Лавка запретных книг - Марк Леви

наручные часы и постучал указательным пальцем по циферблату, после чего покачал головой сначала слева направо, потом справа налево, что на общечеловеческом языке означало, что дела плохи и что поздно что-либо предпринимать. Митч узнал смысл этого послания от начальника своего отца, когда тот позвонил им в дверь. Сообщив о случившемся в типографии несчастье, тот точно так же покачал головой – слева направо, справа налево.

Правда, в случае Горштейна причина была не настолько прискорбна: просто, увидев сумку Митча, он попытался ему объяснить, что продовольственная лавка в этот час уже закрыта. Митч даже понял соседа, ибо тот достал из своей кошелки батон, который успел купить, энергично разломил его надвое и половину отдал ему; Митч получил от него также кусок сыра и яблоко. Дружески похлопав его по плечу, сосед с довольным видом спасителя исчез за своей дверью, не дожидаясь благодарности.

Митч отправился на прогулку с куском хлеба в одной руке, бруском сыра в другой и с яблоком в кармане.

Гораздо позже, сидя на своей кухоньке, он сооружал себе сандвич, размышляя о том, что языковой барьер ничуть не мешает заводить друзей. Эта нечаянная встреча стала еще и источником волшебной находки. Митч принялся думать о словах, от которых он испытывал особенное удовольствие, встречая в книгах, об их потрясающей ясности и о том, как они помогают видеть нюансы. Например, закон HB 1467 запрещал книготорговцам продавать запрещенные книги, библиотекарям – давать их читать, но в нем не было – а он специально перечитал его строчка за строчкой – никакого упоминания о предоставлении книг в аренду.

В тот вечер Митч уснул сном праведника, таким счастливым, каким не бывал уже давно.

____________________

Следующим утром, еще до 8 часов, металлическая штора поползла вверх, впустив в магазин дневной свет. Покупатели нечасто наведывались сюда до 10 часов утра, если не считать нескольких школьников и студентов, забегавших за учебными принадлежностями, и еще более редких субъектов, продолжавших читать журналы. После первого избрания губернатора и закрытия оппозиционных изданий сохранилась всего одна газета, принадлежавшая богатейшему бизнесмену, близкому к власти. Статьи в его Le Phare расхваливали действия правительства и критиковали дальние страны; еще там печатались отзывы читателей, многочисленные сообщения о происшествиях, анонсы культурных событий и недельные метеопрогнозы.

Митч занимался привычными делами: вскрывал коробки, передвигал тумбы с книгами, возвращался за прилавок, чтобы справиться с перечнем заказов, но, даже делая все возможное, чтобы не сознаваться себе в этом, думал только об одном: как скрыть от властей запретные книги и кого к ним подпустить. В конце концов он пришел к выводу, что лучше всего будет довериться собственному чутью. Он занимался этим ремеслом достаточно давно, чтобы научиться понимать, с каким читателем имеет дело. Но что до их предпочтений в чтении и склонностей… Левые они у них, вытекающие из восхищения Альбером Камю, революционные, питаемые Карлом Марксом, или гуманистические, судя по любви к Ромену Гари?

Дверь магазина толкнула женщина. Волосы у нее были собраны и сколоты на затылке, черный элегантный плащ до колен туго стянут на талии, закатанные до локтя рукава открывали изящные, но определенно не чуждавшиеся работы руки. Поставив на пол чемодан, женщина стала прохаживаться между тумбами, брать и класть на место книги.

То ли она не замечала Митча, то ли намеренно избегала смотреть в его сторону. Он внимательно следил за ней – был уверен, что раньше ее не видел, и никак не мог понять, достойна ли она доверия.

Незнакомка, заглянувшая с утра пораньше в его книжный магазин, могла оказаться агентом службы безопасности, готовящим ему ловушку. Митч полагал, что все, кто занят применением паршивых законов, испорчены и безнадежны, но не позволял себе ударяться в паранойю; он склонялся к тому, что женщина спасается у него от дождя и это удобный случай проверить свое чутье.

Она листала поэтический сборник и вздрогнула, когда он к ней обратился.

– Я задумалась и не заметила вас, – сказала она, объясняя, почему не поздоровалась с хозяином магазина, когда вошла.

– Эта книга – результат придирчивого отсева, – сказал он, имея в виду заинтересовавший ее сборник. – Даже не сомневайтесь, это последний экземпляр, не уверен, что он долго здесь пролежит.

Покупательница как будто не уловила смысла сказанного им, пришлось объяснять, что автор, Рассел Бэнкс, – бунтарь, фантазер, видящий все трещины общества и посягательства плутократов на демократические порядки.

– Это не совсем то, что я ищу, – возразила она.

– Что именно вы ищете?

– Понятия не имею. Что-нибудь для длительной поездки.

– Путеводитель? Куда отправляетесь?

– Нет, не путеводитель, скорее, то, что послужит доброжелательным сопровождением в пути.

Митчу понравился ее выбор слов, и он взял с соседней тумбы роман Харуки Мураками «1Q84».

– Вот! И позволю себе дать вам доброжелательный совет: чтобы сполна оценить эту книгу, читайте ее медленно.

– Я не глотаю книги, и вообще я читаю немного, – призналась она. – Вечно не хватает времени. Здесь я оказалась почти случайно. Приехала на вокзал и узнала, что вылет моего самолета задерживается, вот и решила побродить по городу, не очень люблю аэропорты.

Она неуверенно расстегнула сумочку, заплатила за книгу, поблагодарила Митча, взяла свой чемодан и вышла, не оглянувшись.

Митч наблюдал, как она шагает под мелким дождем, явно считая выше своего достоинства обращать внимание на такую пустяковую помеху, и гадал, в какие края она возьмет с собой Аомамэ и Тенго.

____________________

В ближайшее воскресенье Митч решил проведать мать.

Обустройство подпольной книжной лавки так его увлекло, что он испытывал чувство вины из-за того, что слишком долго пренебрегал сыновьим долгом. Он с пересадкой доехал до маленькой пригородной станции и оттуда еще полчаса шел пешком до «Резиденции в шиповнике», где мать жила четыре года. За пышным названием скрывалось скромное заведение для людей, уже не знавших, кто они такие и где находятся. На то, чтобы обеспечить там матери максимум комфорта, Митч тратил львиную долю сбережений. В его детстве и юности у них с матерью были нежные, близкие отношения, но после гибели отца многое изменилось, казалось, что у сына частично отняли и мать. Ее переезд на юг страны отдалил их друг от друга, а потом ей стала отказывать память.

Навещая мать, он всегда привозил ей пирог, который она пекла по утрам в воскресенье в его детстве. Она с удовольствием его ела, то и дело улыбаясь, словно доказывая сыну, что кое-что еще знает. Но от месяца к месяцу эта улыбка все больше означала лишь благодарность незнакомцу, балующему ее вкусным гостинцем.

Врач говорил о «ступенях»,