый препарат для внутреннего и внешнего очищения! Слишком многие – мужчины и женщины равно – страдают от ДУШЕВНОГО ЗАПОРА! «Порошок Джекилла» принесет облегчение сразу и по разумной цене (с ароматом ванили или ментола).

Супруг королевы принц Альберт был тучным мужчиной с впечатляющими лихо закрученными усами, с редеющей шевелюрой и, вне всяких сомнений, человеком. Он встретил нас в коридоре, кивнул нам обоим, но не спросил наших имен и не предложил руки для рукопожатия.

– Королева весьма расстроена, – сказал он. Говорил он с акцентом. Вместо «с» произносил «з». «Везьма». «Разстроена». – Франц был ее любимцем. У нее много племянников. Но он так умел ее рассмешить. Вы найдете того, кто это сделал.

– Сделаю все от меня зависящее, – сказал мой друг.

– Я читал ваши труды, – сказал принц Альберт. – Это я посоветовал обратиться к вам. Надеюсь, я не ошибся.

– Я тоже на это надеюсь, – сказал мой друг.

А потом огромные двери открылись, и нас ввели в темноту, в покои королевы.

Ее называли Виктория – Победа, – ибо она победила нас в битве семьсот лет назад, ее называли Славной, ибо слава ее разнеслась по всему миру, ее называли Королевой, ибо человеческий речевой аппарат не способен произнести ее подлинное имя. Она была огромна – огромнее, чем я представлял, – и она неподвижно сидела в сумраке, и она смотрела на нас.

– Вы обяззаны разскрыть зсие убийзство, – донеслось из сумрака.

– Да, мэм, – ответил мой друг.

Ее щупальце изогнулось и указало на меня.

– Приблизсьзся.

Я честно хотел приблизиться. Ноги не слушались меня.

Мой друг пришел мне на помощь. Он взял меня за локоть и подвел к ее величеству.

– Не боятьзса. Быть дозстойным. Зсопрозждать, – вот что она мне сказала. У нее было очень приятное контральто, в коем отзвучивало жужжание. Потом она развернула щупальце и коснулась моего плеча. На мгновение – лишь на мгновение – все мое существо охватила пронзительная боль, какой я не испытывал никогда в жизни, а затем боль эта сменилась всепоглощающим благоденствием. Мышцы плеча расслабились, и впервые с тех пор, как я вернулся из Афганистана, боль ушла.

Потом к королеве приблизился мой друг. Виктория говорила только с ним, но я не слышал ее слов; быть может, они проникали к нему в сознание напрямую, минуя слух, и то был Королевский Совет, о котором я читал в исторических хрониках. Мой друг отвечал ей вслух:

– Разумеется, мэм. Я уже выяснил, что в ту ночь в комнате вместе с вашим племянником находились еще двое. Следы были смутны, однако читаются безошибочно. – И затем: – Да, я понимаю… Полагаю, да… Да.