Хозяин бабочек (ЛП) - Олейник Тата

Хозяин бабочек (Альтраум IV)

Глава 1

Посмотрев с утра в окно гостиничного номера, я понял, что, пожалуй, впервые вижу Мантис с высоты. Номер комнаты у меня был 6–13, значит, это шестой этаж, а таких больших домов в Мантисе было исключительно мало. Красные крыши, медь шпилей, лазурь моря, нефрит Данера, зелень садов. А вон видна и статуя Нейдона — морского покровителя Мантиса. Гостиница находилась на углу квартала Всякой Всячины над довольно оживленной улицей, и я долго не мог понять, почему у меня ощущение, что большинство людей внизу — дети. Потом сообразил. Игроки тут редко ходят, они бегают, причем еще и вприпрыжку. То есть, если ты неспешно прогуливаешься — это одно дело, а вот когда тебе надо куда-то попасть, то ты машинально скачешь, потому что твое тело в Альтрауме почти всегда полно сил и энергии, как у здорового пятилетки. Вот и носятся прохожие по улице, сломя голову, опять-таки параметры бега и скорости при таком подходе прокачиваются. Я кинул взгляд на панораму Мантиса и со вздохом отошел от окна. Неравнодушен я к этому городу и с удовольствием бы тут остался, но пора спускаться и идти в порт.

В Таосань сегодня направлялся целый караван: три фрегата — «Тритон», «Каприз» и «Виктория», и два галеона — «Пеликан» и «Золотая Лань». Наши каюты ждали нас на «Пеликане», они были дешевле, чем на фрегате. Ева сперва ужасно хотела купить нам билеты третьего класса, которые обошлись бы всего по четыреста золотых на нос, но когда она узнала, что ехать нам придется, стоя в трюме, она все же передумала. Это нормальные игроки могут себе такие фокусы позволить, те, которые просто загоняют своего персонажа в трюм, и потом десять дней в игру не заходят, пока им уведомление не пикнет, что прибытие на носу. А тем, кто в коме или на жизнеобеспечении, лучше таких экстремальностей избегать. Даже Акимыч восстал против трюма, напирая на то, что за десять дней без игры он крышей поедет — привык уже в ней жить, да и в реале делать особенно нечего. Так что Ева с тяжелыми вздохами приобрела нам пять мест на «Пеликан» по восемьсот золотых, зато Хохен ехал с нами как груз и в персональном билете не нуждался. Кроме того Ева решила частично отбить стоимость билетов: в порту были конторы, которые давали заказы на межконтинентальную пересылку всякой ерунды. В результате оставшееся место багажа у нас оказалось забито мешками с гречкой и прочими разностями, да и наши инвентари трескались от писем и посылок.

— Не понимаю, — сказал я, запихивая в инвентарь последнюю банку малинового варенья, — в Таосань люди варенье варить не умеют?

— Там малина не растет, — раздраженно буркнула Ева, помогая Акимычу засовывать в мешок зеленые шишки артишоков.

— Что, вообще не растет?

— Вообще растет, но почти не плодоносит. В Альтрауме большинство растений строго региональные. Есть то, что растет на всех континентах — лимоны какие-нибудь, пшеница, овес… Но очень многие растения практически не будут развиваться вне своего региона, какие теплицы им не ставь. Чай растет только в Таосань, кофе только в Антии, а какао или, скажем, сахарный тростник, только на Риверре.

— Еще на Замулкасе тростник есть, — сказал я.

— Еще на Замулкасе. — согласилась Ева, — Создатели Альтраума очень заботились о необходимости энергичного морского торгового сообщения между континентами. У тебя сколько свободных мест в инвентаре еще осталось?

— Одинадцать, но мне же рыбу нужно еще куда-то девать.

— Возьми, тут пятьдесят писем, на пять ячеек.

— А письма-то зачем с курьерами передавать, — спросил я, — почта же есть! Моментальная! Мы же это письмо минимум десять дней будем везти.

— Отсылка письма абоненту, который в момент отсылки находится на другом континенте, — двадцать пять золотых, — сказала Ева. — А для неписей непринципиально сколько дней будет идти их письмо дорогой тетушке Лулу с поздравлениями по случаю рождения четвертого внука. Ну что, кажется, мы все под завязку?

Заполнив курьерский контракт, мы выползли в порт, сгибаясь под тяжестью ящиков и тюков. Впрочем, мы не сильно отличались от большинства пассажиров. Носильщики только и успевали бегать туда-сюда по трапам, отправляя в трюм мешки, корзины и бочонки. Когда мы избавились от груза и заманили Хохена на палубу, к нам подошел местный стюард-распорядитель. Это был игрок азиатской внешности, с ником Джек Чак Ли. Впрочем, вежлив и невозмутим он был, как непись.

— Госпожа Куриный Суп, есть свободное место в женской каюте.

— Мне не нужна никакая женская каюта, — отрезала Ева, — мы едем вместе. Вот наши пять билетов.

— Каюты четырехместные, госпожа Куриный Суп, четыре господина будут ехать вместе, а вам следует пройти в женскую каюту.

— В принципе, в женскую каюту пройти могу я, — сказал Акимыч, — а почему он тебя все время супом называет?

— Увы, но это совершенно исключено, ведь это женская каюта, — ответил стюард, — место госпожи Куриный Суп в шестой каюте, ваша каюта девятая по правому борту, позвольте я вас провожу.

— Нет, но почему суп-то? — не унимался Акимыч.

— Да потому, — досадливо сказала Ева, — я выбрала один красивый иероглиф, мне предложили еще несколько, и я согласилась, не подумав, что это может что-то значить.

— Не похоже на тебя делать что-то, не думая, — сказал я, продвигаясь между горок багажа на палубе.

— Я тогда вся на нервах была, вообще мало о чем думала. Потом, когда с азиатскими игроками столкнулась, они мне разъяснили что к чему. Но не удалять же чара из-за такой ерунды. Суп, так суп. И вообще, полностью это читается «Куриный суп с яйцом». Да, Акимыч, я знаю что это очень, очень смешно, я рада, что мне удалось тебя повеселить.

На мой взгляд даже куриный суп — это лучше, чем евины Cw8zsh鸡蛋鸡汤34q, но у Евы есть маленький пунктик насчет конспирации и анонимности.

Отправки пришлось ждать еще часа четыре. Глядя на штабеля грузов на пристани, я недоумевал, как все это можно будет запихнуть в довольно-таки маленький корабль, но постепенно последние мешки, свертки и баулы исчезли в, видимо, безразмерном трюме. В нашей каюте имелось четыре полки-постели, верхние и нижние, а проход между ними был такой узкий, что когда ты сидел на одной полке, то коленями почти вжимался в противоположную. В крохотный мутный иллюминатор не было видно ничего.

— А согласись Евка еще по четыреста золота за билет доплатить, ехали бы мы сейчас, как короли, на «Капризе». Двухместные каюты, обслуживание по высшему разряду, эх! — вздохнул Акимыч. — Ладно, дышать тут все равно нечем, пойду проверю как там наша железяка, мне что-то не понравилось с каким видом он пялится за борт. Опять-таки интересно, как там наша мадам Бульон устроилась.

— Только не вздумай так ее называть.

— Я что, дурак что ли?

К сожалению, к мысли, что свежий ветер палубы куда предпочтительнее духоты каюты, пришли и все прочие пассажиры, так что на палубе оказалось очень людно и шумно. Трапы убрали, паруса развернули, и те захлопали по ветру, как огромные простыни. Караван неспешно двинулся на выход из порта. К счастью, большая часть пассажиров-игроков с палубы практически сразу исчезли: обитатели трюма только дожидались формального начала плавания. Акваторию порта мы покинули подозрительно быстро, как будто в паруса нам лупил невидимый и неслышимый шторм, но потом я вспомнил, что кроме парусов тут есть еще и корабельные кристаллы, вмонтированные в мачты, и паровые двигатели в трюмах. Машинное отделение точно имеется, вон и мешки с углем. Мы расселись на этих мешках, и я про себя порадовался, что решил не надевать новую белую рубашку — кроме угольной пыли по палубе иногда пролетали и клубы дыма, правда, трубы, которая бы его выпускала, я так и не обнаружил, хотя осмотрел весь галеон с носа до кормы. Когда я вернулся к мешкам, там уже вовсю шла дискуссия — можно ли добраться до другого континента своими силами.