Прутский поход - Герман Иванович Романов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— То боевая справа, на нем ведь панцирь чудной был, кираса в сукне. А в бою, мыслю, шитье золотом без надобности. Тут и нам, княже, такую одежу для ратников ввести надо — сукно крепкое, можно марать, а шитье со временем потускнеет, да и дорогое оно. Ведь на портрете в совсем другом кафтане, там и жгуты золотые, и пуговицы, и знаки всякие. И на шапке шитье золотое, опять бляхи те блестящие, дорогие до ужаса.
«Соображает гетман, что к чему, а ведь нас три века отделяет по времени. Хм, молдавский язык совсем не изменился, а когда они перешли на русский, вернее ту речь, которую русской именовали, я понимал одно слово из трех в лучшем случае. Вывод — я молдаванин, по матери и бабке, как не крути, раз их хорошо понимаю, а не русский, каковым себя считал. Выходит, генетика многое определяет, хотим мы этого или не хотим».
Стефан чуть не закряхтел от такого открытия, но сдержал себя — он и так пролежал в этой своеобразной засаде недвижимым вот уже часов десять, не меньше, все тело затекло. Но в засаде или разведке одно качество необходимо и оно именуется терпением. Зато узнал много интересного, причем такого, отчего ум за разум заходил, и были моменты, что он сам чувствовал наступающий приступ безумия. Особенно, в ту минуту, когда вынырнул из ледяной воды, и ошалел — берег изменился совершенно, селения пропали, горящие БМП словно растворились в воздухе, а к нему на помощь поспешили всадники в странной одежде.
Как Стефан не рехнулся умом, один бог знает, наверное, всевышний и уберег его от такой беды!
Но кричать смог, мешая русские и молдавские слова, вот его и услышали, заарканили и вытащили на берег.
«Теперь я знаю многое, и тянуть время уже не стоит — гадить под себя последнее дело. Да и ночью врать легче — при свете лучины им будет труднее определить, когда начну „лапшу на уши вешать“. К тому же они оба порядком устали, и внимание не в должной степени концентрации. Момент удачный и грех такой упускать!»
Он еще раз мысленно пробежался по наскоро слепленной «легенде», максимально упростив, и сильно адаптировав к местным реалиям. Приготовился описывать 21-й век как первую треть 19-го столетия — прогресс ведь не стоит на месте, да и многие его вещицы с оружием уже вызвали непритворный интерес. А объяснять что такое компьютер, танк, реактивный самолет и микроволновая печь себе дороже выйдет — не поверят. Но в тоже время следует держаться относительной правды, тщательно отфильтрованной и сильно недосказанной — все же Кантемир сам его посчитал его «своим потомком», чем и нужно воспользоваться.
«Смелее, „Князь“, смелее — ведь недаром тебе такой позывной дали, словно готовили к засылке, если не в тыл врага, то в прошлое. Наглостью города брали, надо сразу взять быка за рога, пусть даже это здешний герб. Выдохни, успокойся и прокрути еще раз „легенду“, Стефан Константинович. И потом приступай к делу!»
Капитан успокоился и мысленно отключился на пару минут, концентрируя внимание. А затем дернулся всем телом на кровати, хрипло и протяжно застонал, требуя главного, чего очень хотелось:
— Пить…
* * *
Днестр — граница между Молдавией и Приднестровьем. Хотелось бы, чтобы она была мирной…
Глава 5
— Пить…
Раздавшийся стон ошарашил Дмитрия Константиновича, он чуть ли не подскочил с лавки, уставившись на потомка. Тот пришел в сознание, попытался приподняться, но сил явно не хватило — упал головой на подушку, но одеяло с себя чуть не сбросил. Кантемир бросился к раненному капитану, но его опередил Некулче. И тут «утопленник» вполне внятно заговорил на хорошем молдавском языке, произнося в тишине прерывисто слова:
— На нас вероломно напали поляки…
Стон оборвался, затем раздались слова, которые явно мучили офицера даже в беспамятстве находящегося.
— Ляхи предали нас, вступили в сговор с османами…
Гетман приподнял раненного, подхватив его под спину левой рукою, а десницей поднес к губам чашу красного вина. И стал медленно лить в чуть приоткрытый рот. Кантемир принялся помогать, поддерживая потомка, видел, как тот принялся пить благословенный напиток из винограда, что очень полезен для больных и раненных, это знают все.
— Благодарствую, господа… Чудесное вино…
Голос был тих, речь была правильной, но с чуть уловимым акцентом — так говорят по-валашски те, для кого этот язык является не родным, но хорошо знакомым с детства. Кантемир не выдержал паузы и спросил сам, стараясь понять, что произошло в будущем.
— Вы недавно сражались с поляками, князь? В Рашкове?
— Да, в Рашкове, господа. Они напали на нас — мои батальоны в Яссах, я спешил туда с конвоем и штабными. Поляки захватили крепость и городок, и что самое скверное — мост через Днестр. Нам пришлось переправляться через реку на рыбацких лодках. Вода страшно холодная, лед появился, мороз стоит. В мою лодку попали картечью, и чуть не утонул в реке… Боже, как продрог. Меня спасли всадники. Это были случаем не вы, господа?!
— Так оно и есть, мы оказались там и увидели, что вы тонете, — Кантемир говорил осторожно, понимая, что сейчас офицер начнет задавать вопросы, на которые придется отвечать.
— Благодарствую, господа. Сколько моих людей спаслось? Прошу, отправьте гонца в Яссы — господарь должен узнать об измене ляхов!
— Боюсь, я вам не смогу помочь, князь, — Кантемир осторожно подбирал слова, понимая, насколько потомок будет потрясен его ответом. И сейчас только мучился одним — говорить или подождать до утра, когда тот собственными глазами убедится в его правдивости. И решил, что не стоит тянуть с ответом — в таких случаях следует говорить правду. Некулче в этот момент дал раненому чашу с терпким красным вином, которое тот стал пить маленькими глотками.
Дмитрий Константинович решил сказать, и громко произнес:
— Дело в том, что по промыслу божьему вы оказались не в своем времени, а в прошлом. Сейчас девятый день декабря 1710 года от Рождества Христова, или 7218 год от Сотворения Мира. Вы действительно в Рашкове — только с южной стороны реки — крепости и городка нет, они давно сожжены казаками во время войны между гетманами, нет и мостов на Днестре. Совсем нет, их никогда не строили — от верховий до низовий. Рассвет близко и утром вы убедитесь собственными глазами,
