Энергия наших мыслей. Влияние человеческого сознания на окружающую действительность - Константин Коротков

Лишь много лет спустя мне стала понятна причина такого отношения. Действительно, эти эксперименты полностью подрывали основу материалистической науки. И советским бонзам в начале 80-х годов это уже становилось ясно. Как раз в это время шла напряженная борьба за сохранение советской системы. Борьба, которая велась прежде всего в сфере духа и идеологии. Возникло мощное движение диссидентов, участниками которого оказались тысячи людей. С ними боролись, их сажали в тюрьмы, в концлагеря, их всеми средствами высылали из страны. Тогда прошли волны массовой эмиграции в Израиль, США. Всех, кто вызывал хоть какие-то опасения, пытались выкинуть из Советского Союза. Эта была эпоха судебных процессов против диссидентов. Вся страна единым фронтом выступала против предателя Сахарова, не зная, не представляя, что он делает и о чем говорит. За пределы страны были выдворены Солженицын, Бродский, Шемякин, сотни деятелей культуры. Церковь была формально разрешена, но фактически подавлялась и преследовалась.

Поэтому эксперименты с влиянием сознания, влиянием духа на материальный мир представляли для советской системы реальную угрозу.

Мир должен быть материальным! Всё в мире основано на первичности материи. Человеческие чувства, человеческие эмоции не имеют никакого отношения к этому миру. Любовь служит для размножения. Советские бонзы, как могли, поддерживали эту философию, поскольку, будучи людьми умными и опытными, прекрасно понимали опасность любых движений, даже косвенно подтверждавших роль Сознания, роль Души в нашем мире.

Экстрасенсорика с самого начала была движением душевным, идеалистическим. Она в корне подрывала основы материалистической теории марксизма-ленинизма. Она говорила о том, что помимо физической оболочки, помимо бренного мира есть еще что-то. Что-то, нам не ведомое. А советская жизнь была основана на том, что власти все известно и никаких тайн для нее не существует. Борьба шла несколькими путями. Официальный путь заключался в том, что в газетах, самых престижных, самых читаемых, публиковались разгромные статьи ведущих профессоров, в которых говорилось о том, что «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда», «это неизвестно науке и противоречит ее законам». Среди подобных авторов особенно выделялся известный биофизик Волькенштейн, который являлся крупным специалистом в своей области. Он пользовался авторитетом, писал хорошие книжки по традиционной биофизике и вместе с тем категорически выступал против всего нового и непонятного.

Другим способом борьбы было прямое запрещение каких-либо экспериментов в этой области. Рассылались специальные закрытые циркуляры, предназначенные только для руководящих работников. Один из таких циркуляров категорически запрещал любую работу по исследованию необычных психических явлений. Такие работы проводились только в секретных лабораториях КГБ.

Откуда мне тогда было знать все это! Я был далек от каких-то политических идей, всегда сторонился диссидентских движений. Единственное, что меня увлекало, – это наука, новые знания и альпинизм. Поэтому эксперименты с Поляковым пришлось оставить в стороне, тем более что он сам во многом потерял к ним интерес. Как человек увлекающийся, он считал, что все уже доказано, и повторять одно и то же по много раз просто-напросто скучно.

А летом произошла ситуация, которая опять, в который раз, показала, что есть какие-то силы, направляющие нашу жизнь и нашу судьбу. В Советском Союзе было несколько «семитысячников» – вершин высотой выше семи тысяч метров, которые являлись Меккой для всех альпинистов. Подняться на «семитысячник» означало перейти в следующую категорию альпинистской элиты. Было даже особое звание – «снежный барс», которое давалось тем, кто поднимался на все четыре советских «семитысячника». Конечно, для этого требовалась отличная физическая подготовка, великолепная тренированность, наличие особых физических и моральных качеств. Но помимо всего прочего, необходимо было принадлежать к определенной системе, потому как в Советском Союзе все поездки в горы оплачивались не лично гражданами, а определенными профсоюзными организациями. Просто так приехать и пойти на восхождение было практически невозможно. Действовала мощнейшая система контроля, которая проверяла каждого, кто поднимался в высокие горы. Система служила для безопасности, она обеспечивала достаточно низкий уровень аварийности. Но в то же время она была средством контроля. Еще одна контрольная система, созданная гениальным иезуитским умом Иосифа Сталина!

И вот объявили об организации экспедиции на один из семитысячников – Пик Ленина. Экспедиция была юбилейная, в ней принимало участие множество желающих. Все обставлялось с большой помпой. Считалось, что принять участие в этой экспедиции очень почетно. Мне было предложено в ней участвовать. Но перед этим я уже пообещал участвовать в экспедиции в горах Памира для восхождения на одну из технически сложных вершин. Надо было решать: либо участвовать в восхождении на «семитысячник», отказавшись от стенного восхождения, и поставить этих ребят в сложные условия, либо постараться каким-то образом совместить оба мероприятия.

После некоторых размышлений я решил, что если уж обещал, то слово надо держать. Тем более что у нас сохранялась традиция воспитания юных альпинистов. Это считалось священной обязанностью каждого. Поэтому я решил сначала съездить на Памир и 20 дней поработать с молодыми ребятами, а уж потом, если все будет нормально, поехать на «семитысячник» и постараться успеть принять участие в юбилейном восхождении.

После 20 дней, проведенных на Памире, и успешного восхождения я вернулся в Ленинград, для того чтобы провести несколько дней дома и затем отправиться на «семитысячник». И тут пришла жуткая весть. Все, кто был на Пике Ленина, все, кто отправился в эту экспедицию, погибли.

Ситуация казалась совершенно неправдоподобной. В течение многих десятков лет восхождение на этот пик шло по одному и тому же отработанному маршруту. Еще в первый раз, в 30-е годы, экспедиция под руководством наркома Крыленко поднялась по этому пути от базового лагеря на нижней поляне до мощного плеча на высоте пять с лишним километров, где был установлен первый лагерь. Место было совершенно спокойное и безопасное – огромное ледовое плато, раскинувшееся на несколько километров. Оттуда просматривался крутой ледовый склон, выводящий практически на вершину. Выйдя с плато ранним утром, можно было подняться на вершину и к вечеру вернуться обратно. В течение десятилетий каждое лето альпинисты приходили на это плато, ставили свои палатки и оттуда совершали восхождение.

Вот и в этот год на плато собралось несколько десятков экспедиций – более сотни людей. Погода в этом году была необычная даже для Памира. Каждый день сыпал снег, и альпинистам приходилось заново протаптывать дорожки в глубоких сугробах. Как рассказал позднее один из моих друзей, один из шести человек, оставшихся в живых:

– Когда уже к вечеру мы поднялись на это плато, то увидели, что все палатки, стоявшие там, практически полностью засыпаны снегом, торчат только коньки.

Люди поднимались на плато в течение всего дня, ставили свои палатки, а снег все сыпал и сыпал. Альпинисты забирались в свои засыпанные снегом, но от этого еще более уютные убежища, разводили примусы, пили чай, рассказывали друг другу анекдоты и отдыхали до утра, чтобы еще затемно выйти на следующий этап восхождения. К вечеру весь лагерь был полностью занесен снегом, трудно было и догадаться, что под белым покровом скрыт целый лагерь.

Леша с приятелем поставили свою палатку поверх снега, оказавшись выше всех остальных. Подошли к ближайшему коньку палатки, торчащему из-под снега, и снежной лопаткой прокопали траншею ко входу. Оттуда лениво высунулись знакомые лица, опухшие от долгих часов лежания в спальнике. Поздоровались, обсудили ситуацию. Все казалось спокойным и идущим по плану. Попрощавшись до следующего утра, ребята забрались в свою палатку, попили чаю, залезли в спальные мешки и, положив ботинки под голову, заснули спокойным юношеским сном.

Ночью они проснулись от страшного грохота. Казалось, гремел сам воздух. В полной темноте Леша стал нащупывать фонарик, чтобы посмотреть, что происходит. И в то мгновение, когда он взял фонарик в руку, мощная волна подхватила их на воздух и понесла. Понесла, перекатывая, поднимая в воздух и бросая на снег. Все смешалось в диком грохоте, вое, реве. Так продолжалось буквально несколько десятков секунд. Затем все стихло. Наступила полная тишина.

Леша пришел в себя, открыл глаза и увидел, что над ним абсолютно ясное, звездное небо. Вокруг полная тишина, он лежит почти полностью засыпанный снегом. Он начал выкарабкиваться, судорожно гребя руками и ногами, выбрался из-под снежного завала и только в этот момент почувствовал кристальный морозный воздух высокогорной ночи. Посмотрев на себя, Леша увидел, что стоит в одном тренировочном костюме, без ботинок, без шапки, без куртки. Когда он оглянулся вокруг, то увидел абсолютно ровную снежную пустыню. Он бросился бежать, проваливаясь по пояс в снег, и наткнулся на что-то твердое. Он начал судорожно копать и через несколько мгновений наткнулся на человеческую руку. Лихорадочно раскапывая снег, он откопал своего друга, который лежал на метровой глубине под снегом. Леша вытащил его, потряс, тот медленно открыл глаза и спросил: «Что случилось? Где мы?» Когда друг пришел в сознание, вдвоем они стали пытаться разобраться, что же произошло.