Последний маршал - Фридрих Незнанский

Или он с ума сошел, или я…

— Если я правильно вас понимаю, — медленно произнес я, — то все, что происходит в общественной жизни страны, в той или иной мере спровоцировано организацией, которую вы называете Стратегическим управлением. Так?

— Это не я так его называю, — раздраженно ответил он. — Это оно само себя так называет.

— Но ведь вы тоже являетесь ее членом, — напомнил я на всякий случай.

— Уже не являюсь, — заявил вдруг маршал.

— То есть как? — растерялся я. — Вы же сами только что…

— Мало ли что! — рассердился он. — Они убили Смирнова, моего друга, который, кстати, был предан им. Он еще не понял того, что понял я.

— Как действовала эта организация? — спросил я. — У них что — свои аналитики, свой центральный комитет? Я правильно вас понимаю?

— Правильно, — быстро глянул он на меня. — Но подробности я расскажу вам потом.

— Почему потом?

— Потому что устал. Второго раза мне уже по самое горло.

— Второго раза? — насторожился я. — Что вы имеете в виду, Степан Алексеевич?

Он удивленно посмотрел на меня.

— Вы что, так ничего и не поняли? — недоуменно спросил он. — Но ведь именно об этом мы со Смирновым и проговорили весь вечер.

Кажется, я только теперь начинал что-то понимать.

— Вы говорили о Стратегическом управлении? — уточнил я на всякий случай.

— Нет, об Алле Пугачевой, — съязвил он. — А о чем же еще?!

— Мало ли…

Он вздохнул.

— Я убеждал его, что нужно идти в прокуратуру.

— А он?

— А что — он? Говорил, что я ничего не понимаю.

— Что он имел в виду?

— Я же говорю — он верил им. Он действительно считал, что они действуют на благо Родины и… всякое такое. Он просто не хотел видеть того, что видел я.

— И поэтому вы поссорились?

Маршал снова шумно вздохнул.

— Да. Поэтому мы поссорились.

На том мы с ним и расстались. Я уже понял, что, скорее всего, от этого поганого дела мне уйти не удастся. Перед моим уходом маршал обещал, что, если завтра днем я навещу его еще раз, и уже официально, по делу об убийстве Смирнова, он передаст в мои руки собственноручное объяснение, где подробно изложит все, что знает о секретной организации.

Ощущения были двойственными. Конечно, это бред. Но — бред в устах человека, который выглядел вполне здоровым. К тому же человека заслуженного — маршала. Впрочем, я не очень силен в нюансах психиатрии.

В эту-то минуту раздумий, когда я уже вышел на улицу, мимо пронесся тот убийца-автомобиль, который едва не сбил меня с ног. Немного поразмыслив, я все-таки решил не искать в этом инциденте происки таинственного Стратегического управления. В конце концов, в машине могли сидеть элементарные хулиганы или какие-нибудь сравнительно безобидные отпетые бандиты. После ужасов, рассказанных Киселевым, любой бритоголовый качок покажется мальчиком-колокольчиком.

— О, мать мою… — громко выругался я.

Я так спешил к маршалу Киселеву, что начисто забыл о Тане Зеркаловой. Не говоря того, что это просто свинство с моей стороны — так поступить с бедной женщиной после всего ею пережитого, это еще в высшей степени глупо — оставлять сейчас ее одну. Хотя, с другой стороны, она должна была встретить оперативно-следственную группу. Так или иначе, я вынужден был снова бежать туда, в квартиру Смирновых.

Муровская машина уже стояла у подъезда. Симпатичный такой микроавтобус, за рулем которого сидел усатый водила. Усам его, наверное, позавидовал бы сам Буденный: концы свисали много ниже подбородка.

— Давно приехали? — подойдя к его окошку, спросил я.

Он надменно повернул голову и так же гордо посмотрел на меня.

— Давно.

— Грязнов здесь? — спросил я, чтобы немного сбить с него спесь.

Поймите меня правильно. Я не спал нормально много дней и ночей. Я закончил расследование по очень сложному делу. Эта нынешняя ночь рассматривалась мной как отдохновение от трудов праведных. И что же? Вместо того чтобы отдыхать как полагается, я лицезрел кровавый труп отца моей когда-то очень близкой знакомой. А позже выслушиваю неслыханную ахинею из уст теперь уже бывшего Маршала Советского Союза.

Потому не судите меня строго за то, что я пристал к этому помешанному на своих усах водителю. Я знал, что Грязнову здесь появиться сейчас так же трудно, как, скажем, Косте Меркулову.

Тем неожиданнее был ответ:

— Здесь.

Я уставился на усы:

— Здесь?!

— Здесь, — невозмутимо повторил водитель.

И, как подтверждение его слов, из подъезда вышел Вячеслав Иванович Грязнов, сыщик от Бога и мой хороший давний товарищ.

Завидев меня, он тут же поспешил навстречу.

— Как там Киселев? — без всяких «здравствуйте» спросил он.

— Я просто восхищаюсь твоей проницательностью. Я вложил в свои слова максимум сарказма. — Как это ты догадался, что я именно от него? Очень интересно.

— Элементарно, Ватсон, — легко откликнулся он. — Мне только что сказали, что он был последним, кто приходил к Смирнову. Зеркалова, в свою очередь, показала, что ты здесь уже был и куда-то ушел. Зная твою неуемную энергию, об остальном догадаться было нетрудно.

— Действительно. — Я в восхищении покачал головой. — Вот за что люблю МУР! За смекалку и сообразительность.

— Так что там Киселев?

Рассказывать о нашем с Киселевым разговоре мне было почему-то трудно. Мучили сомнения по поводу здоровья маршала.

— Чего молчишь, Саня? — с удивлением смотрел на меня Грязнов.

Нужно было как-то отвечать. А я действительно был в затруднении. Рассказать ему все — значит поставить себя в дурацкое положение. Стратегическое управление, понимаешь!..

— Слушай, знаешь что? — предложил я ему. — Ты давай-ка сам по-быстрому дуй к нему и обо всем у него расспроси. Составь протокол допроса. Посмотрим, что он и тебе еще наговорит, а потом мы сверим его показания. Идет?

— А почему, собственно? — насторожился Грязнов. — Ты думаешь, что он мог?..

— Ничего я не думаю, — перебил я. — Даже более того, я уверен, что он не убивал Михаила Смирнова. Но это так, частности. Официально подобная версия сохраняется. Сходи сам и допроси. По горячим следам, так сказать.

Я вспомнил, как выглядел Степан Алексеевич перед моим уходом, и поначалу решил, что самое лучшее будет — оставить его в эту ночь в покое. Ведь в конце нашей, так сказать, беседы Киселев понес уже несусветную чушь. Якобы это самое Стратегическое управление, будь оно неладно, уже прибрало к рукам и золотой запас страны, и военно-промышленный комплекс, и энергетический комплекс, и лесной, и еще Бог знает какие комплексы. Словом, такие страхи навел, что я и сам готов был комплексовать. Ну просто очень плох стал Степан Алексеевич перед моим уходом. Так что, конечно, лучше было бы, если бы Грязнов не трогал его. Хотя бы до утра. Но, с другой стороны, и протокол допроса свидетеля или, что не исключено, подозреваемого никогда не повредит следствию.

— Вообще-то он был очень недоволен, когда я уходил. — Лжи в моих словах было немного — смотря под каким углом глядеть на это. — Так что можешь допросить его и завтра. Никуда он не убежит.

— Думаешь? — с сомнением посмотрел на меня Вячеслав. И махнул рукой: — Ладно, пусть пока отдыхает. Ты мне лучше вот что скажи. Твоя контора возьмет это дело к своему производству. Или поручит следствие Мосгорпрокуратуре?

— Слава, солнце мое, — ответил я, — ты что же думаешь, я сплю и вижу, как это дело передают мне? Да берите вы, МУР и горпрокуратура, его со всеми потрохами!

— Начальству виднее, — сказал Грязнов.

Я понял, что устал донельзя. Еще немного, и я нагрублю этому хорошему человеку, своему большому другу. Поэтому я сдержался и спросил:

— Где Таня?

— Таня?

— Ну, Зеркалова, дочь убитого, — объяснил я. — Она наша знакомая. Нельзя же ее сейчас оставлять одну. Хочу отвести ее к нам.

— Молодец! — с иронией посмотрел на меня Грязнов. — Красивая баба никогда не должна оставаться ночью одна.

— Пошел ты! — Тут я разрядился предложением слов так примерно из пятнадцати, и среди них не было ни одного печатного.

Уложив Таню на диване и прикрыв ее пледом, Ирина еще долго сидела около нашей гостьи, слушая, как та постепенно затихала. Таня все еще всхлипывала, но в конце концов лошадиная доза снотворного сделала свое дело, и в итоге потрясенная женщина заснула.

Все это время я просидел на кухне и отчаянно дымил, куря сигареты одну за другой.

Вошла Ирина и поморщилась:

— Форточку бы открыл. Хоть топор вешай…

— Угу, — сказал я.

Она села напротив и внимательно посмотрела мне в глаза.

— Между вами что-то было? — спросила неожиданно.

Я так закашлялся, что, казалось, никогда не перестану. Наконец прохрипел: