Под куполом - Стивен Кинг

«Так я должен был бы сделать Дейлу Барбаре», — подумал он и, сжав ладонями ее пульсирующие виски, сделал шаг назад. Слезы из его глаз бежали ему по щекам. Джуниор уже прокусил себе язык — кровь струилась по подбородку и капала на пол, — но сам он этого не замечал. Слишком сильная боль пронзала ему голову.

Энджи лежала вниз лицом среди рассыпанных магнитиков, на самом большом была надпись: ЧТО ПОПАЛО ТЕБЕ В РОТ СЕГОДНЯ, ЗАВТРА ПРОЯВИТСЯ НА ТВОЕЙ СРАКЕ. Он думал, что она отключилась, но тут она вдруг судорожно затряслась всем телом. Пальцы у нее дрожали так, словно она готовилась сыграть какой-то сложный пассаж на фортепиано. «Вот только единственный инструмент, на котором играла эта сука, это кожаная флейта», — подумал он. У нее начали дергаться ноги, а вслед за ними вступили и руки. Казалось, Энджи старается отплыть подальше от него. Видишь ли, судороги начались у чертовой сучки.

— Прекрати! — крикнул он, а когда она обосралась, гаркнул: — Перестань! Сейчас же перестань мне здесь такое вытворять, сука!

Он упал на колени, между ногами у него оказалась ее голова, которой она теперь билась об пол, целуя лбом кафель, как делают верблюжьи жокеи, когда салютуют своему Аллаху.

— Прекрати! Сейчас же перестань, сучище!

Она начала рычать. Как ни странно, громко. Боже, а если кто-то ее услышит? Что, если его здесь сцапают? Это совсем не то, как объяснять отцу, почему он бросил учебу (действие, на которое Джуниор все еще не был способен). На этот раз все может обернуться гораздо хуже, чем урезание на семьдесят пять процентов его месячной нормы денег из-за этой чертовой потасовки с поваром — потасовку, на которую его подстрекнула именно эта никчемная сука. На этот раз Большой Джим Ренни не сможет обработать шефа Перкинса и всех местных задрот. На этот раз…

Вдруг в голове его всплыла картина — пасмурные зеленые стены штатной тюрьмы Шоушенк. Ему нельзя туда, у него целая жизнь впереди. Но он может туда попасть. Даже если сейчас он заткнет ей глотку, все равно может. Потому что она раззвонит все со временем. И ее лицо — оно у нее выглядело значительно хуже, чем лицо Барби после потасовки на стоянке — будет говорить само за себя.

Разве что он заткнет ее полностью.

Джуниор ухватил ее за волосы и помог еще приложиться лбом об пол. Надеялся, что так ее полностью отключит, и тогда он сможет завершить… ну, это, как его… но она еще сильнее задергалась в судорогах. Начала бить ногами в «Колдспот», и оттуда градом посыпались остатки магнитиков.

Он отпустил волосы и сдавил ей горло. Произнес: «Мне жаль, Энджи, так не должно было произойти». Но, в действительности, ему не было ее жаль. Ему было лишь страшно, и больно, и брали сомнения, что эта ее агония посреди очень ярко освещенной кухни вообще когда-нибудь прекратится. Даже пальцы у него устали. Кто же мог знать, что это так тяжело — задушить человека.

Откуда-то издали, с юга, долетел грохот. Словно кто-то выстрелил из огромной пушки. Джуниор не обратил внимания. Джуниор сосредоточился на том, чтобы удвоить свои усилия, и, наконец, подергивания Энджи начали слабеть. Где-то намного ближе — в доме, на этом этаже — послышался глухой звон. Он посмотрел вверх, глаза широко раскрыты, сначала подумал, что это звонят в двери. Кто-то услышал возню, и уже прибыли копы. Голова у него разрывалась, кажется, он растянул себе пальцы, и все зря. Ужасная картина вынырнула в его воображении: Джуниора Ренни под конвоем заводят в суд округа Касл для объявления приговора, и какой-то коп накрывает ему голову пиджаком.

И тогда он узнал этот звук. Точно так же названивал его компьютер, когда пропадало электричество, и комп был вынужден переключаться на питание от аккумуляторов.

Динь… Динь… Динь…

«Добросовестностью компьютера и собственным воображением я чуть сам себя не засадил в тюрьму», — подумал он, не переставая душить. Она уже не шевелилась, но он сдавливал ей горло еще не менее минуты, отвернув в сторону свое лицо, стараясь избежать запаха ее дерьма. Как это на нее похоже — оставить на прощание такой мерзкий подарок! Как это на них на всех похоже! Эти бабы! Бабы с их племенными хозяйствами! Не что иное, как поросшие волосами муравейники! И они еще говорят, что все проблемы от мужиков!

6

Он стоял над ее окровавленным, обосранным и, несомненно, мертвым телом, не понимая, что же ему делать дальше, когда с юга отдаленно донесся новый грохот. Не пушечный; но мощный. Что-то взорвалось. Может, наконец-то разбился красавчик-самолетик Чака Томпсона? А что, вполне возможно; в такой день, когда ты собирался кое-кого просто обругать — сделать втык, и не больше, а она довела тебя до того, что ты был вынужден ее убить, — что-нибудь могло случиться.

Завыла полицейская сирена. Джуниор был уверен: это по его душу. Кто-то заглянул через окно и увидел, как он ее душит. Это его побудило к действию. Он бросился через коридор к входным дверям, добрался уже до полотенца, сбитого им с ее головы тем, первым, ударом, и остановился. Они же направляются именно сюда, они так всегда делают. Подъедут прямо под входные двери, яркие вспышки их новых светодиодных мигалок будут лупить стрелами боли по чувствительному мясу его мозга…

Он развернулся и вновь побежал на кухню. Посмотрел вниз, прежде чем переступить тело Энджи, потому что не мог удержаться. В первом классе они с Фрэнком иногда дергали ее за косички, а она показывала им язык и корчила гримасы, скашивая глаза к переносице. Теперь ее глаза вылезли из орбит, словно старинные стеклянные игровые шарики, а рот был заполнен кровью.

«Это сделал я? Неужели на самом деле я?»

Да. Именно он. И даже одного этого беглого взгляда было достаточно, чтобы объяснить почему. Из-за этих ее падлючих зубов. Из-за этих ее страшенных клыков.

К первой, присоединилась вторая сирена, потом третья. Но они отдалялись. Слава Христу, они отдалялись. Они направлялись на юг, туда, откуда долетели звуки бомбовых раскатов.

Не смотря на это, Джуниор не стал медлить. Он, крадучись, преодолел задний двор Маккейнов, сам не осознавая, что тому, кто мог бы его увидеть, он просто в глаза кричит, что в чем-то провинился (никто его не увидел). За рядами помидор Ладонны стоял высокий деревянный забор, а в нем калитка. На ней навесной замок, но он, раскрытый, высев на лутке. За свои детские годы, иногда шатаясь здесь, Джуниор никогда не видел его закрытым.

Он приоткрыл калитку. За ней лежали заросли репейника, через которые проходила тропинка, ведущая к приглушенному бормотанию речушки Престил. Однажды, когда ему было тринадцать, он подсмотрел, как на этой тропинке стояли и целовались Фрэнк и Энджи, она обнимала его за шею, он сжимал рукой ее грудь, и Джуниор понял, что детство почти закончилось.