Комната Вильхельма - Тове Дитлевсен

Короткие, напоминавшие деловые переговоры фразы грубо сорвали занавес между Лизе и мерзкой действительностью. Она отчаянно пыталась схватиться за него, стягивая обеими руками ворот платья, словно опасаясь, что мужчина может разорвать на ней одежду и изнасиловать прямо здесь. Она наблюдала за дождем, и несколько нежных строк возникли у нее в сознании и слетели с губ сочными цветами:

Повсюду на улицах дождь,

И он же в сердце моем.

Я целый мир обошла,

Покоя не обретя.

Курт ее не слушал. Со свойственной нищете близорукостью он был поглощен мыслями: как остатками вшивого начального капитала, которым его снабдила фру Томсен, покрыть и счет в ресторане, и такси до станции. Обратный билет у него был. Преодолеть большое расстояние пешком представлялось ему столь же маловероятным, как и позволить женщине платить за себя в общественном месте.

— Верлен… — совершенно напрасно объясняла ему Лизе, пытаясь припомнить отрывки письма Курта, за которые уцепилась, потому что Грете они показались очаровательными. Что-то насчет прерванного юридического образования, которое, к сожалению, не оставляло ему столько времени, сколько бы он хотел посвящать литературе, а ведь именно она была его любимым предметом в гимназии. Что-то насчет неловкой ситуации — какой-то скорой перспективы. Одинокий, жаждущий любви. Лизе захотелось — несчастье сделало ее такой же близорукой, как нищета — Курта — со всем этим покончить, вернуться домой и дать Грете удовлетворительный отчет, та наверняка нетерпеливо ждала ее в комнате с оранжевым светом от гардин, вечно задернутых. Неожиданно ее снова накрыло страхом, что Грету могли выписать, пока она транжирила тут время. Накрыло так сильно, что ей необходимо было узнать об этом прямо сейчас.

— Мне нужно отлучиться и позвонить, — объяснила она и положила на стол три бумажные купюры по десять крон. — Ты пока можешь рассчитаться, — она отлично понимала его смущение, так что выбрала легкий и тактичный способ помочь ему с этим справиться. Лизе перешла на «ты»: он моложе ее и не мог предложить подобное первым.

— Грета, — произнесла она задыхаясь, — главный врач уже заходил?

— Нет, он заболел, тебе нечего опасаться. Ну как дела?

— Великолепно, — Лизе счастливо рассмеялась. — Он ужасно милый. И сделал комплимент твоему платью.

— Серьезно сделал? Значит, я не ошиблась в его письме. Не забудь в конце дать ему ключи от квартиры.

— Да, но ему нужны деньги — кажется, у него нет и пяти эре.

— Отдай ему всё, что у тебя с собой, — велела Грета, — а завтра можешь отправить чек. И спроси, умеет ли он готовить. Ты рассказывала, что фру Андерсен не особо хорошо это делает.

— Да, спрошу, — пообещала Лизе, укутанная не только в платье Греты, но и в ее безграничное доверие к молодым людям с образованием и изящным стилем письма.

C разгоряченными щеками она поспешила к столу, напоминая теперь уже не подбитую птаху, а скорее ту, кого Курт с ужасом представлял себе как знатную даму. Он слишком устал, чтобы вообразить что-либо, кроме долгого сна в нежной постели под одеялом какого-то незнакомца.

Он с рассеянной и вежливой улыбкой взял ключи и, собрав остатки внимания, выслушал заверения Лизе, что чек придет завтра же. Сам же он заверил ее, что умеет готовить, и, несмотря на облегчение — ведь ему удалось выпутаться из затруднительного положения (такое же облегчение испытывает крыса, завидев свет на другом конце узкой канализационной трубы), — его гордость была уязвлена непозволительной скоростью, с которой Лизе покидала его. Он еще с минуту сидел и разглядывал тучную официантку с ясным, ничего не выражающим взглядом куклы. У нее почему-то пропало желание смеяться. Отрывки душераздирающих песен непринужденно и сладко разлетались в ее голове, окаймленной нежной тоской, которая побудила женщину к жесту, не свойственному ее закаленной натуре: она поставила бокал пива перед бедным юношей, попавшим в сети Лизе без всякой возможности высвободиться. Курт Вежливый выпил пиво и, возможно, в знак благодарности произнес:

— Я отлично знаю Верлена.

После этого он заполз обратно в слишком просторный белый воротничок херре Томсена и заснул на заднем сиденье такси, пока Лизе Отсутствующая выбиралась сквозь дождь, как из горящего дома. Ее длинные распущенные волосы жалко свисали над угловатыми плечами, а сама она была почти без сознания, когда наконец обрушилась в любящие объятия Греты и со смехом рассказала ей то, во что Грете хотелось верить и что ей хотелось знать. У мужа Греты жесткие руки и каменное лицо, которое никогда не морщится. Он привозил сюда свою жену, когда она начинала говорить странности, и забирал, когда прекращала. У них взрослая дочь, унаследовавшая каменное лицо и все связанные с этим обязательства. Они никогда не бросят Грету, как Вильхельм бросил Лизе. Тем не менее жизнь Греты была настоящим кошмаром. Она отрешенно таращилась на свою корзину в супермаркете, роняла петли в вязанье повседневной рутины и забывала приготовить еду к шести часам — к возвращению каменных лиц с работы. Она совершенно неподвижно пялилась на маленьких детей в колясках, разглядывающих свои умилительные пальчики-колбаски ясным загадочным взглядом, пока раздраженные матери не увозили их с глаз долой. Недавно полиция обнаружила ее на заднем дворе: она стояла на коленях, прижав к себе мурлыкающего котенка, — ни имени, ни адреса не помнила. Мягкого теплого зверька просто невозможно было у нее отобрать, и Грете позволили держать его, пока за ней не заперли дверь. Котенка отняли, и протяжные крики разорвали воздух. Грета не осознавала, что громкие звуки вылетали из нее, словно злой зверь вцепился ей в глотку. Только когда крики превратились в отрывистый детский плач, ее охватил дикий и немой ужас: она сошла с ума. Она — чье существование было таким уединенным и чьи повседневные обязанности, как уверяли каменные лица, ни в коем случае не превосходили ее сил. Грета смывала остатки макияжа с изнуренного лица Лизе у раковины в углу наполненной оранжевым светом комнаты.

— Он был хорош собой? — спросила она из-за спины Лизе.

— Определенно, — ответила Лизе, уже совсем позабывшая его. Каштановые волосы Курта так низко свешивались на лоб, что казалось, будто брови их удерживают. Но она не стала делиться с Гретой таким странным наблюдением.

5

С беззаботной неблагодарностью, которая так идет избалованным детям, мальчик тянется за вареньем, в то время как фру Андерсен, всегда целомудренно пахнущая мылом и утюгом, осторожно очищает яйцо от скорлупы. Между ними в халате Вильхельма сидит Курт — ему хочется поскорей забраться обратно в постель, пока фру Андерсен