Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы - Василий Звягинцев

– О появлении в окрестностях монастыря «командного пункта» походного воеводы Игоря Мещерского отец Флор доложил мне по интеркому немедленно. Равно как и о том, что рядом с его обителью начало происходить и все остальное. Прошу отметить, мои люди настолько хорошо подготовлены для настоящих и будущих событий, что игумен мгновенно включился в игру и начал вести себя «как положено».

– Это очень умно, Георгий Михайлович, вы даже не подозреваете, насколько. Может быть, отец Флор спас всех ВАС от очень крупных неприятностей. А вот если с иной точки посмотреть – возможно, наоборот, лишил нирваны…

– Пояснить можете?

– Свободно. Только опять закурю. Неудобно я себя среди вас, духовных лиц, чувствую. Все время дергаешься, как бы чего не нарушить, чьи-то чувства не оскорбить…

– Насчет этого можете не беспокоиться. А чтобы вы еще лучше представили себе абсурдность положения, скажу самое главное. Весь этот процесс своей односторонностью здорово напоминает мне кольцо Мебиуса. То есть он именно односторонний в полном смысле слова. При взгляде извне там не происходит совершенно ничего. Вы можете хоть на автомобиле, хоть пешком добраться из Москвы до самого Осташкова и не увидите никаких признаков химеры. Проверено. Зона начинается примерно в полукилометре от избы Ростокина и ровным кольцом охватывает часть берега и монастырь…

На экране компьютера Суздалев показал панораму района и обозначенную красной линией границу.

– Только пройдя ее вы попадаете в химерическую реальность. И уже тогда она начинает действовать. Не на всех, как я отмечал, но кто подвержен, обратно вернуться тем же путем уже неспособен. И сфера наваждения распространяется, как я уже докладывал, на двадцать километров минимум. Вы поняли?

– Чего ж не понять? Хотелось бы, для полноты картины, провести еще один эксперимент. Войти в зону с нашей стороны на самой дальней границе ее распространения и пообщаться с людьми, проживающими там. Народ ведь все цивилизованный, не крестьяне малограмотные. Постоянно должны туда-сюда мотаться, машинами и прочим транспортом…

– Александр Иванович, вы не поняли? – с долей сожаления спросил Суздалев. – Повторяю – отсюда все в норме. До моста и стен пустыни. Люди, архитектура, инфраструктура, психика. Оттуда в нашу сторону – «тринадцатый» век. Возможно – всю территорию России, а то и Землю целиком захватывает. Просто мы не успели настоящую экспедицию наладить.

«Ну, на всю Землю у Игоря мощи не хватит, – подумал Шульгин, – да и на Россию вряд ли, если только его к подходящему трансформатору не подключили».

– Экспедицию – это правильно! Танковую дивизию и воздушно-десантный корпус к монастырю марш-броском, а оттуда по расходящимся направлениям – до крайних пределов. До Каракорума на востоке, до Атлантики на западе. Очень приличная держава может получиться. Ваш протекторат. Великий князь уже есть, княжна тоже…

Он сам не понял, очередная хохмочка с языка сорвалась или же…

Судя по искре, мелькнувшей в глазах Суздалева, скорее второе.

Чтобы не терять инициативы и одновременно создать у собеседника впечатление, что он все ж таки обычным образом дурака валяет, продолжил:

– Священные дружины свои мобилизуйте, грамотную схему межконфессионального взаимодействия разработайте, на башни символику нанесите, отгоняющую нечистую силу любой ориентации, радиаторы святой водой залейте… У Ростокина, кстати, в этом деле тоже опыт богатый…

– Расскажете?

– Не мой вопрос. Сам расскажет, если захочет. Тема глубоко личная. Давайте о нашем. Если доведется здесь задержаться, нам следует на приличном, вами определенном уровне, в «узком круге ограниченных людей» собраться и какой-нибудь подходящий пакт заключить. Насчет «антанте кордиаль».[3] Думаю, есть основания.

– Основания наверняка есть. Однако разговаривать с вами удивительно трудно. Большого напряжения требует.

– Да что вы?! – искренне удивился Шульгин. – Мне кажется, должно обстоять полностью наоборот. Вы, худо-бедно, книжки из нашей общей истории читали, от Пушкина, Салтыкова-Щедрина до как минимум Горького и Алексея Толстого. Значит, лексику, а также и стиль мышления представлять должны. А я, к сожалению, ни одной у вас за сто двадцать лет написанной книги не читал! Кому труднее?

После часа с лишним рассуждений на общие темы, специально обходя конкретности, Суздалев согласился, чтобы Шульгин с Ростокиным избавили его от своего присутствия и переночевали на квартире у Игоря. Александр и здесь сумел быть деликатно-убедительным.

О том, что Суздалев вольно или невольно «засвечен», он впрямую говорить не стал, но намекнул именно на это. А вот жилище Ростокина уже почти год полностью выведено из обращения, и в ближайшие сутки внимание «посторонних сил» на него обратится в самом крайнем случае. Особенно если принять должные меры предосторожности.

Глава вторая

– Зайчик на резиночке, – сказал Шульгин, глядя с балкона квартиры Ростокина на панораму Сретенского бульвара вправо и влево. Вид был приятный для глаз, рождественская иллюминация до конца перспективы, непременный снегопад, придававший окружающему дополнительную прелесть. Прямо внизу, в парке, окружающем гостиницу «Славянская беседа», веселились постояльцы, швырялись снежками, лепили снежных баб, пили у костров глинтвейн и сбитень, пели песни, толпились в очереди к запряженным в сани тройкам, катающим почтеннейшую публику по Бульварному кольцу или куда господа прикажут.

Вновь его наполнило то самое чувство всеблагости и покоя, как и во время встречи прошлого Нового года в этом же мире. Здесь бы только и жить…

– Не понял, Александр Иванович, – ответил Ростокин, тоже благодушный, потягивающий толстую сигару, вышедший на десятиградусный морозец в одной крахмальной сорочке.

– Игрушка у меня была любимая в скудные послевоенные годы, – пояснил Сашка с внезапно нахлынувшей грустью. – Обтянутый фольгой зайчик из смятой оберточной бумаги, ушки красные, глазки из бусинок, на длинной резинке от самолетного амортизатора. Ты его бросаешь на весь размах, а он возвращается в руку… Вот и мы с тобой так же. Когда я здесь с Андреем, Аллой и Ириной справлял Новый год, а ты болтался черт-те где, под шампанское проскочила фраза, не помню уж, кем сказанная, что ничего мы не можем и не должны хотеть, мы просто исполняем миссию…

– Вы, Александр Иванович, на самом деле так думаете?

– Другого выбора и другого выхода у меня просто нет, – сказал Шульгин с непривычным даже для него пессимизмом. – Как у генерала Корнилова. Мы тут мечемся, воображаем, соображаем, а миссия существует, выше нас и помимо нас. Я долго терзался, много лет подряд, и прямо сегодня утром еще, а тут просветление снизошло. Погода, наверное, повлияла. У нас, как ты помнишь, гниль всякая, глобальное потепление и дожди всю зиму, а здесь – как в сказке. Или в начале тех пятидесятых. Миссия же наша – пусть и навязанная извне – спасать миры и человечества, сколько бы их ни было, хотят они этого или не хотят. Я, кстати, долго это пытался понять, а только сейчас показалось, что понял.

Ростокин правильно оценил неопределенный жест правой руки Шульгина, шагнул в комнату и вернулся с двумя бокалами шампанского-брют. На морозце – очень неплохо. Именно шампанское, предрасполагающее к дальнейшим откровениям – совсем не тем, которые способна пробудить водка. И даже коньяк, с кофе или без. Это вообще отдельная тема для исследования.

– Только сейчас понял, – повторил Шульгин. – Все мучился, мучился, зачем, думаю, нам все время подкидывают дурацкие задачки, заставляют абсолютной ерундой, если вдуматься, заниматься. Вот у меня сейчас в Испании ситуация зависла – победим или же как было все останется? Тут вы подвязались – какого, казалось бы, хрена? Счастливы и довольны сверх всякой меры. А и вас тоже спасать надо…

Ростокин, зная Шульгина более года и во всяких, как думалось, случаях, все равно не улавливал извилистого хода его мыслей.

– Идея совершенно проста, – Сашка сквозь зубы выцедил ледяной, пузырящийся напиток. – Стержень. Стержень-замедлитель графитовый. Это я, то есть. Засовывают меня в какую вздумается дыру и смотрят, стабилизировал я процесс или нет. Если не разнесло к чертям, в другую толкают… Противно, знаешь ли, себя в таком качестве ощущать.

– Вы не преувеличиваете, Александр Иванович? – осторожно спросил Игорь.

– Об этом, если нечего делать, у Троцкого спроси. А можешь прямо сейчас своего Маркина на связь вывести?

У Ростокина в квартире был установлен компьютер, какого почти ни у кого не было в этой стране. Особым способом включенный во всемирную информационную сеть благодаря другу, лауреату Нобелевской премии за открытия в вопросах нечеловеческих логик. Любого человека в любой точке земшара можно было разыскать в секунды, если он, конечно, оставлял хоть какие-то электронные следы – от пользования банкоматом до телефонного звонка. И много чего другого сделать, далеко не всегда в рамках законности.