Любил ли фантастику Шолом-Алейхем? (сборник) - Владимир Гопман

СА ходил в старомодном костюме, носил рубашку без галстука, выпуская ее воротник поверх лацканов пиджака, но все равно производил впечатление человека элегантного, одетого стильно. Зимой он ходил в кепке и в пальто с незастегнутым воротником, без шарфа. Как-то в Дубултах я не выдержал и сказал ему об этом, на что СА только улыбнулся и ответил: «После Норильска здешние минус четыре-пять для меня не холод…» И эта закаленность физическая была словно отражением его закаленности духовной.

СА был человеком добрым и внимательным, его отличало отсутствие суетливости, деликатность до щепетильности. Он был по-рыцарски галантен и учтив с женщинами, так, как не принято в наше время, и они это чувствовали и буквально хорошели в его присутствии. Но при этом в нем ощущался стержень – за мягкостью скрывалась жесткость бойца, прошедшего лагерный ад.

У СА был негромкий глуховатый голос, в речи слышалась легкая картавость, ему очень шедшая. Он очень четко выговаривал окончания слов – такая речь характерна не просто для человека, привыкшего к публичным выступлениям, но (что случается не так часто) испытывающего уважение к любой аудитории, хотя бы она состояла из одного человека. В Дубултах он, несомненно, был одним из лучших руководителей – сейчас, преподавая в вузе, я могу оценить несомненное педагогическое мастерство СА, его такт в работе с семинаристами.

Везде, где он оказывался – на вечерних посиделках на семинарах и конференциях, на прогулке, в купе поезда, – СА любил, собрав вокруг себя, как он говорил, «народ», рассказывать о своем прошлом. Рассказчик он был блистательный, причем не прибегал ни к каким риторическим приемам, модуляциям голоса и другим квази-артистическим штукам. Речь его была мягка и интеллигентна. Каждый его рассказ был законченной новеллой, он словно не говорил, а читал с листа. Десятки, какое там, сотни фигур нашей истории проходили перед слушателями: от Льва Гумилева (с которым СА сидел в Норильске) до великих ученых-атомщиков – Зельдовича и Харитона, от Семена Буденного до заместителя Берии, не говоря уже о множестве заключенных. Примечательно, что СА практически не прибегал к мату – если же какое-то слово и появлялось, то оно было поразительно органичным, при этом не смешиваясь с остальным потоком речи, словно подчеркивая, выделяя мерзость человека или явления.

Он был человеком поразительной образованности – даже на фоне весьма начитанных коллег-писателей. Художественная литература, философия, история науки – и, конечно, его любимая физика. Знание всех этих областей культуры ощущалось в его книгах, будь то морские романы «Держи на волну», «Ветер с океана», книги о первопроходцах области ядерной физики на Западе («Прометей раскованный») и о создателях отечественной атомной промышленности («Творцы»), или, наконец, фантастические рассказы или романы.

Ощутимо это и в его самой, быть может, известной, книге, «Люди как боги». Вот что писал СА о замысле романа: «…Пишу о будущем, потому ни о прошлом, ни о настоящем много не нафантазируешь, а будущее для фантазий открыто; рисую общество, в котором мне самому хотелось бы жить, а не изготовленное по скучно-сусальным либо катастрофическим прогнозам ученых футурологов-марксистов либо их противников; живописую героев вполне живых, с сильными характерами, которых мне приятно было бы иметь среди своих приятелей и добрых знакомых…» [19]

А в авторском предисловии к роману СА замечает: «…Я был бы удивлен, если бы мне сказали, что где-то, когда-то точно осуществилась придуманная мною ситуация. И я был бы огорчен, если бы в придуманной мной ситуации люди действовали по-другому, чем я написал» [20] .

«Люди как боги» – трилогия, состоящая из романов «Люди как боги», «Вторжение в Персей» и «Кольцо обратного времени», – одна из наиболее фундаментальных утопий в отечественной литературе. Ее принято также называть – и совершенно обоснованно – первой «космической оперой» в отечественной фантастике, кроме того, в трилогии видно следование автора традициям приключенческого и философского романа. Эта русская «история будущего», встающая, по моему мнению, в ряд с лучшими работами Роберта Хайнлайна, Айзека Азимова и Ларри Нивена.

Наверное, нет в отечественной НФ литературе писателя, который мог сравниться с СА по богатству фантазии при описании форм иной, не антропоморфной, разумной жизни. В трилогии появляются крылатые кони – пегасы, искусственно выведенные огнедышащие драконы, антропоморфные существа с крыльями, названные ангелами, змеедевы, разрушители (они являют собой биологическое единство живого существа и механизма), наконец, рамиры – представители мыслящей материи, космического разума. В трилогии ощутима также столь редко встречающаяся в «космической опере» – и столь характерная для СА! – иронии, например, в описании внешности ангелов.

Очень важна в романе, как мне кажется, линия взаимоотношений между главным героем и его избранницей Мери. Их любовь описана тонко и поэтично – вот, например, что говорит герой, не желая расставаться с любимой даже на короткое время: «Быть без тебя – все равно что быть без себя. Или быть вне себя. Один – я только половинка целого» [21] . Конечно же, здесь звучит автобиографический мотив, любви СА и его второй жены, Гали. СА познакомился с нею в 1952 г., когда она приехала в Норильск. Когда в «органах» стало известно об их отношениях, за связь с ссыльным девушку (она была моложе СА на 17 лет) исключили из комсомола и выгнали с работы. Когда же Галя узнала, что СА собираются отправить на острова в Белом море, что было равносильно гибели, только медленной, то настояла на том, чтобы они расписались. При этом она понимала, что подписывает себе смертный приговор, т. к. становилась членом семьи врага народа. Спасло их только то, что через три месяца после того как они расписались, умер Сталин…

Для меня одна из самых важных книг СА – сборник «Норильские рассказы». Книга, полная жестокой правды о времени и человеке, говорящая так много о прошлом, вне которого нельзя понять наше настоящее… Вот что писал СА в авторском предисловии к изданию 1991 г: «В основу предлагаемых читателю рассказов положены события, свидетелем или участником которых был я сам. Лишь в редких случаях я разрешал себе писать о том, что мне передавали другие участники событий. Соответственно и фамилии героев сохранены подлинные – исключения редки и в большинстве случаев оговорены. Время действия – 1936–1945 годы. Место действия – тюрьмы и лагерь» [22] . Одна фраза в авторском предисловии поразительна: «…Свобода терялась, совесть и убеждения сохранялись» [23] . Это, без сомнения, кредо СА. Он смог выжить потому, что сохранил свободу мысли.

В 1992 г. СА прислал мне книгу «Язык, который ненавидит». Половину сборника составляли рассказы из Норильского цикла, вторая часть была отведена работе «Язык, который ненавидит». Эти исследование – очерки о блатном языке с толковым словарем – не потеряло актуальности и в наши дни. Ведь СА не просто классифицирует блатной язык, но анализирует его философию: «Воровской жаргон, ставший основой лагерного языка, есть язык ненависти, презрения, недоброжелательства. Он обслуживает вражду, а не дружбу, он выражает вечное подозрение, вечный страх предательства, вечный ужас наказания» [24] . И дальше: «Этот язык не знает радости. Он пессимистичен. Он не признает дружбу и товарищества. Ненависть и боязнь, недоверие, уверенность, что люди – сплошь мерзавцы, ни один не заслуживает хорошего отношения – такова его глубинная философия. Это язык – мизантроп» [25] .

В наше время одной из главных фигур культуры стал, увы, уголовник, а самыми модными – фильмы и сериалы из жизни криминального мира; не случайно кумиры молодежи – герои «Бригады», как не случайно и то, что подобные фильмы показывают по телевизору в прайм-тайм. И блатной жаргон звучит не только с экранов – он проникает в нашу повседневную жизнь (примеров этого можно найти множество), стал частью лексикона политиков и деятелей культуры, причем в этом чаще всего не отдают отчета ни говорящий, ни его слушатели. Можно поразиться тому, что СА предупреждал об опасности экспансии блатной эстетики свыше сорока лет назад.

В 1996 г. в Риге издательством «Полярис» был опубликован посмертно роман С. А. Снегова «Диктатор». Перед читателем предстает обстоятельно и увлекательно выписанная картина жизни параллельного (или, по словам автора, «сопряженного») мира. Действие романа происходит на планете, которая во многом напоминает Землю. Жители планеты сумели «приручить» погоду, управляя ею по своему желанию, командуя циклонами и тайфунами, создавая засуху или посылая дожди, используя это умение в военных целях. В основе сюжета – события, происходящие в одно из наиболее значительных государств планеты, Латании, в котором к власти приходит ученый астрофизик Алексей Гамов. После серии побед в войне Латании с ее вековечным противником Кортезией он был провозглашен спасителем нации и обрел абсолютную власть. Гамов ненавидел войну – и всеми силами старался покончить с нею, желая, по его словами, «лишить войну камуфлирующих ее понятий благородства, героичности… Унизить войну, чтобы мутило и выворачивало кишки при одном упоминании о ней» [26] . Жестокости и ненависти Гамов хотел противопоставить сострадание и милосердие, надеясь, что тогда пробудится в людях «то единственное, что делает каждого человека равнозначным Богу, – его внутренняя человечность».