Диалоги - Диас Назихович Валеев

С м е л я н с к и й. Да, и тратиться, если надо. До конца. (Переводя взгляд на других.) Все, господа. Прошу завтра же на собраниях землячеств обсудить этот вопрос. А сегодня (снова взглядывает на Шелонова) не будем больше дразнить судьбу. Разойдемся.

У л ь я н о в. Детали, общий характер, день и час будут объявлены позже.

Все расходятся.

Б а а л ь. Вы проводите меня, Ульянов?

Ш е л о н о в. В кучу, в толпу. Церкви, партии… А любая куча — враг человека.

Ф а д е е в (Никонову). Ты куда? Подожди.

З в о н а р с к а я (Никонову). Я подожду тебя на улице.

Б а а л ь. Ульянов!..

У л ь я н о в. Мне еще нужно остаться…

Все уходят, кроме Фадеева, Смелянского, Ульянова, Никонова и Португалова.

Кто… в самом деле, пригласил сегодня Шелонова?

Ф а д е е в. Никто его не приглашал.

С м е л я н с к и й. Интересное дело.

П о р т у г а л о в. Сашка Бронский давно говорит, что он провокатор!

Н и к о н о в (хмуро). Провокаторы так себя не ведут.

С м е л я н с к и й. Допустим, что сто пятьдесят человек бросят свои входные билеты… А остальные? Как заставить остальных?

П о р т у г а л о в. Провокатор или не провокатор Шелонов, таким не место на конспиративных встречах!

Ф а д е е в. Да дурак он просто! Себе на уме!

П о р т у г а л о в. Добренький ты человек, только как бы от этой доброты твоей!.. Нам иногда кажется, что революционеры прошлых лет не имели под ногами твердой почвы. Что они витали в облаках, занимались ребяческими конспирациями, которые лопались, как мыльные пузыри! А мы, — о, мы совсем другое дело!.. А мы совершаем те же ошибки! Где гарантия, что о готовящейся сходке уже не знают в жандармском управлении?

С м е л я н с к и й (Фадееву). Что с Овсянниковой?

Ф а д е е в. Скучает баба, конечно. Но о Гангардте ни слова. Мне кажется, ее дом…

С м е л я н с к и й. Если мы не будем иметь своих людей в их среде, мы, конечно, не обезопасим себя от предателей.

П о р т у г а л о в. По пьянке Шелонов признался Бронскому, что проговорился инспектору о симбирском землячестве.

С м е л я н с к и й. Д-да!..

Молчание.

У л ь я н о в. Каждый знает все о всех. Каждый находится со всеми в непосредственных отношениях. Общие квартиры. Частые сходбища. Случайные люди на них. Письма хранятся, и шифр их известен многим… (Никонову.) Что все молчишь?

Н и к о н о в. Так. Голова болит.

У л ь я н о в. Мне кажется, Шелонова бояться не нужно. Он на отшибе. От всех на отшибе. Есть такие. Но он случайный человек.

П о р т у г а л о в. А я предлагаю отлучить Шелонова! Объявить о предосудительности знакомства с ним!.. Сходка должна показать, кто реально правит университетом. Мы или инспекция! Но свою власть нам нужно проявить уже сейчас. Дабы каждый знал, что будет с ним, если он проигнорирует решение студенческого суда. А Шелонов… Он плюет на все! В том числе и на суд!

Н и к о н о в. Не знаю. Жестоко это. Не знаю!

У л ь я н о в. Я не согласен. Конечно, таким, как он, не место здесь, на таких собраниях, но разводить нечаевщину, не разобравшись, с налета…

П о р т у г а л о в. Да, с налета! Да, жестоко! Но иначе мы умрем раньше, чем начнем жить! Чем заявим о себе каким-то осязательным фактом! Иначе мы не поднимем университета!

Н и к о н о в. А реально ли поднять всех?

У л ь я н о в. Надо поднимать всех. Чем только?

П о р т у г а л о в. Чем?! Надо хоть немного знать человеческую природу!

Н и к о н о в. Средних людей большинство.

П о р т у г а л о в. Да! И страсти у них средние! Но всякого среднего человека можно вызвать на насильственный протест. Нужно или возбудить его до такой степени, чтобы он впал в пароксизм! Или вызвать в нем уверенность в успехе! Чувство безнаказанности, с одной стороны, и страх за ослушничество — с другой! Страх!

Н и к о н о в. Страх…

П о р т у г а л о в (обнимая товарища). Нас ведь мало, Паша! И нас убивают! Мы не можем иначе! Бронский не врет. Шелонов провокатор. Таких вообще ликвидируют.

У л ь я н о в. В том случае, когда уверены в предательстве. Но тот ли это случай?

П о р т у г а л о в. Мы… люди в какой-то мере обреченные, Ульянов. Возьмите своего брата, например. Он отказался от изучения своих членистоногих!.. У нас нет и быть не должно ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности. Ни даже своей жизни! Мы разорвали всякую связь с этим прогнившим миром, и если продолжаем жить в нем, то для того, чтобы его вернее разрушить!

У л ь я н о в. Разрушить мало.

П о р т у г а л о в. Разрушить — это очень много! И если для этого потребуется моя жизнь — я отдам ее. Тут же! Если жизнь кого-то другого — Шелонова ли, его, твоя, например, — возьму! Без колебаний!

С м е л я н с к и й. Он прав. Суровые для себя, мы должны быть суровыми и для других.

Н и к о н о в. Не знаю.

У л ь я н о в. Хочешь кружковой исключительности… Здесь принципы можно незаметно для себя подменить средствами!

П о р т у г а л о в. Некогда разбираться! Некогда!

С м е л я н с к и й (обнимая друзей). Да, если мы не создадим жесткой централизованной организации!.. Во имя высшей справедливости приходится порой резать по живому, Ульянов! Приходится переступать!

У л ь я н о в. Через что переступать?

С м е л я н с к и й. Через многое! В этом, быть может, трагизм нашего пути, но приходится!.. Приходится!.. Это лабиринт, а выход… Он, может, за поворотом!.. Там! Там!

У л ь я н о в. За поворотом? Мы должны не гадать о нем. А найти! (Португалову.) Я против объявления бойкота Шелонову. Это террор против своих же товарищей!

С м е л я н с к и й (Фадееву). А ты что молчишь? Ты?!

Решетка городского сада. Л ю д м и л а  Б а а л ь и Б р о н с к и й.

Б а а л ь (глядя в сторону). Ульянов! Володя!.. Не слышит. Крикните вы, Саша.

Б р о н с к и й. Ульянов!

Б а а л ь. Ну вот. Услышал.

Б р о н с к и й. Пропадает, Людочка, мой баритон.

Появляется  У л ь я н о в.

Б а а л ь.