Второй раунд - Александр Тараданкин

— Как же вам удалось ее взять? — спросил Фомин.

— Это произошло не сразу. Вначале я стал заигрывать с Эльзой. А когда она куда-то вышла, заглянул в карту и понял все. И то, почему мои письма остались без ответа. Как по той пословице — ворон ворону глаз не выклюет. Он был англичанам свой, этот полковник. И еще, пан капитан. На секретере лежал перзонен-аусвайс[5] на имя Клюге, выданный — я успел посмотреть и хорошо запомнил — полицией Вернигероде, города, который, как я знал, находится в восточной зоне.

Дня через два, когда я снова зашел к Эльзе, она рассказала, что хозяин уехал и что можно побыть вместе. Вот тогда я и взял карту, которая по-прежнему лежала на столе, но была уже вот так удобно сложена. — Вышпольский кивнул на карту. — В ту же ночь решил идти сюда… Дальше вам все известно.

— Сколько примерно Мевису-Клюге лет?

— Сорок два — сорок пять.

— Вы сможете изложить на бумаге все, что мне рассказали?

— Да, конечно.

Фомин отвел Вышпольского в кабинет, который находился напротив комнаты дежурного, положил перед ним стопку чистой бумаги и ручку.

— Что за человек? — спросил Фомина прибывший его сменить лейтенант Скиталец.

— Заявитель. И, надо сказать, интересный… Если все, что он мне сейчас рассказал, правда, к нам в зону должен пожаловать знатный гость. Если уже не пожаловал.

— Извините, товарищ полковник, что беспокою вас в воскресный день. Только что закончил беседу с неким Вышпольским, — и Фомин коротко изложил начальнику суть дела.

— Через час — полтора буду, — сказал полковник Кторов. — А вы пока свяжитесь с нашими коллегами в Вернигероде. И еще проверьте, значится ли Клюге в полиции…

Фомин позвонил в Вернигероде, зашел к дежурному.

— Послушай, Скиталец, я приведу этого парня к тебе, а сам минут на двадцать отлучусь. Побреюсь и приму душ. Нельзя с такой щетиной и неумытому браться за серьезное дело.

— Вас понял. Действуйте! — улыбнулся лейтенант. — А заявителя даже не нужно пересаживать ко мне, пусть сидит там, в комнате, и пишет. Просто я открою двери.

— Просьба. Вызови, пожалуйста, переводчика с польского. Лучше всего Шуру.

…Дома, в которых жили сотрудники, находились на той же улице. Через каких-нибудь полчаса Фомин вернулся чисто выбритым и бодрым, словно и не было бессонной ночи. Он успел и переодеться. Серый костюм, белая рубашка очень шли ему, подчеркивая ровный загар. Это оценила переводчица Шура Александрова, которая уже сидела за своим столиком и переводила заявление поляка, деловито отстукивая его на машинке.

— Доброе утро, Евгений Николаевич. Какой вы сегодня элегантный, — улыбнулась она. — Словно на свидание собрались.

— Суворов, Шурочка, обязывал своих генералов идти в бой, как на парад, выбритыми и в отутюженных мундирах. — Фомин взглянул на отпечатанные страницы. — Все разбираете? Вопросов нет?

— Да, все понятно, Евгений Николаевич. Поляк уже заканчивает писать. А я быстро.

Заглянул к Скитальцу.

— Товарищ дежурный, как он допишет, — кивнул на комнату, где находился Вышпольский, — отправь его отдыхать. А я к начальству.

— Да-да, полковник уже спрашивал.

Кторов пригласил Фомина сесть и первым долгом взял карту.

— Надеюсь, дактилоскопические отпечатки сделаны, и с ней можно обращаться смело?

— Да, конечно, Георгий Васильевич.

Развернув карту, полковник спросил:

— Запросили Вернигероде? Что там известно об этом Клюге?

— Говорил с майором Гудковым. Он пообещал все быстро выяснить.

— А что заявитель? Как ведет себя?

— Вполне уверенно и, на мой взгляд, искренне. О его поведении я пока еще не сделал окончательного заключения.

Скиталец принес с машинки последние листы перевода, и Кторов стал читать заявление Вышпольского.

— Любопытно, — сказал он. — Ну, а что вы думаете о Мевисе-Клюге?

— Если судить по заявлению поляка, фигура важная. Возможно — связник. Мало вероятно, чтобы англичане использовали его в качестве рядового шпиона.

— Возможно, возможно, — Кторов постукивал по карте карандашом, — однако, вызывает сомнение, как это один человек ухитрился вести наблюдение за таким обширным районом. Ну ладно, подождем, что сообщат из Вернигероде. А пока, чтобы не терять времени, давайте сюда вашего молодца.

Через несколько минут Фомин ввел поляка.

— Здравствуйте, господин Вышпольский, — сказал Кторов. — Проходите, садитесь.

— Спасибо, пан… — Вышпольский вопросительно глядел на Фомина. Кторов был в штатском.

— Полковник, — подсказал Фомин.

— Да, спасибо, пан полковник, — почтительно повторил Вышпольский и опустился в глубокое кресло у письменного стола.

— Трудно было переходить границу?

— Нет, пан полковник, не очень. С той стороны она охраняется плохо.

— Как добирались до границы?

— На попутных машинах, а потом пешком.

— Из вашего заявления я понял, что ваша матушка сейчас в Ганновере?

— Да.

— Чем она занимается?

— Я рассказывал пану капитану. У нее больные легкие — по этой причине мы и застряли в Ганновере. Из-за ее болезни нам и разрешили переехать в город из лагеря для перемещенных лиц.

— Она где-нибудь работает? — повторил вопрос Кторов.

— В небольшом частном ателье — мама хорошая портниха-модельер. Когда она немного оправилась от болезни, нашла эту работу. Платят, правда, мало, но все же деньги.

— Есть ли у вас родственники в Польше?

— Нет, пан полковник. Отец погиб еще в сороковом году. Теперь больше никого. Когда меня отправляли в Германию, мать не захотела разлучаться и поехала со мной.

— Вы сможете задержаться у нас день — другой?

— Смогу. Я думаю, меня там никто не станет искать. Мать я предупредил, что поехал по делам в Берлин.

— Хорошо. — Кторов встал. — Евгений Николаевич, устройте нашего гостя в гостиницу, пусть отдохнет. — И обращаясь к Вышпольскому: — Когда отоспитесь, посмотрите город, сходите в кино. В общем, располагайте сегодня своим временем, а завтра к одиннадцати часам приходите. Продолжим беседу.

— Спасибо, пан полковник, я все понял. Я действительно сильно устал.

— Ну что ж, Станислав, пойдемте?.. — пригласил его Фомин. Тот улыбнулся, расценив дружеское обращение капитана как выражение доверия.

Когда Фомин вернулся из гостиницы, Скиталец предупредил:

— Георгий Васильевич передал, чтобы вы не отлучались — сюда едет майор Гудков.

— Значит, что-то нашел, коль едет сам, — обрадовался Фомин. — Я пойду прилягу. Как майор приедет, разбуди.

— Хорошо.

Но заснуть не удалось. Скоро в ворота дома вкатила машина.

— Ну что там, Павел Николаевич? — нетерпеливо встретил Гудкова Фомин.

— Не спеши, — вытер потный лоб майор. — Расскажу все сразу у начальства. Душно сегодня…

Кторов пригласил офицеров.

— Вот, Георгий Васильевич, — Гудков достал из папки отпечатанный на машинке лист бумаги и положил на стол. Кторов стал читать вслух.

— «По сведениям Вернигеродской полиции значится проживающим Ганс Иоахим Клюге, 1903 года рождения, уроженец города Гамбурга, по профессии инженер-механик. По неуточненным данным в период войны служил в тодтовской организации[6]. В настоящее время работает корреспондентом газеты «Дойче вохе». В Вернигероде появился незадолго до конца войны, купил виллу с участком у вдовы Краузе, которая уехала к родным под Мюнхен (в связи с этим опросить ее не представилось возможным). Дома Клюге бывает редко, раза два в месяц, преимущественно в выходные дни. Остальное время находится в Берлине. На вилле постоянно живет некая Грета Эшке, пожилая женщина, которая ведет хозяйство Клюге и смотрит за садом. Удалось заполучить берлинский адрес Клюге…»

— Через кого получены эти сведения? — спросил Кторов.

— Все сложилось очень удачно: внук домоправительницы Клюге работает в полицейском участке. Хороший и неболтливый малый. Он спозаранку забежал к бабке и в разговоре с ней установил многие интересующие нас данные, прихватил там и визитную карточку Клюге. Вот она, — Гудков протянул Кторову белый квадратик плотной бумаги, на котором готической вязью было начертано: «Ганс Иоахим Клюге — журналист». — И еще, Георгий Васильевич. Уезжая, я поручил товарищам организовать за домом Клюге наблюдение.

— Отлично, Павел Николаевич. А теперь ознакомьтесь вот с этим, — Кторов достал из сейфа заявление Вышпольского.

Гудков прочитал.

— Все понятно.

— Ваши предложения, товарищи? — спросил Кторов.

— Мне думается, Клюге надо негласно снять, — сказал Фомин. — Документы журналиста дают ему большую свободу передвижения по зоне. Если Клюге — связник, то, пользуясь этой возможностью, он, видимо, не устанавливает точных дат встреч со своей агентурой и его задержание не вызовет у его людей подозрений. Если же он одиночка, то задержание его вообще пройдет незаметно. Согласно справке из Вернигероде Клюге дома бывает по воскресным дням. В случае его появления нужно задержать немедленно. Если же он сегодня не объявится, целесообразно завтра искать его в Берлине.