Хозяин бабочек (ЛП) - Олейник Тата

— Я этого носить не буду, — сказал я.

— Будешь, — сказала Ева, — ты будешь это носить, ты будешь в этом есть, ты будешь в этом даже спать, пока мы не покинем Таосань, или пока у тебя не появится собственной десятки в ментальном сопротивлении.

— А нельзя было что-то менее кошмарное приобрести? Колечко там или сережку — я недавно нашел в ухе еще пару дырок.

— Нищим выбирать не приходится. Вещи на менталку и у нас дорогие, а здесь цены на них просто зашкаливают. Про бижутерию забудь, она нам не по карману. Даже за эту дрянь я заплатила, между прочим, двести золотых, и ты сейчас наденешь ее на свою дурацкую голову. К тому же тебе-то какая разница? Ты себя не видишь, это нам на все это любоваться.

Я взял протянутую конструкцию. Это была шапка? Шлем? Берет? Войлочный горшок с которого свисали многочисленные шнурки — все в разноцветных бусинах. Из войлока высовывались длинные пружинки, одна даже с гайкой, а из шишака наверху торчал маленький, но бесспорный ветряк-пропеллер.

— Давай, надевай.

Я внутренне взвыл, но натянул этот ужас на башку.

— Если ты что-то говоришь, то я все равно не слышу, эта штука мне уши прижала.

— Ничего, их можно вытащить. Тут типа прорезей есть, ну-ка, дай, вот как-то так.

— А это не вредно для ушей, когда они так в разные стороны топырятся? — спросил Акимыч.

— Ты не представляешь насколько мне все равно, вредно это для ушей или нет.— сказала Ева. — Достаточно того, что за нами повсюду таскается древнеисторический маньяк-убийца с полутораметровым мечом, не хочу еще иметь и клан-лидера, который в каждую секунду готов превратиться в комок орущего и царапающегося безумия.

— Да, — сказал Лукась, — выглядит непрезентабельно, но на фоне того мухоморного безобразия, в котором разгуливает Акимыч, даже не очень бросается в глаза. По крайней мере расцветка даже сдержанная, А нельзя эти крылышки перекрасить? Нет? Ну, ладно. Теперь напомните мне, пожалуйста, какие у нас дальнейшие планы?

— Нам нужно найти рыбника, — сказала Ева.

— Ага, отлично, — сказал Акимыч, — а как мы будем его искать? Город-то немаленький.

Ева пожала плечами и направилась к одному из стражников, прохлаждавшихся у ворот аукциона. Стражники здесь были красивые, в пестрых стеганых халатах с нашитыми металлическими бляшками, в высоких шапках с многочисленными рожками, с каковых рожек свисали флажки… хм, может, в Таосань я и не буду так уж выделяться головным убором.

— Какой рыбник? — спросил стражник.

— Нам известно, что в юности он был послушником в монастыре Зеленого Тигра.

Стражник смотрел не на Еву, а куда-то вдаль, на гору.

— Рыбный рынок тянется от квартала ив и цветов до чайных павильонов, это пять верст. Там торгуют угрями и крабами, и гребешками, и трепангами, и рыбой всяческой десять тысяч рыбников. И мне неизвестно где они все проводили свою беспутную юность.

— Про десять тысяч рыбников он стопудово врет, — сказал Акимыч, отходя от аукциона, — столько торговцев рыбой даже в Москве не наберется, думаю.

— А что, в Москве появилось море? — спросила Ева, — А то я как-то давно не слежу за географией. Ним, ты что так ушами-то дергаешь? Рыбки половить захотелось?

— Да, было бы славно. Интересно, что тут ловится.

Рыбный рынок, о близости которого можно было бы узнать за несколько кварталов по запаху и крикам, был огромен. Рыба была навалена на дощатые настилы улиц, свисала с крюков, била хвостами из громадных корзин. В тазах и корытах ползали и копошились тысячи видов иных обитателей глубин, а уж торговцев здесь было не меньше, чем чаек, огромными эскадрильями патрулировавших набережную, куда, не чинясь, сбрасывали рыбьи потроха. Тут же дымили бесчисленные жаровни, на которых купленное и готовили — жарили в кипящем масле, варили в пряных бульонах, коптили на переносных горелках. Разносчики с бамбуковыми шестами на плечах бегали с воплями, предлагая всем заглянуть в огромные корзины и набрать себе наилучшей сайры или сушеной летучей рыбы.

— А тебе с твоим уловом, наверное, сюда, — сказала Ева, глядя на дощатый павильон, расписанный лодками, кудрявыми волнами и исключительно зелеными соснами, и исключительно жирными аистами. «Живые драгоценности моря — редчайшие и изысканнейшие рыбные блюда десяти тысяч вкусов»

Пока я общался с представителями «Драгоценностей» и выяснял, как они относятся к идее приобретать высокоуровневую рыбу у заезжего чужестранца (хорошо относятся), наши напокупали себе глазированных креветок и маленьких осьминогов на палочках. Даже Евина экономия тут дала слабину.

— В принципе, — неестественно бодрым голосом начал я, — зачем нам искать рыбника полным составом? Мы могли бы с Гусом на пару часиков уехать порыбачить, а…

— Нет, — сказала Ева, облизывая с пальцев сладкий соус. — Может, тут и не десять тысяч рыбников, но вряд ли сильно меньше, и я не исключаю, что нам придется поговорить с каждым. Сейчас делим рынок на сектора, расходимся и приступаем к опросу населения.

— Ев, но ты должна признать, что это бессмысленное занятие, — сказал Акимыч.

Мы сидели в нашей гостинице, которая оказалась устроена очень разумно — совершенно крошечные комнатки наверху и большая общая чайная внизу, да еще и с верандой, вид с которой, правда, открывался на задний двор с мусорными корзинами, но все-таки.

— С такими вводными мы никогда ничего не найдем. Я сегодня человек сто спросил насчет рыбника-пьяницы, который был послушником. И все только возмущались, говорили, что нет ничего страшного в том, чтобы после тяжелого дня среди холодной рыбы выпить чашечку горячего сладкого рисового винца. Или даже чайничек.

— А вы видели глашатаев? — спросил Лукась.

— Это те, которые зеленые, с барабанами? Жутко громкие, орут как резаные? «Утеряна ручная черепаха! С инкрустацией на панцире в виде знака долголетия! Вернуть за вознаграждение Деве в Лиловом из Сливового павильона!»

— Думаю, — ответил Лукась, — нам нужно их нанять.

— Ага. «Утерян рыбник-алкоголик из монастыря Зеленого Тигра! Вернуть за вознаграждение группе лиц в странных шляпах!»

— Нимис, кончай комплексовать из-за своего головного убора, — сказала Ева, — это просто смешно.

— Да, — сказал я, стараясь не глядеть на свое нечеткое отражение в чернолаковой ширме, ограждающей наш столик от прочих посетителей. — смешно и унизительно. Можно мне хотя бы в городе снимать это непотребство? Хотя бы в гостинице? Сюда же мобы-менталики не пролезут? Амулеты, стражники, охраняемая территория, общественная безопасность…

— Как мы видели, даже артефактные призраки могут мимикрировать под неписей, да и кто тебе сказал, что их хозяин — не самый настоящий непись? Нет уж, не снимай шапку даже на ночь, я тебе серьезно говорю. Таосань славится менталистами, что-то я об этом подзабыла. Что же, завтра мы продолжим наши изыскания на рынке. Насчет глашатаев, кстати, Лукась, очень неглупая идея, молодец! Нужно будет узнать их расценки. Пока что этот несчастный рыбник — наша единственная зацепка, и нам нужно попытаться выдавить из нее все, что можно. Когда… если рыбник окажется пшиком, тогда, я боюсь, нам придется думать о путешествии к этому Зеленому Тигру самостоятельно, чего лично мне хотелось бы избежать. Как дедушка там сказал? Два миллиона шагов без малого? — Ага, «…и вы сегодня уже можете сделать первые десять тысяч». Давно меня так изящно не посылали на…

— Вот зуб даю, что морем до этого Тигра не доберешься, что стоит он в центре материка, на самой большой горе, в самой недоступной заднице мира, в окружении мобов двухсотого уровня.

Поднимаясь к себе в номер после ужина, я сдернул шапку и сунул ее в инвентарь. Впервые за долгое время вздохнул свободно — и тесной она была, да и жарко в ней, и уши натерла. Надеюсь, Ева не думает, что я на самом деле буду в этом спать?

А в номере меня уже ждали. Я ее не сразу заметил, потому что она сидела в углу на потолке, и ее седые лохмы, как и обрывки лохмотьев, свисали вниз, теряясь в вечерних тенях. Круглые желтые глаза властно уставились на меня.