Имперские истории - Денис Юрин

Сколько сейчас времени? Три, а может, уже четыре часа, точно не определить. Дождь проклятый, даже небо и не черное, и не серое, а какого-то непонятного цвета. В амбаре все тихо, спят паразиты городские, моралисты двуличные, ханжи… Ими потом займусь, если время останется. Посмотрю-ка я лучше, что в округе творится. Похоже, в корчму что-то интересненькое привезли, надо проведать. Все люди гады и сволочи, но кто-то из них сволочь настолько, что остальных сволочей обирать умудряется.

Ворота старенького амбара скрипнули. Двое часовых, сидевших возле костра, резко повернулись назад, но так ничего и не увидели.

– Проклятый ветер, – пробурчал один из солдат, пытаясь спастись от холодных капель дождя в складках промокшего насквозь плаща.

– Ветер или крысы, – поддакнул его товарищ по несчастью и подлил в затухающий костер немного спиртовой настойки. Только так можно было заставить отсыревшую древесину гореть.

Греются служивые, пускай греются! Все равно без спиртного внутрь по такой погоде не выжить, а они на посту пить не осмелятся… дисциплина, драный пес ее задери! Ладно, горемычные и так мучаются, не буду их трогать, навещу-ка лучше конюшню да сеновал. Хотя нет, не с того начинаю, не с того… сначала корчму проверю, а то вдруг сил не хватит, как в прошлый раз получится.

Душный зал, в котором каких-то пару часов назад бушевали страсти, а потом гремели ложки да кружки, был полностью погружен во тьму. Единственным освещением огромной опочивальни было пламя догорающего в очаге огня. Гробовая тишина время от времени нарушалась то богатырским храпом, то возней ворочающихся во сне тел. Солдаты спали на скамьях и на столах, не снимая сапог и кольчуг, только немного ослабив кожаные ремешки доспехов и сняв с себя самые громоздкие части лат.

Железный сундук, закрытый на множество замков и запоров, был перемещен от входа ближе к очагу. Вокруг него были составлены скамьи, на которых и лежали гвардейцы. Часовой тоже дремал, однако опытный солдат поступил предусмотрительно, он поставил скамью поперек открывающейся вовнутрь двери и только после этого позволил себе отдохнуть. Испытанная годами службы, передаваемая от одного поколения часовых к другому армейская хитрость действовала всегда безотказно. В охраняемое помещение никто не мог ни войти, ни выйти, не разбудив ловкача. Конечно, злоумышленник мог проникнуть внутрь через окна второго этажа, но и на этот случай имелся особый прием. Ступени и без того скрипучей лестницы были уставлены ведрами с водой, а по полу протянуты позаимствованные у хозяина корчмы железные цепи. Казалось, любая воровская уловка была предусмотрена, любой способ незаметного проникновения был предвосхищен и обречен на провал. Однако гвардейцы не могли знать, что в эту ночь им придется столкнуться с чем-то иным, более хитрым и могущественным, чем самый бывалый воришка.

Воздух возле камина задрожал, по залу мгновенно распространился приятный, нежный аромат спелой вишни. На высоте примерно метра от пола возникло едва заметное глазу облако. Около минуты оно неподвижно висело на одном и том же месте, а потом неожиданно быстро полетело в сторону сундука, окутало его прозрачной вуалью и скрылось внутри, просочилось под крышку, даже слегка не звякнув ни одним из навесных замков.

Ну вот, опять деньги! Тысяч четыреста или пятьсот будет. Ни документов, ни артефактов, один презренный металл. Надо бы взять немножко, монет трехсот хватит, много мне все равно ни к чему, а таскаться с набитым мешком неудобно, еще, чего доброго, разбойники позарятся. А это что там еще в мешочках на дне? Во невезуха – драгоценные камни. Нести их, конечно, удобней, но за ночлег и миску горячего супа рубином не расплатишься, а с ювелирами хлопот не оберешься, уж больно часто среди них «порядочные» попадаться стали. Ворованного, видишь ли, не покупают, неприятностей не хотят… а сами разве не воры, воры они и есть: скупают за гроши, пару гранок опилят, а потом втридорога продают, мерзавцы, лгуны, прилипалы!

Ну ладно, что-то я сегодня разошелся, хватит язвы общества бичевать, все равно ничего никогда не изменится. Такая уж порода у этих людей, обман да подлость с рождения в крови.

Интересно, а что это за вельможа в корчме остановился? Судя по запахам, женщина; возможно, не старая… Что-то не нравится мне, что она здесь осталась, видно, очень влиятельная особа, иначе бы вместе с остальными в амбар отправили бы. Галантность галантностью, а в инструкциях для сборщиков налогов черным по белому прописано: «…будь то даже придворная дама, исключения не делать! В помещении, где хранится сундук, не должно быть никого, кроме стражи…» Вон солдаты даже хозяина с прислугой в подвал заперли, а дамочку не тронули… Что это значит? А значит это то, что она тоже официальное лицо. Ну что ж, проведаю, вдруг чего ценного в ее шмотках найду, а не найду, так хоть развлекусь, утешусь с расстройства.

Облако просочилось из-под запертой крышки сундука и, плавно огибая спящих солдат, устремилось к лестнице. Вверх туман подниматься не стал, он предпочел раствориться в воздухе, не оставив после себя никаких следов, даже забрав с собой едва ощутимый аромат спелой вишни.

Глаза Пархавиэля открылись. Сон мгновенно улетучился, если, конечно, можно назвать сном несколько часов, проведенных в темной бездне забытья. Раньше гному по ночам являлись видения: то обнаженные красавицы, купающиеся в бассейне, то плешивый акхр, гномий черт, мучающий его за бегство из Махакана. Теперь же отдых бывшего хауптмейстера караванной службы Независимого Горного Сообщества Махакан был ничем не примечателен и прост: гном закрывал глаза, и сознание отключалось; открывал – наступал новый день.

С каждым днем Зингершульцо все дальше и дальше уходил на юго-восток, удаляясь от старой шахты, через которую проник в мир людей, и от филанийской столицы, где примерно три месяца назад с ним произошли удивительные события. Случайное стечение обстоятельств, гномий погром в рабочем квартале Альмиры, не дал ему найти боевого товарища, молодого и неопытного гнома по имени Гифер, вместе с которым они и выбрались из подземелья. Маленькая торговая барка под флагом Великой Империи растаяла в утреннем тумане над Леордедроном и увезла в своем трюме на юг несколько десятков, а может, и сотен спасавшихся от погрома гномов, «Наверное, Гифер уже приплыл, барка достигла одного из портов южного побережья Империи», – с этой ужасной мыслью гном просыпался каждое утро. Он не знал не только порта назначения, но и названия торгового корабля; не знал, что делать, если доберется до места слишком поздно, через несколько месяцев после прибытия судна, но все равно не терял надежды разыскать друга. В Империи было не так уж и много гномов, а проведшие несколько месяцев плечом к плечу в тесном и душном трюме сородичи наверняка будут держаться вместе и на берегу. «Я найду их, непременно найду», – твердил себе гном каждое утро, собирая пожитки в котомку и отправляясь в путь.

Привычным движением рука затянула шнурок походной котомки. Нужно было идти. Пархавиэль не хотел терять даром времени, да и соседство с солдатами не предвещало ничего хорошего. Ночью служивым было не до него, а утром – кто знает: вдруг кому-то захочется почесать кулаки или, что еще хуже, продемонстрировать свою власть. Лучший способ не влипать в истории – держаться от вооруженных людей подальше, и совершенно без разницы, стоят ли они на страже законности или, наоборот, поджидают на дороге путника с кистенем. Оружие есть оружие, а гном есть гном, существо человеку инородное и, следовательно, омерзительное.

Пархавиэль нагнулся и вытащил из-за голенища сапога заметно отощавший после посещения корчмы мешочек с деньгами. Груда медяков и три серебряные монеты упали на широкую ладонь. «Четыре с половиной имперских сонита», – прошептали губы гнома, быстро сосчитавшего свои оскудевшие сбережения. Деньги быстро кончаются, в особенности если нет стабильного источника их пополнения, а привередливый желудок не переваривает традиционной местной кухни. Как-то, дней десять назад, Пархавиэль решил сэкономить и поужинал мербом вместо привычной свиной поджарки с тушеной капустой. В результате гном потерял целых два дня: первый он просидел в кустах, проклиная себя за глупость и жадность, а второй отлеживался.

Два с половиной сонита скрылись в недрах тощего кошелька, а остальные деньги гном осторожно подложил в карман пожертвованной Нивелу куртки. Груда тряпья, под которой находилось тело больного подростка, аритмично вздымалась. Юноша то кашлял, то хрипел во сне, вызывая у гнома сочувствие и муки совести. Зингершульцо не мог позволить себе взять Нивела с собой. Он должен был двигаться быстро, почти бегом и останавливаясь лишь на ночлег. Даже здоровый подросток или взрослый человек не выдержал и бы такого быстрого темпа передвижения, а простуженный организм обессилел бы через пару часов. Что и говорить, забавному пареньку лучше было остаться у теплого очага еще на несколько дней и подлечиться. Гном же не мог ждать, впереди у его коротких, но сильных ножек простирался долгий путь.