Британская интервенция в Закавказье. Группа «Данстерфорс» в борьбе за бакинскую нефть в 1918 году - Лионель Данстервилль

попались отряды крестьян, мужчин и женщин, трудившихся под руководством американского миссионера над улучшением дорог – одной из действенных форм помощи голодающим. Это было частью всесторонней системы помощи, инициированной британским консулом в Керманшахе.

Еще 20 миль от Керенда, и мы оказались в месте назначения – в Харунабаде, преодолев расстояние в 41 милю за двенадцать часов, или со скоростью чуть больше 3 миль в час.

В Харунабаде, типичной курдской деревне, мы провели весьма комфортную ночь в нескольких из немногих уцелевших домов, и ничто не нарушало наш сон, кроме визита осла, который настаивал на своем присутствии рядом с нами.

В 6.30 утра 3 февраля мы снова отправились в сторону Керманшаха, и нам удалось преодолеть 40 миль за семь часов, что оказалось значительно лучше вчерашнего.

Дорога шла в основном через плоскодонные долины, обычные для этой части Персии. Самая важная из этих долин – Маби-Дашт, которую нам посчастливилось пересечь в ранние дневные часы. Эта равнина обычно представляет собой море грязи, густой, как сливки, а в сырую погоду становится непреодолимым препятствием.

На окраине города мы встретили двух кубанских казаков на мохнатых конях, поджидавших нас, чтобы показать дорогу к нашим квартирам. Ими оказались симпатичные парни из «партизан» полковника Бичерахова[6]. Обогнув под их сопровождением город, мы приблизились к крепкому на вид дому персидской постройки напротив британского консульства, Имперского банка Персии и американской миссии. Этот дом отвели под наше проживание и обеспечили нас баней, в чем мы очень нуждались.

Теперь следует представить полковника Бичерахова, поистине героическую фигуру, так как он и его живописные казаки играют значительную роль в дальнейшем повествовании. Бичерахов – человек лет сорока, хрупкого телосложения и властного вида. Это казак из осетин, одного из тех полудиких народов, типичных для Северного Кавказа. На протяжении всей войны он показал себя безупречным воином и был неоднократно ранен. Его люди боготворили его, как бесстрашного лидера. Кстати, он являлся кавалером британских орденов Бани и «За выдающиеся заслуги».

На момент нашей встречи он командовал смешанным казачьим отрядом всех родов войск. Его люди, хотя и не остались безучастными к мятежным идеям революции, были твердо намерены до самой смерти хранить верность самому Бичерахову, и с тех пор их непоколебимая преданность позволяла ему вершить великие подвиги. Почему русские выбрали для своего отряда название «партизаны», мне не известно. В этом отряде находился исполняющий обязанности офицера по связи подполковник Клаттербак из индийской армии – хорошо владеющий русским языком и большой любимец казаков. В дополнение к этим войскам в Керманшахе имелась русская радиоустановка, которую обслуживали военнослужащие из новозеландского подразделения.

Европейское сообщество оказало нам теплый прием, и ощущение контраста сидения за английским обеденным столом в консульстве – с белой скатертью и бокалами – с нашими воспоминаниями о настойчивом осле и убогих комнатушках вчерашней ночи заставляло нас улыбаться. Полковник Кеннион, известный путешественник и «шикари»[7], представляет здесь правительство его величества. Миссис Кеннион, разделявшая с ним риск и опасности, – одна из тех отважных англичанок, о которых я уже говорил и которые скромно вносили свой весомый вклад в дела империи.

Как ни восхитителен был Керманшах, времени на передышку у нас не оставалось, хотя машины были бы рады дневному отдыху. Поэтому на следующее утро, 4 февраля, в 5.30 утра мы отправились в Хамадан (103 мили), надеясь легко проделать путь за два дня. С самого начала все пошло не так, как хотелось бы. На первой четверти мили головная машина сломалась, что задержало колонну на полтора часа. Через 20 миль мы миновали Бисотун с его древними наскальными надписями и барельефами времен Дария I, а оттуда проехали по единственному арочному мосту, взорванному турками, но с остатками арки, достаточными для ширины наших колес. Земля здесь была свободна от снега, небо голубое, а дорога настолько хорошая, что штабной офицер поддался роковому искушению сказать: «Ну вот, теперь мы справились со своими бедами; это похоже на увеселительную поездку». Он сделал это замечание примерно на 40-й миле, а на 41-й мы достигли подножия небольшого, но крутого перевала Сахне, где нам пришлось вручную толкать каждую машину вверх по склону, затратив на расстояние в 1 милю целых три часа. На 56-й миле машины продвигались уже с приличной скоростью, и мы добрались до города Кангавар, где у развалин построенного еще в античные греческие времена храма нас встретил небольшой отряд русских с широко известным национальным гостеприимством – с горячей едой для офицеров и солдат. Дело шло к вечеру, наступило 4 часа дня, и нам предстояло пройти еще 22 мили. Не приходилось сомневаться, что в любом случае ночь застигнет нас в пути, а в темноте мы можем столкнуться с еще большими трудностями и опасностями. Но мы могли вообще никогда не добраться до места назначения, и поэтому шанс дать голодным водителям хотя бы один полноценный обед был слишком заманчив, чтобы его упустить. Кроме того, у нас теперь имелся проводник в лице лейтенанта Георгиева из русской армии, которому полковник Бичерахов поручил сопровождать нас до самого Хамадана, – весьма полезный офицер, без помощи которого мы, вероятно, вообще не достигли бы Асадабада в эту ночь.

Итак, поддавшись искушению, мы снова выехали только в 5 часов вечера. Вскоре наступила темнота, а дорога вообще оказалась проселком, зачастую едва отличимым от окружающей равнины. Водители едва не засыпали за рулем, и в 8 часов вечера я едва не принял решения остановиться на открытой равнине. Ночь выдалась исключительно ясной, и ничто не казалось менее вероятным, чем перемена погоды. Однако, как показали события, по счастливой случайности я решил двигаться дальше, и в конце концов мы добрались до Асадабада, где вместе с машинами устроились в довольно чистом караван-сарае и заснули с приятным предвкушением раннего утреннего старта, крутого подъема на перевал высотой 7600 футов и легкого пробега до Хамадана, располагавшегося всего в 25 милях впереди. В этот день водители провели за рулем уже восемнадцать часов и, без сомнения, не меньше любого из нас с нетерпением ждали теплых квартир и передышку на день или два. Это было в ночь на 4 февраля. До Хамадана машины добрались только 11 февраля!

Я поднялся в 4 утра и вышел из нашей маленькой спальной комнаты, дабы убедиться, что все готово к отъезду. Представьте себе мой ужас и удивление, когда я обнаружил на земле толстый слой снега и небо, заполненное быстро падающими тяжелыми хлопьями. Поначалу я обрадовался, что не разбил лагерь на ночь на открытой равнине: если бы мы это сделали, то трудно представить, как вообще смогли бы выпутаться из такой беды.