Пути волхвов. Том 2 - Анастасия Андрианова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я попрошу родителей прислать денег, я всё тебе верну, – пообещал он.
Велемир кивнул совершенно серьёзно:
– Непременно. Но потом. Пока вы – мои гости, и я сделаю для вас всё, что необходимо.
Мать Велемира одолжила Ниму и новую одежду, и даже обувь, так что его долг перед семьёй свечников уже накопился немаленький.
Мейя опустила голову и замолчала, будто слова в ней резко закончились, высыпались до единого, как горошины из мешка. Ним многозначительно кивнул Велемиру, показывая, что не стоит больше расспрашивать её.
За окнами разгорался рассвет. Ним ужасно устал, ему хотелось спать, но никто не спешил расходиться. Люди пили, разговаривали, поили настоями тех раненых, кто мог сидеть. Бойня в трактире будто сплотила всех, даже тех, кто ещё недавно колотил и резал друг друга, поддавшись буйному безумию, но четверых чужаков будто старались не замечать, больше внимания уделяя своим, деревенским.
– Энгле дождёмся, уже скоро спустится. Тогда все вместе пойдём, – сказал Ним.
После того, как Огарёк увёз Кречета, Велемир с Мейей отправились в трактир, хозяин которого пообещал выпивку и комнаты пострадавшим, а Энгле и Ним остались ждать на краю посёлка. Ниму было странно сидеть ночью в поле, не зная точно, что должно произойти, но Энгле упрямо всматривался в сторону леса. «Мне нужно знать, что с этим соколом всё в порядке», – твердил он, и Ним молча набирался от него веры и принятия того, что каждый час, проведённый в Княжествах, может принести что-то невероятное, меняющее если не жизнь, то многие представления о ней.
– Что, большой твой долг перед ним? – спросил Ним, когда молчаливое ожидание начало его тяготить. Тёплые дуновения мешались со студёными промозглыми порывами, со стороны деревни шумели, а лес впереди загадочно молчал, и изредка Ниму казалось, будто он видит неяркие колючие вспышки, будто среди деревьев мигали зажжённые кем-то свечи.
– Он вернул домой моего отца, – глухо ответил Энгле, не сводя взгляда с перелеска. – Я просил, и он вернул. И самого меня в обмен не забрал. Он великодушный, Господин Дорог. Лесовой увёл бы меня в свои чащи и заморочил голову так, что забыл бы, кто такой и что со мной раньше было. А этот – не стал. Хотя я-то был готов, просился к нему в услужение, лишь бы мама снова ни в чём не нуждалась, лишь бы рада была.
– И каков он из себя? – спросил Ним.
Энгле хмыкнул под нос. Откуда-то из травы вспорхнул бледный мотылёк и устроился у него на коленке, покачивая мохнатыми усиками. Энгле подставил палец, и мотылёк с готовностью на него вскарабкался.
– Не таков, как мы с тобой. Не такой, как люди. Но и на нечистеца не похож. Вроде человек, а вроде кто-то другой, из того мира. Живьём я его только однажды видел и не понял, серьёзный он или кривляется постоянно. А второй раз он ко мне во сне пришёл и сказал, чтобы сокола искал.
Он осторожно потрогал мотыльковые крылышки, и мотылёк вспорхнул, возмущённый таким своеволием. В сумерках Ниму показалось, что брюшко насекомого тускло светилось, как далёкая звезда.
– То есть ты ушёл из дома, потому что тебе приснился сон?
Энгле посмотрел на Нима с непонимающим осуждением.
– Ну да. А как же? Сны – они как наша жизнь, но по-другому видятся. Тебе разве ничего не снилось?
– Снилось, конечно. Но у нас считается, что сны – просто сны. Увидел и забыл. Это не по-настоящему, не на самом деле, понимаешь?
Энгле передёрнул плечами и подтянул колени к груди.
– Жуть какая.
Ним не стал спорить и разочаровывать Энгле, но сам остался при своём мнении. В свете тонкого месяца Энгле казался почти бестелесным, прозрачным: серая рубаха, чуть отяжелевшая от туманной влаги, бледная кожа, светлые волосы и ресницы, и только на скуле темнел кровоподтёк. Что, если он зря покинул родной дом? Что, если зря сидит тут, ожидая чего-то, с чем потом сам не будет знать, что делать?
– Спасибо, что помогал мне тогда, в первый день, – сказал Ним.
– Спасибо, что сидишь тут, со мной, – отозвался Энгле.
Какое-то время они молчали, слушая приглушённые голоса, возгласы, собачий лай и другой шум, доносившийся со стороны Липоцвета. Селение пережило настоящее потрясение, и в эту ночь людям нужно выговориться, пережить и прочувствовать всё, чтобы потом вернуться к прежней размеренной жизни. Ним поймал себя на том, что ему нравилось то, где он сейчас находится, и то, с кем он находится. Он украдкой поглядывал на Энгле и надеялся, что тот тоже чувствует что-то сродни дружескому теплу.
– Я слышал, местные винят гильдию Шутов, – подал голос Ним. – Что думаешь?
Энгле потрогал свой кровоподтёк и болезненно сморщился.
– Не знаю я. – Он посмотрел на пальцы, плюнул на них и снова притронулся к щеке, стирая остатки запёкшейся крови. – Но что есть, то есть. Мы сами видели, как скоморохи тогда набросились на людей. И тут музыкант играл, а потом его друзья подтянулись. Просто так болтать не станут, значит, правда шуты на нас зубы наточили. Но я и не удивлён. Их же сколько лет гоняли, вот они зло копили-копили – и накопили. Неизвестно, сколько ещё горя хлебнём…
Энгле напрягся, сдвинул брови и долго, протяжно вздохнул.
– Как бы с моими что не случилось, пока я тут за соколом гоняюсь.
Ним ободряюще положил руку ему на плечо.
– Так возвращайся. Сокола ты уже нашёл. А Господин Дорог и без того исполнил твою просьбу.
– Уйти, не отдав долг? – Энгле неодобрительно хмыкнул. – Не-ет. Может, у вас в Царстве так и делают, наплевав на честь, но у нас так не принято. Он всё знает и за всё накажет, а если захочет, заплетёт мой путь так туго, что до самой смерти страдать буду. Я так не хочу. Осталось немного, на полпути не сверну.
Ним больше не стал ничего говорить, смирился с тем, что не всё он сможет понять. Остаток ночи они просидели молча, шмыгая замёрзшими носами и до ряби в глазах всматриваясь туда, где поле сливалось с редким перелеском.
И сокол с мальчишкой правда вернулись, вынырнули прямо посреди поля, Ним не заметил, как они выскочили из леса – должно быть, их скрыл густой туман, окутавший окрестности Липоцвета промозглым покрывалом. Энгле кинулся встречать, так, будто сокол был ему старшим братом, дорогим и любимым, а вовсе не случайным встречным, и Ним тоже сорвался с места, заражаясь от Энгле предвкушением чего-то грядущего.
Ним ещё крепче убедился в безумии этого зелёного парнишки, Огарька, когда тот спрыгнул с пса и, то хохоча, то рыдая, три раза перекувырнулся через голову. Стрела куда-то пропала из груди мужчины, и даже рана, как показалось Ниму, чудесным образом затянулась. Где бы ни были эти трое и что бы они ни видели, это, очевидно, повлияло на и без того шаткое душевное состояние Огарька.
Кречета уложили наверху, в одной комнате с двумя другими ранеными, за которыми пока не явились родственники. Огарёк терпел поначалу общество Энгле, пока сам ковылял туда-сюда за полотенцами, водой и снадобьями, но потом решительно выставил сына рыбака за дверь. Ним сомневался, что за пару часов Огарёк сделался сговорчивее, но не стал отговаривать Энгле, когда тот решил снова подняться к Кречету.
Ним с любопытством разглядывал местных, подмечая, во что они одеты, как говорят и двигаются. Несмотря на усталость, ему очень хотелось запомнить как можно больше мелочей, чтобы рассказать потом дома, какие люди живут в этих Княжествах. В толпе сновали и знахари – старуха с двумя помощницами, они подходили то к одним, то к другим, предлагая помощь, у некоторых столов задерживались дольше, чтобы наложить жгут, поделиться густой мазью или оставить трав, укрепляющих сон.
Ним заметил, как, пробираясь между столами и расталкивая посетителей, к их столу приближается старик, обвешанный мешочками, амулетами, связками перьев и чьих-то когтей. Его узловатые грязные пальцы мелко подрагивали, а под глазами набухли
