Гуров не церемонится - Николай Леонов

Погодин развернул к Гурову стоявшую на столе большую фотографию, на которой была очень красивая смуглая брюнетка, а рядом с ней – уже знакомые ему малыши.

– Да, эффектная женщина, – согласился Лев Иванович, подумав при этом: «Погодин вроде нормальный, здравомыслящий мужик, жизнь не понаслышке знает, что называется, во всех щелоках мытый, а вот надо же, в такую чушь верит! Ведьма! Околдовала! Обманчива, однако, бывает внешность».

– Что есть, то есть, – вынужден был согласиться Леонид Максимович. – Я быстренько о ней справки навел и узнал, что, оказывается, гастролировали они…

– Стоп! – перебил Гуров. – Вы сказали «они»?

– Ну да! С братцем своим старшим, Григорием! Они почти всю Сибирь и Дальний Восток объездили, а раньше, может, и в Центральной России отметились – так глубоко я не копал. Она в ресторанах выступала, а он при ней сутенером состоял. Да через нее толпы мужиков прошли! На ней пробу ставить негде! Вот чем она себе с братом на жизнь зарабатывала. Господи! – почти простонал Погодин. – Да если б она только Кольку любила, мы бы все ей простили, но ведь она же, паскуда, снисходила до него, – ерническим тоном произнес он. – До себя без подарков не допускала, а потом в другую комнату выгоняла спать, и он это терпел. Я все, что узнал, Кольке выложил и принялся уговаривать его ее выгнать, потому что до добра это не доведет. А он, дурак, только губу верхнюю закусил, как у него обычно бывает, когда он злится, и попросил меня в его личную жизнь не лезть и вообще заняться выполнением своих непосредственных обязанностей. Понял я, что не достучаться мне до него, и остальных на подмогу свистнул. Собрались мы все, поговорили с ним, и опять без толку. Просто как об стену горох. Перелаялись мы с ним чуть ли не насмерть и поняли, что нам эту ночную кукушку не перекуковать. Я тогда ее в городе отловил и очень внятно сказал, что если я узнаю, что она продолжает Кольке нервы мотать, а я об этом обязательно узнаю, то лично ею займусь, и ее костей никто никогда не найдет. А если она о нашем разговоре ему расскажет, случится то же самое. А эта сука мне в лицо рассмеялась и заявила, что в этом случае Колька сам следом умрет. Ну, тогда я ей пригрозил, что руки-ноги ей переломаю, рожу бритвой под хохлому распишу, язык ее поганый вырву к чертовой матери, а вот глаза оставлю, чтобы она, на свое отражение посмотрев, сама в петлю полезла. Поняла она, что я не шучу, а все, что обещал, сделаю, и перепугалась насмерть. Присмирела она с тех пор, больше не выпендривалась. А братца ее я подержал за грудки и убедительно посоветовал уехать из города к едрене-фене, потому что если он останется, то конец у него будет долгий и очень мучительный.

– Подействовало? – спросил Гуров, хотя и так было ясно, что да – у Погодина даже сейчас, когда он об этом рассказывал, вид был весьма устрашающий.

– Братец исчез, а эта стерва, как я уже сказал, приутихла. Ну, расписались они тихонько. Свадьбы никакой, естественно, не было, мы даже поздравлять его не стали и не дарили ничего. А потом он собрал нас всех во Владивостоке – это, чтобы мы с ней не столкнулись, – и заявил, что переезжает в Москву, потому что оттуда на переговоры летать и проще, и быстрее, и головной офис туда же переводит. С одной стороны, это, конечно, правильно, потому что Димка, останься один, с такой махиной не справился бы, ему и с красноярским филиалом хлопот выше крыши. И я уверен, что эта сука его настроила на переезд – у нее же слава по нашему региону такая, что не приведи господи, а в Москве ее никто не знает. Вот Колька с мразью этой сюда и перебрался. А было это четыре с половиной года назад.

– Ну, они здесь, как мне сказали, довольно замкнуто жили, – заметил Гуров.

– Знаю, – отмахнулся Погодин и в ответ на недоуменный взгляд Гурова пояснил: – Ну, как я мог Кольку одного без присмотра сюда отправить? Вся личная охрана у него из наших парней, а они все в Чечне обстрелянные, огонь, воду и чертовы зубы прошли, а главное, лично нам преданные. Вот они мне регулярно и сообщали, что здесь и как, так что я в курсе событий был. А когда детей похитили, вообще сюда прилетел и постоянно руку на пульсе держал.

– Ну, с этим делом более-менее понятно, – сказал Лев Иванович и повернулся к Тимофееву: – А теперь расскажи-ка мне, Сергей Владимирович, как ты к Савельеву на работу попал, кто тебя рекомендовал, если ты не из их команды, и что за время твоей работы случилось необычного. Как ты понимаешь, особенно меня интересует время до и после похищения малышей.

– Я работал заместителем начальника службы безопасности банка, когда меня вызвал исполнительный директор и сказал, что там у меня возможностей карьерного роста нет, а вот один из давних клиентов их сибирского филиала, перебравшийся недавно в Москву, ищет себе начальника службы безопасности. Я встретился с Николаем Степановичем, мы поговорили, и я перешел к нему, – начал Тимофеев. – А команду набрал из бывших наших.

– И кто же это поименно? – спросил Гуров. – А то наши бывшие коллеги разными людьми бывают, попадаются среди них и те, кому бы я и огород сторожить не доверил. Хотя не стоит сейчас тратить на это время, просто приготовь мне их личные дела, и я посмотрю, и, если меня кто-то из твоих подчиненных заинтересует, я с ним пообщаюсь отдельно.

– Сделаю, – пообещал Тимофеев.

– Насчет личной охраны и службы безопасности я уже все понял, а вот прислуга в доме откуда взялась?

– Все с Украины. Так что ни связей в Москве, ни собственного жилья у них нет. Вот и получается, что им всем гораздо выгоднее честно служить в этом доме, чем оказаться на улице, – объяснил Тимофеев. – Кроме того, не так уж их и много было: всего две горничные, что работали через день, они же и готовили, да няня с садовником, только они еще за месяц до похищения детей отсюда ушли, а ту горничную, что в ночь похищения детей работала, я уволил.

Услышав это, Гуров только с осуждением покачал головой:

– Ну и где мне теперь прикажешь ее искать? Я же с ней поговорить должен. Ты хоть знаешь, где она сейчас находится?

– Так она же все уже рассказала, – удивился Тимофеев.

Гуров мысленно застонал. Да, оказывается, Тимофеев как был честным, исполнительным дураком, так и остался. И это еще мягко сказано. Лев Иванович едва сдерживался, чтобы не высказать в его адрес свои мысли вслух.

– А если она не все рассказала? – несколько успокоившись, спросил он. – Или ты просто не знал, о чем ее спрашивать? Что тогда?

– Знаешь, Гуров! Ты… – неприязненно начал Тимофеев, и тут Лев Иванович не выдержал и рявкнул:

– В том-то и дело, что я знаю, как надо работать, а ты нет! Охранников-то хоть не трогал?

– Не в моей компетенции, – буркнул в ответ тот.

– То есть? – Гуров повернулся к Погодину: – Значит, Тимофеев знал истинный расклад?

– Да, я ему очень доступно все объяснил, – невозмутимо ответил Леонид Максимович. – Кстати, если вам нужно поговорить с этой горничной, то вы сможете это сделать в любой момент. Я тут квартиру снял, и она у меня убирается и готовит, и живет, кстати, там же, чтобы мне не скучно было, да она и не возражает.

– Параллельная структура, – кивнул Гуров и, встретившись глазами с этим битым жизнью человеком, с первого взгляда правильно оценившим «способности» Тимофеева и поэтому подстраховавшимся, одобрительно заметил: – Разумно. И женщину эту вы вовремя перехватили, – на что тот просто пожал плечами. – Ну а с вашим доверенным человеком я могу поговорить?

– А они все доверенные, – заметил Погодин. – И в полном вашем распоряжении. А когда мужики приедут, то в подчинении у вас будет много людей для различных поручений.

Гуров на это ничего не сказал и снова обратился к Тимофееву:

– Давай, Сергей, рассказывай все, что знаешь о последних месяцах.

– А чего не знаешь, я потом проясню, – пообещал Погодин.

– Ну, как утром выяснилось, детей похитили ночью через окно – его открытым оставили. Охранники тут же мне сообщили, и я приехал, а потом уже Николаю Степановичу позвонил. Следов под окном никаких не было, отпечатков пальцев ни на наручниках, ни на подоконнике, ни на всем остальном – тоже, видно, в перчатках работал или работали. Собака – я частным образом с нашими договорился, и они приехали – след не взяла.

– А вот будь в доме собака, она бы тревогу подняла, – заметил Гуров.

– Колька собак не любит, – сказал Погодин. – Тяпнула его в детстве какая-то шавка, вот на всю жизнь память и осталась.

– Понятно. Ну, Сергей, а дальше ты что предпринял?

– Мы весь сад осмотрели, но никаких следов не нашли, ограда нигде не сломана и кусты, что вдоль нее растут, тоже. Словно по воздуху этот гад сюда прилетел.

– Ага, дух не святой или джинн из бутылки, – буркнул Гуров.

– Хозяйка в истерике была и на мужа орала, что это случилось из-за его бизнеса и все такое. И требовала, чтобы он ни в коем случае в полицию не обращался, а то детей убьют, – продолжал Тимофеев. – К ней из частной клиники врача с медсестрой пригласили, так они с тех пор тут так и живут. Она, как до этого в детской жила, чтобы постоянно с детьми быть, так до сих пор там и находится и постоянно таблетки какие-то пьет, от которых в каком-то полузабытьи находится. И вообще сдала она за этот месяц страшно – ведь и не спала толком, и не ела. Ее еще раньше хотели в частную клинику поместить, но она такой скандал закатила – не приведи господи. Кричала, что останется дома, потому что о детях в любой момент какая-то информация может прийти, вот она и хочет первой ее узнать, потому и ноутбук к себе забрала, хотя он в доме один, и рядом с кроватью поставила. А что с ней было, когда о якобы смерти детей узнала, я даже передать не могу. А что будет, когда ей о покушении на Николая Степановича скажут, вообще представления не имею. Наверное, нужно будет ее все-таки в клинику эту положить, чтобы она там под присмотром врачей до полного выздоровления хозяина была, потому что лежать в стационаре все-таки понадежнее, чем дома. А еще, Леонид Максимович, хоть вы ее и не любите, должен сказать, что жили они нормально, не скандалили. Тихо все было.