Остров жизни - Иван Поляков

части это хвост и плоская голова. Выяснит и усвоит многие десятки важных деталей и больше никогда, никогда не повторит ошибок, но сейчас... Сейчас дракон разинул пасть и, неумело ударив крылом, бросился на ближайшего донного тихохода. Столь медлительные и будто спящие, «коровы» по двести, а то и по триста фунтов среагировали сразу.

Мгновение или даже меньше. Трое скрылись под корягами, прочие же просто отплыли, и там и остановились.

Когти увязли в раскисшей древесине. Дракон развернулся. Не в силах остановиться, он израненным животом ударил дно, поднял облако ила, разевая пасть и задирая голову с клыками, с широко раскрытым серебряным глазом.

Ай! Что это было?

В неразберихе один особо наглый малыш чувствительно укусил Его за уязвимую перепонку крыла.

Боль и обида.

Насыщенно-чёрный, маленький сомик с отметиной зубов старшего собрата у короткого спинного плавника. Что ж, очень скоро этот шрам станет не единственным!

Щёлкнули страшные челюсти. Дракон дёрнулся, он изогнул шею, но ствол, в котором увязли когти, пошёл вниз, он соскользнул в яму, утягивая вслед за собою. Махнув плавником перед самой мордой змея, гибкий и смелый, наглый малыш поспешил скрыться в облаке ила.

Чёрный, с пепельным шрамом у плавника. Дракон крепко запомнил его. Он найдёт его! Завтра или чрез год. ДРАКОНЫ НИКОГДА И НИЧЕГО НЕ ЗАБЫВАЮТ!

Рассвет застал зверя на берегу. Алые отблески пошли по воде, когда солнечные лучи упали на яркую, ещё сырую чешую. Желудок остался пуст, но у него ещё были месяцы, которые можно было протянуть, питаясь собственным жиром. Сжираемый собою и уже никуда не спешащий, дракон посветил остаток ночи метаниям у дна. Нижнее веко его чуть дрогнуло, когда, поднявшись над кронами вязов, светило ударило в глаза. Гнев отступил, и лишь теперь змей мог решить для себя, что же там произошло.

Слишком молод и слишком горяч. Ещё не обросшее слоем костей и жира пламя бушевало в его груди, согревая кровь и воспаляя нрав. Вперёд рвалось его тело, и порой это вело к не лучшим последствиям. К выматывающим, пустым результатам. Скрипнули разбросанные у входа в нору камешки. Пока что дракону не оставалось ничего, кроме как вновь скрыться в полутьме.

Пока что.

Глава 3. Упавший дракон.

Корни, вода и камни, изо дня в день в сырой и тихой пещере ничего не менялось. Ни через день, ни через месяц, ни через пару лет. Дракон ждал… ждал… ждал. Вьюга, солнце и дождь, всё это, точно в зеркале, отражалось в его не меняющихся серебряных глазах. Один на один с собственным ледяным и абсолютно неподвижным сознанием. Оно пожирало его. Раз за разом грызя, оценивая точно со стороны каждое движение, своё, врага и их сочетание, за многие и многие столетья. Пусть. Зверь не обращал внимания. «К чему впустую тратить силы, если «теперь» всё одно ничего не изменит», – осознавал он ничуть не менее чётко и холодно.

Дни дракон коротал в пещере, прикрыв второе веко и дыша через приоткрытую пасть, в глухие же часы отправлялся изучать свою новую территорию. Ему всё-таки удалось пообедать той весной. Не на следующий день и не через восъмицу, но, в конце концов, клыки нашли добычу. Между поросшими мхом ломкими ветвями он тогда заметил движение. Это как покалывание где-то под подбородком. Он почуял, но не бросился. Поступи змей таким образом, добыча вновь скользнула бы в щель меж деревом и илом, а разгрести коряжник слишком трудоёмко. Он уже пробовал. Нет, вместо этого дракон медленно приближался, позволяя илу и плохому зрению добычи сделать остальное. Вот он – большой и жирный сом, с уже сошедшими пятнами. Ещё немного, и змей уже может свободно всмотреться в почти слепые, выпученные глаза. Он словно заглядывает в них. Толстая, иссечённая белыми полосками и ещё заметными следами, ославленными ранней весной пиявками шкура на боку. Ещё немного… Пора!

Зверь изворачивается. Резкий удар могучего хвоста проламывает сучья, поднимая ил и мутя воду. Сом рванул в сторону противоположную. Это инстинкт. Столько веков он оттачивался, спасая множество жизней, но вместе с тем въедался всё глубже. Движение — точно в пасть.

Не зная, не осознавая, насколько вёрток противник, дракон вцепился, как мог. Укусил что есть силы, легко проминая живую плоть. Лопнула почка, и в тоже мгновенье разошлась спина. Две половины разорванного тела медленно опустились на зыбкое дно.

Сом без отметины, но сладкий, с лёгким привкусом ила, вкус первой победы до сих пор чувствовался пасти. Какая-то сотня фунтов. Хотя почему какая-то? Даже это значительно в сравнении с пустым желудком.

Крики. Дракон чуть приподнял веко, всматриваясь в лучащееся красками пятно меж корней, камней и комьев земли. Да, за последний год он значительно расширил пещеру.

Берег. Ивы, склонившиеся над водой, цветущий на холмах чабрец, бегущие мальчишки и… дракон.

Зрачки чудовища сузились, но уже спустя мгновение пришло понимание. Не более чем жалкое платяное подобие. Орава тащила нелепость за собой на бечёвке, находя радость в том, что им удалось поднять в воздух хоть что-то. Чувства дракона совершенно иные, но, быть может, окажись на его месте человек, он бы улыбнулся.

Хищные, серебряные глаза закатились, а из глотки вырвалось небольшое белёсое облачко. «Бегайте-бегайте, раз на это способны», – всё так же холодно, отстранённо и вместе с тем уверено подумал зверь. Пока что.

Пока что мальчишки бегать умели. Да ещё как! Особенно Рин, который в этом сложном деле считался непревзойдённым мастером. Сильное, звучное имя для рослого мальчишки с не по возрасту зычным голосом. Он молнией нёсся впереди всех, как будто без малейших усилий, таща за собой сложнейший механизм, об устройстве которого им по секрету рассказал Ланс. Чудеса, и только. Казалось, что там: обычная тряпка, но если её правильно приладить к не слишком тяжёлому каркасу, и она была способна взлететь. Рин был горд, что именно ему доверили чудного змея, и нёсся, не чуя под кожаными башмаками земли. Не многим отставали и девчонки. Та же Зое, даром, что на пять лет младше, бежала третьей, уступая лишь ему да сыну мельника, всегда сытому и здоровому.

Сосна загорелась закатом. Восъмица, две. Рин всё так же бежал первым.

Всякому времени присущи свои нравы, как и в равной степени всякое время похоже на предыдущее. Всё так же главным источником всех хлопот взрослых были дети, а детей — взрослые. Первые ничего не