Год багульника. Весенняя луна - Джен Коруна

Сигарт бросил на него подозрительный взгляд.

— И ты хочешь, чтобы я поверил, будто Гастар не знал об этом? Да будь это так, он бы давно засуетился.

— Представь себе, не знал! Это Турид раскололся — смотрел в свое озеро, да и высмотрел. Мол, беги искать своего авлахара — без виденья никуда… Хорошо, хоть сказал, а то ведь мог и промолчать.

Он принял важный вид.

— Только ж смотри — это только для росх-хэуров, обычным рысям такие новости сообщать не положено. Сам только что узнал от начальства, ну а тебе сказал по дружбе. Чтобы никому — понял?

— Да, понял я, понял; идем лучше к костру — чай пить…

При этих словах Барет неожиданно замялся, Сигарт еще не видел его таким. Все еще не сводя глаз с эльфы, он наклонился к Сигарту и хриплым шепотом заявил:

— Думай, что хочешь, а мне как-то не по себе в компании этой белобрысой. Шкурой чую — не простая она!

— Брось ты, Ночка — она безобидна как заяц!

— Я бы не стал охотиться на таких зайцев.

— Да я на нее и не охочусь…

— А вот это ты зря!

Он, смеясь, выставил вперед ладони, будто отгораживаясь.

— Ладно, ладно, я ведь обещал не вмешиваться. Делай, как хочешь, а я не останусь. Да и некогда мне — дел невпроворот! Будь здоров!

— И тебе того же, — вздохнул Сигарт. — Жаль, что ты не останешься, посидели б, чаю выпили.

— Как ты там говоришь — «это по твоей части»…

***

Чай сели пить уже вдвоем. Моав ловко сняла чайничек с огня, поискала глазами мешочек с травами.

— Ну что рассказывает твой товарищ? Какие новости из Цитадели? — рассеянно поинтересовалась она.

— Да особенно ничего, разве что про Гастара…

Он вдруг осекся, но умалчивать было поздно. Эльфа замерла, не донеся щепотку цветов до чайника.

— Что про Гастара?..

Сигарт с досадой вздохнул.

— Говорят, он серьезно настроен найти своего авлахара — даже к Озеру не поленился выдвинуться. Вроде бы без этого не выйдет победить Моррога — какое-то новое пророчество или гур его знает что…

Звяк! — серебряный чайничек выпал из пальцев эльфы, вода расплескалась по земле, над ней облачком повис пар. Моав лихорадочно бросилась подбирать его, нашла крышку, снова уронила и то и другое, снова подняла. Сигарт подошел к ней и взял чайник у нее из рук. «Что-то раньше за ней такого не водилось», — подозрительно подумал он. Он заглянул в лицо эльфы — оно было белым, как простыня, сухие губы смыкались и размыкались, будто силясь что-то сказать. Поймав удивленный взгляд хэура, она быстро опустила глаза, судорожно сглотнула.

— Это точно? Ну, про Моррога и авлахара? — спросила она упавшим голосом.

Сигарт пожал плечами, как делал всегда, когда речь заходила о вещах, до которых ему особо не было дела.

— Вроде да, Барет вечно крутится возле начальства, всегда в курсе последних новостей. Да чего ты так разволновалась? Все будет хорошо, найдет Гастар своего авлахара, и тогда Моррогу — вороны… Или ты за остроухих переживаешь — боишься, как бы Озеро не показало кого из твоих друзей?

Эльфа резко вздрогнула и, отвернувшись, отошла от костра. Хэур наполнил чайник водой из протекавшего рядом ручья и снова привесил над огнем.

— Ты ведь сама знаешь, что это необходимо, — примирительно продолжал он. — Эльфы и хэуры испокон веков охотились друг на друга, и не нам с тобой менять эти законы. Хотя, поверь, я был бы вовсе и не прочь их поменять, особенно, после того, как познакомился с тобой…

Он вдруг обратил внимание, что Моав совсем не слушает его. Словно забыв о его присутствии, она стояла в стороне, нервно ломая руки. Сообщение Сигарта разволновало ее. Он нахмурился, бросил исподлобья внимательный взгляд.

— Эй, ты чего?

Она встрепенулась, сцепила пальцы за спиной.

— Я? Нет, ничего…

— Ну, ничего так ничего, тогда садись рядом, теперь чай буду делать я.

Однако чем дальше, тем больше Сигарт убеждался в том, что известие о намерениях Гастара все-таки произвело на Моав впечатление. Весь оставшийся день она ходила, как привидение, отвечала невпопад, у нее все валилось из рук. К вечеру она успокоилась — точно так же, как и растревожилась — резко и безо всякой видимой причины. По-особенному ласковая, она забралась на колени к хэуру, свернулась калачиком, словно ребенок, глубоко вздохнула.

— Скажи, ты будешь вспоминать обо мне? — неожиданно спросила она.

— А что, уже пора? Мы ведь еще не расстаемся, до Синв-Ириля дорога длинная.

— Ну да, ты прав, я это и имела в виду — мы еще будем идти долго-долго!

Она засмеялась странным смехом — звонким и слегка натянутым. Сигарту показалось — ее голос вот-вот лопнет, оборвется плачем…

Этой ночью она была непривычно смирной — все смотрела на хэура, гладила жесткие серые волосы, проводила пальчиками по лицу, шее, плечам, словно пытаясь запомнить его на ощупь, а потом уткнулась лицом ему в грудь и замерла.

— Что с тобой, Кузнечик? — удивленно спросил Сигарт, но она ничего не отвечала, лишь опять вздыхала и сильнее прижималась к нему.

Хэур некоторое время гладил ее тонкую белую спину, а потом заснул, все еще обнимая ее. Чуть заметное прикосновение разбудило его. Он открыл глаза — было раннее утро, рассвет лишь начинал брезжить, все вокруг — окутано серой дымкой, прямо над ним — склоненное лицо Моав. Она выглядела печальной, Сигарту показалось, что она недавно плакала. Уж не сон ли это?.. Еще не совсем проснувшись, он потянулся, ласково потрепал эльфу по щеке. Она вдруг схватила его руку и быстро поцеловала ее.

— Прощай… — прошептала она.

— Что?

Ничего не ответив, она поднялась и в следующее мгновение растворилась в предрассветных сумерках. Давно привыкший к странному поведению подруги, Сигарт не стал преследовать ее. Моав часто исчезала куда-то, но всегда возвращалась; к тому же, он слишком хотел спать — перевернувшись на другой бок, он мигом снова погрузился в сон.

Когда он проснулся утром, эльфы все еще не было, не появилась она и днем. Удивительно было то, что она ушла, забрав с собой свои вещи — обычно она оставляла их в лагере. Сигарт встревожился. Оставив сумку на поляне на случай, если Моав вернется в его отсутствие, он несколько часов бродил по лесу, надеясь напасть хотя бы на какой-то след эльфы, но она словно сквозь землю провалилась. Ни следа, ни волоска, ни одной сломанной веточки! Ничего, за что можно было бы зацепиться!

Уставший, Сигарт вернулся в лагерь, но Моав сюда не приходила. Сев на землю, он стал восстанавливать в памяти события последних суток. В памяти всплыла минувшая ночь — какой странной была Моав, как грустно звучали ее слова… Сигарт закрыл лицо руками. Он понял — это было прощание! Маленькая эльфа покинула его, как он того так часто хотел. Оглушенный этим открытием, он некоторое время сидел неподвижно. Мысли не слушались его, сердце бешено колотилось в груди. Чем он обидел ее?! Почему она оставила его?! Он ждал до глубокой ночи; когда же понял, что ждать больше нечего, лег спать — удрученный, растерянный, точно потерявший что-то.

Наутро ничего не изменилось, Моав не появлялась. Смирившись с утратой, Сигарт двинулся в путь один — больше сидеть на одном месте не было смысла. Дорога оказалась куда менее радостной, чем он ожидал — он и не думал, что так сильно привык к эльфе. Ему стало как-то скучно и неинтересно шагать сквозь весенний лес, не радовали ни проклюнувшиеся стебельки ландыша, ни нежно-фиолетовые фиалки — что за польза в них, если они не радуют Моав? Теперь он проходил за день больше — во-первых, длинные переходы не оставляли времени на глупые мысли, а во-вторых, путешествуя с эльфой, он невольно подстраивался под нее — сам же он мог проходить намного большие расстояния.

За последующие два дня он прошагал столько, сколько раньше они раньше преодолевали за четыре. Он выходил с первым лучом солнца и начинал искать место для ночлега уже в темноте. Такие длинные переходы давали о себе знать — к вечеру он просто падал с ног от усталости. В один из вечеров у него даже не хватило сил, чтобы поужинать — сон сморил сразу с наступлением темноты; Сигарт провалился в него, как в яму. Но поспать до утра так и не удалось.

Незадолго до рассвета его разбудил шорох. Он упруго вскочил с земли, сон как рукой сняло. Звук раздался еще раз — как будто ветка хрустнула под неосторожной ногой. Хэур замер. Он был уверен, за ним кто-то следит, и этот кто-то ходит на двух ногах. Хищник — а заинтересоваться хэуром мог лишь крупный хищник — едва ли стал выдавать свое присутствие, так мог вести себя только человек или ему подобные. Сигарт рысью скользнул в чащу, пятнистая шкура мелькнула среди деревьев. Уж он-то не оплошает, никто и звука не услышит!.. Сделав круг, он на мягких лапах подкрался к месту, где слышал хруст. Дыхание замерло у него в груди — прямо в десяти шагах от него темнела чья-то фигура. Ночной гость был закутан в плащ до самых пят, так что нельзя было даже предположить, насколько он опасен. Хэур подобрался чуть ближе, тихо залез на нависшую над землей толстую ветку и застыл там; кошачьи глаза вспыхнули блестящими зелеными точками. Теперь сомнений не оставалось — некто в плаще пришел за ним: затаившись, незнакомец наблюдал из засады за местом, где только что спал Сигарт. Необычайное хладнокровие вмиг овладело Сигартом — с непрошеными гостями у хэуров разговор короткий: один прыжок — одна жертва. Не зря учителя в Цитадели любили повторять молодым рысям: «Чтобы принять решение, настоящему воину достаточно лишь одного вдоха и выдоха»…