Дитя злосчастия - Виктор Широков

Я даже попытался дать ей выговор за её хладнокровие, но она ответила, мол, нечего горевать; разве не будет она с любимым батюшкой, которого она не хочет расстраивать. Если я подаю ей пример стойкости и отваги, то и она должна явить достоинство быть моей дочерью не на словах, а на деле. Она сказала, что готова жить где угодно, лишь бы не разлучаться со мной.

Я спустился к приставам и задал вопрос относительно дальнейших их планов, намерены ли они разлучить меня с дочерью и какой ещё ужасный жребий предлагает принять судьба. Как ни странно, будущие конвоиры наши вели себя пристойно. Старший даже нарушил молчание и постарался успокоить меня, заявив, что нет приказа нас разъединять.

Тогда я набрался смелости вопросить, в какую темницу нас препроводят, и получил уклончивое объяснение, что вот этого знать мне не разрешено, но бояться за жизнь свою не следует, меня с Ларой приказано лишить только свободы.

Я подумал: "Экие мерзавцы! Им велено усыпить мою бдительность, понапрасну не озлоблять нас и доставить к месту заключения в целости-сохранности. Что ж, ответим сообразно им равнодушием и хитростью".

Я предложил приставам отобедать вместе с нами. Предложение было принято с благодарностью, и обед прошел веселее, нежели можно было ожидать. Лара шутила и смеялась по поводу и без повода, причем веселье её не было нервическим.

День закончился рано. В Англии вообще начинает темнеть около четырех часов пополудни, а в пять вечера темно, как у кашалота в желудке. Так говаривал один из моих прислужников, в молодости изведавший китобойный промысел.

Машина приставов оказалась весьма вместительной. Мы с Ларой сели сзади, поставив дорожные вещи в багажное отделение, а конвоиры наши сели по бокам и спереди. Шофер, дотоле поджидавший в машине, проиграл только в том, что не отобедал с нами.

Никто не провожал нас. Улучив момент, Лара шепнула мне, что жалеет лишь о том, что я страдаю по её милости, за что она благодарна мне безмерно. Я не мог ей ответить соответственно, ибо плотный комок перекрыл мне дыхание, и я чуть не задохнулся от любви и преданности к своей злосчастной деточке. Впрочем, её настроение явило мне во всеоружии стойкость и твердость её характера. Неожиданно я почему-то подумал о будущем её муже и отчаянно позавидовал ему: "Вот бы такую подругу моему сыну, но, увы, чудес в мире не бывает".

14.

Отправились мы затемно и ехали всю ночь. Остановились в мотеле, в сдвоенном номере. Весь день нас продержали за закрытыми шторами окнами, с закрытой дверью и с помощником пристава, осуществлявшим постоянное наблюдение. Кормили, правда, исправно и не очень докучали разговорами. Мы с Ларой, приняв условия как бы игры, тоже молчали и, в основном, отсыпались. Сказалось душевное напряжение последних дней, даже недель.

Чуть стемнело, мы опять отправились в путь и ехали до рассвета. С первыми солнечными лучами все повторилось до ужаса однообразно. Ели. Спали. Снова по темноте ехали. Стекла в машине были тонированы и к тому же закрыты створками, похожими на жаллюзи. Ни нас не было видно снаружи, ни мы не могли различить, куда нас везут. Возможно, петляли или возили по кругу, то ли чтобы сбить нас с толку, то ли чтобы уйти от возможного преследования.

Я уже потерял счет времени, как на четвертые или пятые сутки мы остановились опять на рассвете, но на этот раз нам завязали глаза темной плотной материей и поехали дальше. Ехали около часу и, преодолев какое-то дорожное препятствие, очевидно, въехали во двор или подземный гараж.

Затем двери машины открылись, нас с предосторожностью вывели и как слепых провели несколько метров, ввели в лифт и провезли несколько пролетов. Было непонятно вверх или вниз.

Когда нам развязали глаза, мы очутились в закрытом со всех сторон помещении, где было несколько дверей, как потом оказалось в отдельные спальни. Когда довелось заглянуть в них, то это были каменные мешки, убранные, однако, опрятно, с письменным столом, стулом и диваном, накрепко привинченными к полу. Имелся кондиционер. Нам были предложены книги, бумага, карандаши. Когда я спросил, нет ли компьютера, сторож, любезно осклабившись, ответствовал, что это не предусмотрено правилами нашего содержания, но обещал похлопотать перед вышестоящим начальством.

Нам предложили толи обед, толи ленч; еда оказалась весьма вкусной, а возможно сие почудилось с устатку и прежней дорожной стряпни.

Наш охранник дал мне понять, что относится к нам с сочувствием, и был бы готов позволить некоторые послабления режима, но за ним тоже присматривают, хотя и не являются его начальниками. Главное, что он пообещал нам раз в день прогулку и тут же вышел, оставив нас наедине. Впрочем, я ничуть не удивился бы, узнав, что за нами наблюдают через систему видеокамер.

Удивительно было другое. Лара прошептала мне, что она вроде бы видела где-то нашего стража, более того его голос был ей хорошо знаком. У меня не было сил разгадывать новую загадку.

Мы с Ларисой разошлись по своим комнатам, чтобы отдохнуть, набраться сил.

Уснуть я так и не смог, меня одолели самые мрачные размышления. Я не мог понять, что с нами происходит.

Конечно, я не боялся утратить свою жизнь. Что ж, я славно пожил, кое-чего добился и вполне мог бы убраться на тот свет, где, по крайней мере, меня никто не будет мучить и принуждать к нежеланным поступкам.

Я не дорожил существованием своим, но желал бы жить только для очередного спасения той несчастной, которую один раз уже уберег от гибели и не хотел, чтобы она страдала от одиночества или вновь не прибегла к самоустранению, которое губит не только тело, но и душу, что гораздо ужаснее.

Я встал и прошел в спальню Ларисы. Она спала как убитая, говоря высокопарно, наслаждалась плодами Морфея. Цвет лица её был свеж, но на щеках блестели засохшие следы слезинок. "Вот это я вам, мерзавцы, никогда не прощу!", - неожиданно весело подумал я и вышел из комнаты, громко стукнув дверью.

Стук это видимо разбудил Ларису. Она немедленно выбежала вслед за мной, догнала меня и трепетно прижалась, обняв меня со спины и нежно поцеловав в шею.

"Милый мой батюшка! Что ж вы ушли? Поцелуйте же свою дочь! Не пренебрегайте своими родительскими обязанностями!", - прожурчали её ручейковые слова.

Она так крепко обнимала меня, словно кто-то уже выдирал меня из оных.

И снова быстро-быстро заговорила: "только что я видела очень страшный сон. Меня с вами хотели разлучить. Причем, приемы были самые разнообразные. Я пыталась задержать вас, отбиться от жестоких разлучников, но вдруг проснулась и увидела только закрывающуюся дверь. Но я успела вас догнать и сообразить, что это был только ужасный сон".

Лара снова крепко обняла меня, на этот раз спереди и прижалась ко мне с неожиданной гримасой счастья и боли одновременно.

Я тоже нежно поцеловал её в щечку, погладил по головке и бережно увел в её комнату, положил на постель, сел рядом с ней и, убеждая, проговорил: "Остережемся, друг мой, даже всуе поминать столь страшные вещи, как разлуку. Будем сдержаны, око Всевышнего наблюдает за нами и в то же время за нами следит глаз Сатаны. Оба они знают наши слабости и выжидают, куда склонится вектор судьбы и кто из них победит в поединке за наши души".

15.

Я ещё не закончил утешать Ларису, как приоткрылась дверь и к нам заглянул охранник, который вежливо осведомился, не желаем ли мы перекусить. Следом он присовокупил извинения в беспокойстве, ссылаясь на полученные им наставления. Опять же извинившись, он особливо выделил, что не собирается употреблять свою власть нам в излишнее зло, что он целиком на нашей стороне, что он прекрасно понимает, что мы не заслужили подобного обращения, что несчастье наше очевидно временно и остается только набраться терпения, и переспросил снова о желаемом блюде или напитке.

Я затребовал кофе, так как заметил, что именно кофе умеряет головную боль и оживляет чувства. Страж снова извинился и ответил, что кофе на сей момент отсутствует, но, дескать, он сейчас же пошлет за ним порученца и в течение сносного времени желанное питье объявится, а пока он имеет возможность угостить нас цейлонским чаем.

Я отказался от чая и, уложив Ларису, отправился к себе, где обнаружил на столе книгу в любительском сафьяновом переплете. Это был роман Пастернака "Доктор Живаго". Когда-то я пробовал одолеть столь нашумевший опус, но события отдаленных времен совершенно меня не заинтересовали. Я пролистнул страницы книги, и только волшебное имя Лара ожгло мое сознание и усилило ток крови во всем организме. Вознамерившись освежить и даже переосмыслить прежние впечатления, я увлекся розыском стихотворения о Вифлиемской звезде, как ко мне вошла невымышленная обладательница этого имени.

Лара так и не смогла уснуть и решила продолжить разговор о предстоящем будущем. Тут как тут объявился охранник, принесший поднос с двумя чашечками дымящегося кофе. Напиток оказался выше всяких похвал, истинной амброзией. Если бы не наше бедственное положение и полная неясность предстоящего, лучшего времяпрепровождения нечего было бы и желать.