Мой Артек - Нина Храброва

Это было в ночь на воскресенье, 22 июня 1941 года.

Стремительно шли к концу последние часы, последние минуты счастливой мирной жизни.

Мы не зажигали костра в этот день.

Не состоялся праздничный концерт.

Я не узнала, что такое — пионерская работа в мирные дни.

В этот день началась военная жизнь Артека.

В три довоенных дня мы получили внешнее и поверхностное впечатление об Артеке.

Четыре военных года научили нас быть артековцами на всю жизнь.

Зиновий Соловьёв

Я вернулась в Артек спустя 33 года и 10 месяцев: в апреле 1975. Журнал «Огонёк», в котором я много лет работаю разъездным корреспондентом, послал меня с заданием — написать репортаж к 50-летаю Артека.

— Кому же ехать, если не тебе, — сказали мне в редакции, — тебя там, как бывшую вожатую, встретят с распростертыми объятиями, работать будет легко, ты все знаешь. И напашется тебе лучше, чем кому-либо другому.

Ох, этим кабинетные редакционные гипотезы! Я не возражала, хотя знаю о себе все совершенно противоположное: когда я волнуюсь и люблю, пишу хуже, чем обычно. И когда что-нибудь хорошо знаю, репортаж тоже мне не удается — обилие материала давит, я не могу отделить то, что нравится читателю, от того, что дорого мне. Но я вовсе не собиралась в этом признаваться, потому что перед поездкой меня так же, как и в июне 1941 года, трясло от волнения и нетерпения.

Разумеется, я десять раз могла и раньше съездить в Артек. Но не ехала потому, что не могла оказаться там просто посторонним человеком. Теперь у меня было дело, и я чувствовала себя кумом королю!

Апрель в Москве был холодный и дождливый. Мой коллега, фотокорреспондент Михаил Савин, сказал по этому поводу:

— Выезжать в дождь — счастливая примета: значит, в Артеке нас встретит солнце. А тебя к тому же ждёт благодарная память потомков.

В Симферополе нас, несмотря на телеграмму, никто не ждал — я давным-давно «выросла» и выветрилась из пионерской «памяти потомков». На привокзальной площади стояли автобусы с надписями «Артек», и шофёры по строгому артековскому правилу не пускали в автобус посторонних, что, с одной стороны, меня огорчило, а с другой — обрадовало: и в наше время посторонних, действительно, нельзя было пускать — стоит этому постороннему раз чихнуть, и весь лагерь заболеет гриппом. Ребят некоторое время, как и встарь, держат на эвакобазе в Симферополе, измеряют им температуру и врач осматривает их. Если есть хоть малейший признак простуды — пожалуйте в изолятор до полного выяснения причин и выздоровления.

Устраиваясь в попутный транспорт, я повздыхала по поводу своей «постороннести» и порадовалась стойкости и рациональности артековских порядков.

В Артеке было холодновато. Но, видно, это отечество наших юных душ никогда не перестанет радовать нас. Глициния нежно склонилась, когда я с сердечным трепетом снова входила в мир своей немеркнущей юности. Лиловые водопады глицинии струились со скал и образовывали потрясающие арки над входами и в аллеях…

Сууксинский прибрежный парк, увы, поредел, его уничтожили фашисты во время оккупации. После войны парк возобновили, но деревья еще не успели загустеть. И все же мою знакомую с июня 1941 года магнолию я разыскала! На мглисто-зеленых старых её ветвях набухли совсем юные почки, и к 16 июня, к 50-й годовщине Артека она обязательно расцветет…

Было воскресенье, управление Артека пустовало. Мы поселились в красивой гостинице лагеря Лазурного — так теперь называется Суук-Су, я побежала к речке. Она в своем старом каменном ложе показалась мне тоненькой ниточкой. Но тут я догадалась: на вершине Роман-коша еще не закончилось таяние снегов, большая вода не хлынула вниз, и холодной речке Суук-Су еще предстоит на лето сделаться полноводной и побурлить.

С руководителями Артека, по правде говоря, мы встретились и познакомились тоже холодновато. Но зато очень быстро я подружилась с вожатыми и пионерами, будто снова впервые приехала в Артек. Другим стал Артек, он теперь знает о себе больше, чем тридцать три года и 10 месяцев назад. И все, что он знает о себе теперь, знаю и я. Все, чего не успела узнать тогда.

Имя основателя Артека Зиновия Петровича Соловьева в Артеке чтут. В домике, где он жил, открыт его мемориальный музей.

Наркомом здравоохранения РСФСР в двадцатых годах был Н. А. Семашко. Зиновий Петрович Соловьев был его заместителем. Идея организации детских оздоровительных пионерских лагерей принадлежит ему. Он начал воплощать ее в жизнь с Артека. В год основания лагеря за четыре смены 1925 года в Артеке побывало 320 пионеров. Теперь здесь за одну только летнюю смену бывает 5000 ребят! Нас, артековцев, уже больше 500 тысяч человек. Если нас собрать вместе — понадобится почти такой город, как Таллин. И нет республики, города, мало-мальски крупного предприятия, где не было бы пионерских лагерей. Летом в самых красивых, специально подобранных врачами местах отдыхают практически все пионеры Советского Союза. По примеру наших пионерских лагерей создаются детские оздоровительные лагеря и в других странах. Океан детских летних радостей начался с маленькой артековской речки Суук-Су.

Мне вспоминается еще до войны увиденная фотография Зиновия Петровича: правильные черты лица, умные глаза, четыре ромба в петлице. Он занимал кроме всего остального ещё и пост начальника главного военно-санитарного управления Красной Армии, возглавлял Общество Красного Креста. В умной, напряженной и честной жизни Зиновия Петровича, в его мужественном характере была трогательная черта — он любил детей. Никакого умиления не было в этой любви, никакого сюсюканья. Была забота человека, и была точка зрения революционера, преобразователя, не пустого мечтателя, а мыслителя, всерьез думающего о будущем: Зиновий Петрович называл здоровье молодого поколения Советской страны «одним из ответственейших участков социалистического строительства», «народным имуществом», которое надо беречь. За сугубым рационализмом этих его слов — суровая нежность.

Сестра В. И. Ленина Анна Ильинична Ульянова-Елизарова рассказывала, что у Зиновия Петровича в характере было много сходства с ленинскими чертами, что «во многом можно провести параллель между этими двумя различными людьми. Зиновий Петрович был одним из самых близких соратников Ленина, исполнявших его заветы. И по характеру он во многом напоминал Владимира Ильича».

Детство Зиновия Соловьева прошло в том же Симбирске, учился он в той же гимназии, что и Владимир Ильич. Поступил в тот же Казанский университет, двадцати двух лет от роду, в 1898 году стал членом РСДРП. Вел революционную пропагандистскую работу на предприятиях Казани, за что и был арестован, исключен из университета и выслан. Вернувшись из ссылки, снова работал в большевистском подполье, снова был арестован и сослан. 1917 год он встретил уже опытным организатором революции, был активным участником и одним из руководителей московского вооруженного восстания.

Во времена симбирского подполья он дружил с Дмитрием Ульяновым. «Редко судьба нам посылает таких друзей, в которых не приходилось бы разочаровываться или усомниться… Таким для меня был Зиновий Петрович Соловьёв» — эти слова Дмитрия Ульянова многое говорят о Соловьеве.

Плохое было у Зиновия Петровича здоровье. Больно читать строчки из его письма к профессору Ф. Гетье: «…Поймите, что я молод ещё, мне всего 52 года, что в голове моей роятся мысли и планы, которые мне хочется осуществить, и не иметь возможности сделать это — ужасно…» Без бодрячества, без ложной позы, без показного притворного мужества — обыкновенная человеческая горечь перед неотвратимым. Вскоре его не стало. Человек — не вечен, история культуры полна безвременных утрат. О Зиновии Петровиче хочется сказать словами русского поэта Жуковского: «Не говори с тоской — их нет, но с благодарностию — были…» В том, что вея наша молодежь, проведшая детство в пионерских лагерях, на свежем воздухе; в занятиях спортом, с каждым поколением растет все более здоровой, — большая заслуга Соловьева. Сам он был уже очень нездоров, когда в 1924 году появился в Крыму. А Крым лечил, радовал, вдохновлял. И Зиновий Петрович ие был бы самим собой, если бы не странствовал по побережью и не размышлял о том, как превратить Крым в это самое благо, каким он стал теперь, как лучше осуществить ленинский декрет, объявивший народными все курортные богатства Крыма. Подлинные революционеры живут и работают не только для сегодняшнего дня, но главным образом для будущего своей страны, своего народа, всего человечества. Зиновий Петрович жил этим будущим, он заботился обо всем, что станет основой для физического и нравственного здоровья будущих поколений. Эта забота была его профессией: он еще возглавлял и кафедру социальной гигиены во 2-м Московском медицинском институте, редактировал медицинский раздел Большой Советской Энциклопедии. Санаториев для народа в том виде, в котором они существуют у нас теперь, не было раньше нигде в мире. Семашко и Соловьев продумывали, как перестроить великокняжеские дворцы в санатории для трудящихся. Все надо было создавать заново: лечебный распорядок дня, рациональное питание, медицинское обслуживание. С чего же начинать? Вспоминает его сослуживец по Наркомздраву А. Голубков: