Лабиринт. Книга 2 (СИ) - Грушевицкая Ирма "Irmania"

– Да.  Девчонка.

– Ей хоть исполнилось восемнадцать?

Идиотский вопрос Ника остался без ответа.

– Мне показалось, что это то самое. Но она ушла прежде, чем я это понял. Тогда и подумал, что, возможно, созрел для кое-чего большего. Захотелось в этом убедиться. Вспомнил о Джессике. В принципе, нам было хорошо вместе. Ну, дальше вы знаете…

– Дальше мы не знаем, но догадываемся. Ты не мог бы вернуться к той, первой. Кстати, как её зовут?

– Кстати, иди к чёрту, Ник.

– Да ладно тебе, брат. Договаривай.

Мэтт повернулся и посмотрел в глаза каждого из буравящей его взглядом троицы. Один из них вот-вот женится, собственно, за этим они здесь. Это Криса, а не его они должны подбадривать, чтобы тот решился на столь важный шаг. Но в конкретно взятый момент Мэтт – главная звезда вечеринки. И если он отказал в доверии парням один раз, второго ему могут не простить.

Они действительно знают друг друга очень давно, чтобы пытаться скрыть то дерьмо, которое творится в их жизнях. Всё равно все обо всём узнают. Как сказал однажды Тей, "друг не тот, кто будет рядом, когда ты обделался, а тот, кто протянет тебе бумажку".

– По-моему, парни, я всё ещё её люблю.

Ник и Крис обменялись долгими взглядами, но первым заговорил тот же Тейлор.

– Не знаю, радует меня сомнение в твоём голосе или нет.

– Ты уж определись, пожалуйста.

– А ты сам определился? Что-то непохоже. Так что мы жаждем подробностей, дружище.

– Их не будет.

– Хрень собачья! – Кристофер неожиданно вскочил на ноги и, кипя от негодования, направился к Мэтту. – Меньше всего я ждал услышать от тебя нечто подобное. Я вообще не помню, чтобы ты хоть раз говорил о чувствах. Я, блин, тоже о них не говорю, но не заставлять же из-за этого страдать других!

– Прости, что меня не было рядом, когда вы с Тэмзин проходили через весь этот мрак.

Крис обернулся к неожиданно притихшим парням и покачал головой.

– Доложили уже? Хм, не удивительно. Хочешь честно? – Снова повернувшись к Мэтту, он посмотрел на него с вызовом. – Я не хотел, чтоб ты знал. Помочь ты ничем не мог, только заставил бы меня чувствовать себя обязанным.

– А с ними ты так себя не чувствуешь? – Мэтт дёрнул подбородком за спину Криса.

– С ними – нет. Они, в отличие от тебя, живые. А ты мёртвый внутри, Мэтт. Замороженный. И, оказывается, не Джессика тебя заморозила, а другая. И мне это твоё "всё ещё" больше всего нравится. – На этих слова друг зло ухмыльнулся: – Кем-кем, а слабаком я тебя никогда не считал.

Мэтт отшатнулся, как от удара.

– Ты только что назвал меня трусом? – прошипел он сквозь зубы.

– Да. Если ты "всё ещё" и "по-твоему", – Крис сделал в воздухе кавычки, – кого-то любишь, но ничего не делаешь для того, чтобы в этом убедиться. Это же не вчера случилось. И точно до твоей свадьбы с Джессикой. Я прав?

Всё ещё взбешённый обвинениями Кристофера в трусости, Мэтт не сразу, но кивнул.

– Значит, когда девчонка тебя бросила, ты должен был или забыть её, или вернуть. Ты не сделал ни того, ни другого. Что это, как не трусость?

– Уязвлённое самолюбие, – подсказал тихо Тей.

– Правильно! – Крис выстрелил в него указательным пальцем. – Так что не надо нам тут гнать о любви. Ты просто не закончил дело. Выхода два: либо порви с ней окончательно прямо сейчас, либо найди и женись. Третьего не дано.

– Почему же? Очень даже дано, – осторожно заметил Ник. – Найди. Убедись, что за эти годы она безбожно растолстела и почувствуй себя счастливчиком.

Уязвлённое самолюбие, говорите? Да, чёрт его дери, он был уязвлён. Настолько уязвлён, что на одной только злости от этого продержался целый год.

Это было время, которое после назовут "второй баффетизацией инвестиций". Подобно Уоррену Баффету, Мэтт виртуозно овладел искусством в нужный момент купить то, что надо и продать то, что надо, играя с недооценёнными акциями компаний, обладающими серьёзными активами. Он скрупулёзно нащупывал границы правил вложения средств, поддерживая, казалось бы, самые бесперспективные производства. Комиссия по ценным бумагам пристально следила за каждой сделкой "Тринко", подозревая корпорацию в монопольном сговоре и нечестной конкуренции. Но напористость и динамизм Мэтта, открытость его инвестиционной политики, сводили на нет возможные обвинения. Игра на фондовых рынках, успешные вложения в недвижимость и высокотехнологичные производства привели к тому, что через два года Мэтт вошёл в состав Сенатского форума по стратегии и политике, консультирующего палату представителей Соединённых Штатов в вопросах экономического роста и развития. Так что, в какой-то степени выходом на новые профессиональные рубежи Мэтт был обязан Мэри. И эта мысль ему совершенно не нравилась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Да, созидание посредством разрушения известная формула. Однако Мэри удалось разрушить в нём то, что ещё даже не взошло. Мэтт получал удовольствие от предвкушения, от едва намечающегося понимания, что кое-что новое входит в его жизнь. Да, он не был одинок в прямом смысле этого слова, ближний круг, дальний – всё, как у всех. Кто-то зависел от Мэтта, от кого-то зависел он, и число первых пополнялось тем чаще, чем более успешным он становился. Мэри сломала и это правило.

Никто не учит быть ответственным за других. Все личностные бизнес-тренинги направлены на получение конкретной выгоды, но мизантропов среди успешных предпринимателей почти нет. Впрочем, как и гуманистов. Неожиданно Мэтт захотел заиметь кое-что для себя. Стать важным для кого-то не по принципу сильного и обладающего властью, а потому, что он – это он. Такой, как есть, со всеми достоинствами и недостатками. С завихами и тараканами. И ему казалось, что его тараканы пришлись Мэри по вкусу. Во всяком случае, она его в этом очень хорошо убедила.

Открывать для неё что-то новое стало его самым любимым занятием. Мэри всегда так искренне реагировала на всё, что он делал или говорил, что рядом с ней Мэтт чувствовал себя хозяином вселенной. Уйдя, она забрала с собой его чувство значимости. Лишила самого себя – того Мэтта, которым ему навилось быть. Стремящегося стать лучше ради неё. Желающего заботиться. Предугадывать желания. Вот только если бы они у неё были. Такого бесхитростного человека надо было поискать!

Ему нравилось просыпаться рядом с Мэри. Нравилось наблюдать, как просыпается она.  Нравилось ощущать её в своих объятиях – маленькую, разгорячённую ото сна.

В их первое утро он едва удержался, чтобы не взять её сонную – так эротично она прижималась к его паху попкой. Осторожно убрав волосы, он разбудил Мэри поцелуями в шею. Какая же она была сладкая, какая желанная, потягиваясь перед ним словно кошка. Повернув головку, Мэри протянула руку, ища его лицо. Он скользнул губами по гладкой щеке, наблюдая, как медленно открываются её глаза. Лениво моргнув раз, другой, Мэри, наконец, поймала его взгляд, и...

Так было всегда: сначала искорки в фиалковых глазах, потом улыбка. Тогда ещё совсем слабая, неуверенная, но всё равно прекрасная, потому что стала первой из большого числа предназначенных лишь ему. Мэтт затаил дыхание, боясь, что девушка снова закроется, но этого не произошло. Он видел её первозданной: не робкой, не смелой, не скрытной, не будоражащей – не той, какой он для себя её придумал, а самой собой. Мэри и раньше не играла, но в эти утренние минуты их первого дня она будто обнажила перед ним душу.

– Ты снился мне, – прошептала она.

– Правда?

– Хороший сон. Ты был со мной.

– Я и сейчас с тобой.

– Да. Мне нравилось, что ты со мной делал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Могу сделать это снова. Ты только скажи, что.

Лёгкая тень пробежала по её лицу и тут же исчезла. Мэтт не понял, что это было, впрочем, Мэри сразу же отвлекла его, загадав новую загадку.

– Ты уже делаешь.

– Я всего лишь смотрю на тебя, моя Мэри.

– Это немало.

Только абсолютное душевное одиночество способно придать цену обыкновенному взгляду. Это Мэтту только предстояло понять.